Гензель - 2 (ЛП)

Я сжимаю челюсть, когда Раз выходит из комнаты. Он смеется.
— Стив, мужик, ты больной придурок!
Стив усмехается.
Я кручу в кармане толстовки свой телефон, когда настает очередь Болли и Дэвиса. Стив протягивает мне заранее нож, и в это же время я слышу, как начинает ругаться и кричать Хэм. Мое сердце бьется, как сумасшедшее, я даже думаю, что могу умереть, не сходя с этого места, когда Стив входит внутрь, перезаряжает пистолет и взводит курок, чуть позже Стив и Хэм выходят вместе.
На их щеках размазано что-то темное. И я понимаю без лишних вопросов — это кровь.
Стив подходит ко мне со спины, похлопав мне по плечу.
— Поднимайся. Это будет чертовски странно, — говорит он низким, мрачным голосом. — Потому что я уже покончил с ней. Сука порезала Хэма здесь, — он указывает своим большим пальцем на высокого, с красной головой, в подтяжках, светящихся в тусклом свете. Хэм поднимает руку, затем пожимает плечами.
— Так что иди, — говорит Стивен.
Другие парни смеются, и я уверен, это потому что она уже мертва.
Я не трахаю мертвых женщин. Это мать вашу ужасно. К черту это. Я просто притворюсь. По крайней мере, я не должен убивать ее.
Все толпятся вокруг меня, когда я открываю дверь. Стивен ухмыляется так же, как и остальные.
Я делаю шаг внутрь, и звучит голос Стивена:
— Помни, что она просила об этом, — говорит он. — Пришла к папочке, угрожая, угрожая мне как маленькой сучке, а я лидер. Видишь? Ты увидишь, мужик. Ты увидишь.
Его голос становится громче, когда он позади меня протискивается в комнату. Над моей головой вспыхивает свет.
Я помню, как был удивлен, что на складе есть электричество. Я помню, как заметил, что они все вошли за мной, когда я шагнул немного ближе к куче в углу, возле ржавой раковины.
Я помню, как носился вокруг и резал их, кричал, дрался, ломал кости. Я сошел с ума. Стив использовал все свои патроны, подстрелив Хэма и убив Болли. Я ударил Стива ножом в грудь, когда сирены с большим опозданием начали выть.
Примитивная схема. Возможно, это сделал Дэвис, эта чертова киска. Свалить преступление на того, кто все еще стоит.
Но я не стоял. Я лежал рядом с ней и резал свое запястье.
***
— Гензель!? Гензель!?! Какого черта?
Мои глаза приоткрываются, и я вижу над собой лицо Леа.
— Гензель? — ее маленькая рука держит мое лицо за скулу, когда я вижу ее красивое лицо полностью. — Ты в порядке?
Я моргаю несколько раз, понимая, что я на спине и тяжело дышу.
Бл*дь.
Я поднимаюсь, но все мои эмоции на лице. Меня все еще чертовски сильно трясет. Я смотрю на свои запястья, почти ожидая увидеть на них кровь.
— Дерьмо, Гензель. Ты напугал меня. Ты как будто... не дышал и, Боже, — она подползает ближе. — Ты в порядке?
Я закрываю лицо рукой и отворачиваюсь.
— Гензель?
Я сжимаю зубы. Свесив ноги с края кровати и, не поворачиваясь к ней, я раздраженно говорю:
— Откуда ты знаешь, что мое имя Гензель?
Я чувствую, что мой мир разлетается на осколки, когда тяну себя за волосы.
— Я Леа, Гензель. Леа. Ты не помнишь, что видел меня прошлой ночью? — говорит она, но я не могу справиться с этим. Усилием воли, придя в себя, я говорю первое, что приходит мне в голову:
— Ты должна уйти. Ты не должна быть здесь.
Спрыгнув с кровати, она становится передо мной. Сбросив маску, не скрывая демонстрирует эмоции, застывшие на ее идеальном лице. Сейчас — это злость.
— Не говори мне, что я должна и не должна делать! Ты не делаешь выбор за меня. Я хочу быть здесь. Боже, Гензель, или как ты хочешь, чтобы тебя называли, я буду называть тебя, как бы ты ни захотел, но я хочу быть здесь. Я хочу остаться здесь. Что происходит с тобой? Что это было только что? Пожалуйста, Гензель... поговори со мной.
— Люк, — шепчу я, оцепенело. — Я Люк.
Я встаю с кровати и пересекаю комнату. Скрестив руки перед собой, словно это щит от ее голубых глаз.
— Леа, ты должна уйти, — я качаю головой, пытаясь подобрать слова, которые мне нужны, но в мыслях все перемешалось. — Уходи. Ошибка, — скрежещу я. — Я совершил ошибку, думая, что мы можем... — я делаю знак рукой, указываю от себя на нее, не в силах сконцентрироваться, словно в голове туман.
Ее голубые глаза скользят по моему лицу. Она отрицательно качает головой.
— Ты не избавишься от меня так легко. Гензель–Эдгар–Люк, кто бы ты ни был, ты знаешь, как долго я искала тебя? — ее голос дрожит, когда она качает головой. — Как долго я хотела тебя?
— Это не имеет значения, — рычу я. — Ты знаешь почему?
Она качает головой, ее глаза такие откровенные и невинные, и ярость нарастает во мне за то, что делаю сейчас, и за все то время, что я был без нее.
— Потому что человек, которого ты знала, был просто... гребаный призрак! Ты была маленькой девочкой, чертовски потерянной девочкой, и я пытался помочь тебе. Это все, что было.
Она смотрит на меня, затем усмехается:
— Это не все… — ее глаза вспыхивают. — Я видела шоу, что ты делал прошлой ночью, один с двумя девушками. Я была там с моими сестрами, и видела тебя. Ты был в моей комнате, — ее голос надламывается, но она продолжает говорить. — Все это место, — она обводит рукой вокруг. — Это дом Матери. Не эта комната, а зона снаружи. Ты построил храм в этом месте, и ты сказал мне сегодня, что называешь всех своих женщин Леа, — она слегка качает головой, грустно смеясь. — Я удивлена, что ты такой трус.
Я тоже смеюсь. Я представления не имею, как это получается.
Я выставляю вперед руки, отступая на один маленький шаг назад.
— Делай, что хочешь, Леа, но я сейчас ухожу. Я не хочу говорить с тобой. Мне жаль, — теперь моя очередь балансировать на грани. Я сжимаю челюсти, пока мой голос не приобретает нужную мне жесткость. — Это была ошибка. Большая ошибка. Полностью моя. Но я совершаю такое дерьмо. У меня сейчас другая жизнь. И да, это правда — я хочу тебя, Леа, но это не сработает.
Ее глаза блестят. Слезы начинают капать на ее щечки.
— Я глупая, — говорит она.
Я сжимаю челюсть почти до хруста. Я не опровергаю ее слова. Не тогда, когда мне нужно, чтобы она ушла.
Она шмыгает носом.
— Я не должна так расстраиваться, потому что знаю, что ты говоришь, то, что думаешь. Я могу сказать. Я сожалею, что плачу. Я обычно не такая... слабая. Но послушай меня, выслушай меня. Я не уйду, пока не поговорю с тобой. По-настоящему поговорю, когда мы оба без масок.
Картинки той ночи танцуют в моей голове, мой желудок делает сальто.
Я пытаюсь сказать, но мое горло такое сухое, что я откашливаюсь, прежде чем говорю.
— Я не говорю о моем прошлом, ни сейчас, никогда. Если это то, для чего ты здесь, ты должна уйти.
Она сильно трясет головой, и я не могу смотреть ей в лицо. Спокойное, как будто она уверенна, что, в конце концов, доберется до меня. Как будто она знает наверняка, что я сломаюсь и расскажу ей все, что она хочет знать. Это ложная надежда, потому что этого никогда не случится. Я не могу. Я не могу говорить о моем дерьме с кем-либо, особенно с человеком, который неумышленно стал свидетелем всего этого. Каждый раз, когда Мать…
Я обхожу ее, двигаясь быстро, решительно.
— Я ухожу, — говорю я, проходя мимо нее. — Эксперимент "Леа" завершен.
Но ничего не заканчивается, потому что, когда я иду в гостиную и начинаю одеваться, она уже рядом со мной.
— Я собираюсь с тобой. Давай, Люк. Это твое настоящее имя? Прошлой ночью ты сказал.
— Я сказал?
— Ты же не думаешь на самом деле, что я прошла через все это, чтобы уйти сейчас, верно? — она хватает меня за плечи, но когда я намеренно продолжаю смотреть в пустоту комнаты, она хватает мой подбородок. — Смотри на меня, — она опускает мое лицо так, что моему взгляду некуда деться, кроме как смотреть прямо на нее.
— Ты заставил меня причинить тебе боль, и я сделала это, потому что заботилась о тебе. Я до сих пор делаю это, и думаю, что ты тоже заботишься обо мне.