Часы

"Ну, - думает Петька, - все равно. Наплевать. Просижу как-нибудь до вечера... Не помру. А вечером, базар отторгует, - выпустят". 
Вечером-то выпустят, знает Петька, - не впервой. Было дело. Только до вечера еще ух сколько ждать! Еще солнце по небу гуляет, разгуливает. 
Поглядел он в последний раз на часики и спрятал их в драный карман. Карман узелком завязал для верности, сердце успокоил. 
А за переборкой окончились крики и стуки, щелкнул замок, и не успел Петька глазом моргнуть - отворяется в его камеру дверь, входит молоденький милиционер, черненький такой, кучерявый и говорит: 
- А ну, выметайся, шпана! 
Ужасно обрадовался Петька. Испугался даже. Вскочил, подтянул портчонки и быстро вышел из камеры. Кучерявый за ним. 
- Шагай, - говорит, - шпана, до начальника. 
- Ладно... 
Идет Петька к начальнику. Сидит начальник за зеленым столом, держит бумажку в руках и бумажкой играет. Гимнастерка на нем расстегнута, шея красная, и от шеи пар идет. Курит начальник и дым в потолок пускает кольчиками. 
- Здорово, - говорит, - маленький вор. 
- Здорово, - отвечает Петька. 
Смирный такой стоит. Скромный. Улыбается и безвредно на начальника смотрит. А начальник кольчики пускает и в бумажку поглядывает. 
- Скажи, - говорит, - гражданин хороший, какого ты года рождения? 
- Года рождения не знаю, - отвечает Петька, - а годов мне одиннадцать. 
- Ну, а который, скажи, пожалуйста, раз ты у меня в пикете гостишь? Седьмой, кажись? 
- Нет, - отвечает Петька. - Кажись, пятый только. 
- А не врешь? 
- Может, и вру... Не знаю. Вам видней. 
Спорить не хочет Петька. С начальником спорить - гиблое дело. Ладно. Седьмой, так седьмой. Черт с ним. 
"Волынки, - думает, - меньше, если не спорить. Отпустит скорей". 
А начальник бумажку на стол положил, рукой прихлопнул и говорит: 
- Резолюция моя, - говорит, - такова: ввиду твоей малолетней несознательности отослать тебя на предмет воспитания в дефективный приют. Понял? 
Охнул Петька. Закачался. Обомлел. Оглоушили Петьку начальниковы слова, словно кирпичом по башке стукнули. Не ожидал он таких слов. Совсем не ожидал. 
Очухался, однако ж, голову поднял и говорит: 
- Ладно, - говорит. - Что ж... 
- Согласен? - спрашивает начальник. Смеется, будто не понимает, до чего тяжело Петьке и грустно. До чего не смешно. До чего плакать хочется. 
Ай, Петя, Петя, не везет тебе, Петя Валет! 
А тут еще хуже. Тут совсем уж крышка. Гибнет Петька. 
Подзывает начальник кучерявого милиционера и наказывает ему обыскать Петьку с головы до ног. 
- Обыщи его, - говорит, - с головы до ног, нет ли при нем оружия или в крайнем случае ценных предметов. Обыщи формально. 
Шагает кучерявый на Петьку, у Петьки сердце замирает, ноги у Петьки дрожат, как студень. 
"Прощай, - думает Петька, - ценный предмет!" 
Но, на Петькино счастье, кучерявый дурак попался. Брезглив. Посмотрел он на Петьку и говорит: 
- Ей-богу, - говорит, - товарищ начальник, тошно к такой шпане руками прикасаться. Освободите, сделайте милость... Я сегодня в бане парился: Белье сменил. Да и что в нем, по существу, есть? Вошь в кармане, блоха на аркане... Не больше. 
Петька последние силы собрал, усмехнулся печально, глазом мигнул. 
"Верно, дескать. Угадали". 
А сам думает: 
"Ничего себе блоха. Блоха, - думает, - что надо!" 
И незаметно пальцем одним карман щупает, а в кармане трепыхается что-то, стучит не шибко, будто сердце в кармане лежит или рыба живая. Часики в кармане лежат. 
Ну, а начальник милиционера пожалел или, может быть, ему скучно стало, только махнул он рукой и говорит: 
- Ладно, - говорит, - можно отставить. Можно, - говорит, - без обыска обойтись. Неважно. 
Написал чего-то в бумажке, печатью пришлепнул и кучерявому бумажку протянул. 
- Вот тебе, - говорит, - товарищ дорогой, квитанция. Пойдешь с этой квитанцией до Введенской улицы и сдашь оного шкета в приют Клары Цеткин{302}. Под расписку. 
Встал начальник, зевнул и из комнаты вышел. 
С Петькой начальник попрощаться забыл. 
А кучерявый сунул квитанцию в папку, вздохнул и наган к животу привесил. Еще раз вздохнул и картуз надел. 
- Ну, - говорит, - шпана несчастная, поехали! 
Подтянул Петька портчонки, - поехал! 
Идут они прямо через базар, через самую давку. Базар шумит, конечно... Люди разные ходят, покрикивают. Смеются люди, ругаются, песни поют. Где-то баян гудит. Гуси какие-то стонут. Шумно. Только Петька шума не слышит. У Петьки план на уме. 
"Смыться, - думает Петька, - необходимо". 
Бежит он собачьей рысью через базар, распихивает торговцев и неторговцев, шманает глазами по сторонам и все думает, все размышляет: 
"Необходимо смыться... Формально необходимо". 
Только где же тут смоешься, когда кучерявый сзади словно хвост прицепился. Не отстает кучерявый, пыхтит самосильно и Петьку из виду не выпускает. 
Вот и базар миновали. А Петька не смылся. 
Расстроился Петька. Голову свесил и мельче шагать стал. 
И вот кучерявый Петьку нагнал. 
Качается кучерявый, стонет. 
- Ой, - говорит, - замотал ты меня, шпана. Ну разве можно так бегать? Ну не могу я так бегать, у меня почки слабые. 
Молчит Петька, не отвечает. Очень ему интересно, какие у милиционера почки! Не до почек Петьке. Взгрустнулось что-то. Идет себе Петька, голову свесил. 
А кучерявый отдышался кое-как, шаг подравнял и вдруг спрашивает: 
- А скажи по совести, шпана: хотел ты сигануть от меня на базаре? 
Вздрогнул Петька, голову поднял. 
- Что такое, - спрашивает, - сигануть? Я даже и слов таких не понимаю. 
- Брось ты... Оставь... Замечательно понимаешь. Хотел небось убежать? 
- Убежать?! 
Рассмеялся Петька. 
- Ошибаетесь, - говорит. - Бегать мне, - говорит, - смысла нет. Силом заставите - и то не побегу... 
- Да неужели? - удивился кучерявый. - Неужели, - говорит, - не побежишь? 
Остановился вдруг, огляделся, бровь почесал и вдруг папкой своей махнул: 
- А ну беги!.. 
Дернуло Петьку. Прямо-таки дернуло. Словно коленкой его кто-то сзади пихнул, - задрожал весь. Бежать уж собрался и вдруг поглядел: смеется кучерявый. 
"Ага, - думает, - на пушку ловишь? Ну, нет, брат... Знаем мы эти фольтики. Не поймаешь!"