Тайна «каменного кольца»
— Нелегко им будет найти учителей, — заметил Леня.
Настя согласилась: да, нелегко. И вдруг странным голосом сказала:
— Люблю огонь. Он сжигает все нечистое. Правда?
Леня собирался что-то ответить, но во дворе послышался тихий свист. Настя поднялась.
— Пойду, — бросила она.
— Подожди! Посмотрим, какой соловей свистит.
Леня отстранил девушку и вышел. Настя замерла на пороге, стиснув руки. Таня наблюдала за ней из темного угла. Казалось, тень больших событий легла на тесный сарай.
Брат вернулся скоро.
— Просят тебя, Тань-цзу! — сказал он. — Пробрал я твоего соловья за свист в чужом дворе. Еще хорошо, что Хеслен уехал.
Настя вздохнула с заметным облегчением. Таня шагнула за дверь и увидела Шурика. Тот быстро сунул ей в руки сверток.
— Помнишь, обещал геометрию? Возьми!
— Что ж так поздно? Зайди погрейся!
Но Шурик исчез так же внезапно, как появился. Таня, недоумевая, пожала плечами. Идти вечером с другого конца города ради геометрии?
Возвращаясь, Таня столкнулась с братом и Настей.
— Пойду провожу, — шепнул Леня. — Возможно, задержусь.
...Утром, накинув старенькое пальто, Таня пошла в аптеку за лекарством для дедушки. Частную аптеку держал знакомый провизор, он отпускал девочке капли по старому рецепту врача.
Таня шла мимо опустевшего павильона с выбитыми стеклами, где раньше курортники играли в шахматы, читали газеты. Ветер трепал обрывки старого плаката, на котором еще можно было разобрать слова:
«Прогулки на катере — лучший отдых. Билеты за углом».
Рядом с плакатом белел квадратик бумаги. Таня присмотрелась к нему. На кусочке картона тушью четко написано:
«ТОВАРИЩИ!
Севастополь героически держится. Второй штурм отбит. Советская Армия разгромила гитлеровцев под Москвой. Такая участь ждет врага везде. Победа будет за нами!»
Не первый раз видела девочка такие листовки. Они обычно появлялись вместе с отпечатанными на машинке свежими сводками Совинформбюро.
Вчера вечером этой бумаги здесь не было — Таня помнила отлично. Она в раздумье стояла возле плаката. Вдруг сзади раздался голос брата:
— Что ты здесь делаешь?
— Леня! — Девочка обрадованно повернулась. — Где ты пропадал всю ночь? Я читала...
— Тсс! — Леня сжал руку сестры и громко, возбужденно заговорил: — Наша команда выиграла со счетом 3 : 0. Дали-таки сухую! Ребята с Пушкинской не футболисты, а одно недоразумение.
Таня ничего не понимала. Какая команда? Какие футболисты?
Леня продолжал:
— Я тебе все расскажу. Потеха, да и только! Они так переживали! — А сам незаметно тянул девочку домой.
Мимо прошел патруль. Толстый ефрейтор угрюмо покосился на подростков, но они уже стояли возле своей калитки.
Войдя во двор, Леня другим тоном спросил:
— Ян дома?
Таня покачала головой.
— Ушел на рассвете к нашей пещере за хворостом.
— Ладно — может, еще придет. Время у меня считанное.
В сарае он снял куртку, натянул полушубок с продранными локтями. Попросил сестру:
— Затопи, Танюша, печку.
Таня поднесла спичку к заранее заготовленным сухим щепочкам, поставила воду в старом чайнике.
Леня присел возле печки на корточки, сунул в огонь сверток бумаг, вынутый из кармана.
Лицо его было задумчиво и печально. Таня молча наблюдала за ним.
Прошло несколько минут. Леня поднялся.
— Посмотрю, не идет ли Ян.
Он вышел во двор. Таня взяла веник, подмела мусор. Скомканная бумага с обгорелым краем привлекла ее внимание. Девочка развернула комок, расправила край. Перед ней была та же листовка, что и на стене в павильоне. Так вот что!..
— Таня! — Голос дедушки звучал еле слышно. — Налей кипятку, озяб я.
Оставив находку на полу, Таня налила Захару Игнатьевичу отвар шиповника, заменявший чай, поправила подушку. Дедушка снова закрыл глаза.
— Снилось, письмо Борис прислал. Это ты с кем говорила? — пробормотал он.
Тане не пришлось отвечать. Брат вошел со двора и плотно прикрыл за собой двери. Он казался бледней обычного.
— Яна пока нет, — Леня сел возле Тани на ящик. — А мне уходить надо.
— Из-за этого? — Таня указала на полуобгоревшую листовку.
Леня кивнул.
— Сожги ее немедленно, Тань-цзу! Я чуть не попался. Сейчас за забором снова видел патруля. Ищут тех, кто расклеивал ночью листовки.
— Ты и Настя? — невольно вырвалось у Тани.
Леня ничего не ответил, но по взгляду его Таня поняла: да.
— Могут прийти за мной, — продолжал Леня. — Будут спрашивать, скажете — вещи пошел менять. Куда — не знаете. Понятно?
Захар Игнатьевич вдруг приподнялся на постели.
— Ты что это, Леонид? — спросил он совсем прежним голосом. — Куда собрался?
— Надо, дедушка. — Леня подошел к кровати, стиснул руку старика. — Верь мне, надо! Смогу — пришлю весточку.
Минуту оба они смотрели в глаза друг другу. Тане в этот момент показалось, что Леня стал совсем взрослым, будто и не шестнадцать дет ему. И что дедушка давно все знал о внуке, о его делах...
Старик с тяжелым вздохом откинулся на подушки. Дрогнувшим голосом сказал:
— Что ж, если надо, иди!
Таня опустила голову. Ей было страшно расставаться с братом. Но какое-то новое чувство гордости за таких, как Леня, как Настя, в то же время пробудилось в ней. «Отстаивайте же Севастополь!» Их маленький город был ведь тоже частью родной земли, которую отстаивали советские люди.
Леня вскинул на плечи вещевой мешок, обнял сестру.
— Яну тоже скажешь, что ушел менять вещи. Береги дедушку!
Дверь за братом закрылась. Таня сморгнула слезы, взглянула на дедушку. Захар Игнатьевич лежал спокойный и строгий.
Поздно вечером вернулся Ян. Молча выслушал рассказ Тани. (О листовках она не сказала ни слова.)
Так же молча Ян вышел во двор рубить хворост, принялся готовить ужин. Таня удивилась и обиделась. Неужели ему неинтересны подробности?
За последнее время мальчик вообще стал странно молчаливым, а после ухода Лени совсем замкнулся. Теперь он не ходил в лес, больше возился во дворе, учил Каро новым трюкам. Маша с любопытством глядела на обучение собаки из окна своей комнаты.
Как-то Ян и Каро ушли на прогулку. Наступил вечер, а их все не было. Таня вышла к калитке, и здесь ее встретила торжествующая Маша.
— Ты все маму ругаешь, — затараторила она. — Даже печенья нашего не берешь. А мама что — просто служащая! Зато Ян теперь в артисты попал. Его все главные немцы знают. И Каро с ним. Вот!
— Что ты такое мелешь? — холодея, опросила Таня.
— И ничуть не мелю. Ян был у коменданта. А я тоже с мамой была и все видела. Знаешь, кто новый комендант? Укротитель тигров, Отто Берген. Мама про Яна все узнала. Струсил твой поляк. Не вернется, не жди!
Таня не верила. Не мог Ян примириться с ненавистным ему Отто! И потом разве Ян, ее друг, ушел бы из дому без всяких объяснений, не сказав ни слова дедушке, который так много сделал для него?
Девочка не ложилась спать. Но Ян так и не пришел. Не вернулся он и на следующий день...
На этот раз Маша не выдумала ЧП, она действительно сказала чистую правду.
В то утро Ян подошел к комендатуре раньше Клавдии Матвеевны. Часовой сурово окликнул его:
— Хальт! Куда с собакой?
Ян по-немецки объяснил, что хочет видеть господина коменданта, что тот знает собаку. Мальчик улыбался.
— Каро, служи!
Пес поднялся на задние лапы. На часового это не произвело впечатления.
— Нихт! Подождешь на дворе. Господин комендант скоро выйдет.
Яна это устраивало. Лучше ждать здесь, чем в помещении. Кто знает, как поведет себя Отто? На дворе, в присутствии посторонних, он, вероятно, будет сдержанней.
Подросток сел поодаль на скамейку, не спуская глаз со входной двери.
Комендатура теперь помещалась в частном особняке, рядом с кино, в самом центре курортного городка. Ян заметил усиленную охрану: солдаты зорко следили за всеми входящими в здание, проверяли их документы.