Болатбек

— Дядя Егор, — сказал он, — а правда, вы настоящего черта видели?
Егор Сергеев действительно, не один раз говорил всем, кому придется, что на бахчу возле тока частенько приходит нечистая сила. И, надо сказать, многие ему верили. Во всяком случае, особых охотников наведываться ночью на бахчу и на ток не находилось.
Старик ухмыльнулся в бороду и неторопливо стал рассказывать.
— А чего… правда… Я много раз шайтана видел. Вот как вас сейчас… — Он говорил, а сам продолжал отбирать дыни: каждую из них тщательно рассматривал, взвешивал в ладонях, сдавливал и откладывал в сторону. — Откуда ни возьмись, появляется, значит, черная кошка и бежит прямо сюда, на бахчу… На задних лапах бежит. А в передних фонарь держит…
— Ой! — выкрикнул Кадыркул. — Какой фонарь?
— Обыкновенный, жестяной. Вот как этот… — Старик показал на старый обшарпанный фонарь, стоявший под навесом. — Та кошка и есть шайтан. Кто ее увидит, сразу уродом становится — косым и кривобоким. На всю жизнь.
Кадыркул снова ойкнул и закрыл лицо руками.
— А как же вы, дядя Егор? — спросил Болатбек.
— Что я?
— Вы же не косой и не кривобокий пока. А говорите, шайтана видели.
— Да ведь так только с чужими бывает — кто приходит дыни таскать. А не с теми, кто стережет.
Как хотелось Болатбеку спросить, а что бывает с теми, кто зерно ворует. Но вовремя вспомнил наказ дяди Мусирали помалкивать. И все-таки промолчать совсем он не мог и сказал, глядя невинными глазами на деда Егора:
— Значит, вы вместе с шайтаном работаете? Он вам сторожить помогает?
— Как не стыдно, — покачал головой тот, — над стариком смеяться. А еще пионер…
Голос у Егора был по-прежнему спокоен и ласков, и Кадыркул неодобрительно посмотрел на Болатбека — зачем он так говорит со старшим, но если бы мальчики могли проникнуть в мысли старика, им стало бы не на шутку страшно: столько злобы и ненависти было там, такая готовность уничтожить дерзкого, непочтительного мальчишку и всех, кто стоит за ним и сует нос не в свои дела!..
Ладно, идите, — сказал Егор. — Мне работать надо. Не до вас сейчас.
Хотите, мы поможем? — спросил Кадыркул.
— Обойдусь, — уже не скрывая неприязни, пробормотал старик.
…После не совсем удачной беседы с Егором Сергеевым Болатбек и Кадыркул не оставили все же своего намерения стать разведчиками и следопытами. Они, правда, сами толком не знали, что должны делать, но их как магнитом тянуло к невзрачному жилищу сторожа.
Однажды — это было вечером, когда Кадыркулу разрешили попозже вернуться в детдом, — мальчики снова бродили неподалеку от землянки Сергеева.
— Интересно узнать, куда он свои сокровища прячет? — сказал Кадыркул.
— Какие сокровища? — не понял Болатбек. — Что ты все о сокровищах говоришь?
— А как же? Если вор, значит, сокровища должны быть. Разве нет?.. В сундуке… Или в земле под деревом… У моего дяди в сундуке серебряная сбруя лежит! Ух, какая! Я видел. Миллион рублей, наверно, стоит.
— Таких сбруй не бывает, — сказал Болатбек. — А насчет сокровищ…
В это время дверь землянки неслышно распахнулась, и на пороге показалась небольшая фигурка.
— Смотри, это Аня, — шепнул Кадыркул.
Девочка постояла у дверей, словно прислушиваясь, потом крадучись двинулась к дороге. В руках у нее был небольшой узел.
— Куда она? — прошептал Болатбек. — Давай узнаем…
Некоторое время мальчики неслышно шли за ней; потом Болатбек не выдержал и окликнул:
— Аня! Ты куда?
Даже в темноте было видно, как девочка вздрогнула.
— Кто там?
— Не бойся, это мы.
Кадыркул подошел к ней совсем близко.
— Это мы, — повторил он. — Кадыркул и Болатбек. Видишь?
— Куда ты собралась ночью? — снова спросил Болатбек.
— Я ушла, — сказала Аня. — Насовсем. Больше домой не вернусь.
— Из-за чего ты удрала?
— Из-за вас.
— А мы при чем?
— При том… Деда вызывали, про зерно спрашивали. Сказали, нашли мешки в стогу.
— Ну и что?
— Он от всего отказался, а вернулся домой, говорит, я на него наговорила, выдать захотела… Извести… Бить стал… Убил бы, если бабушка не вступилась бы… Не могу я там жить… Не буду… Не вернусь… Раз он такой…
Аня говорила каким-то на удивление твердым голосом, почти как взрослая, словно обстоятельно все обдумала и приняла уже окончательное решение.
Так оно, наверное, и было: ей давно стало невмоготу находиться под одной крышей с жестоким, жадным дедом, который жил двойной жизнью — днем был труженик, как все, а ночью — преступник и враг.
— Куда же ты пойдешь? — спросил Болатбек.
— Не знаю… Куда-нибудь.
— Хочешь к нам? У меня сестра добрая. Хотя покричать и любит.
— Зачем к вам? — сказал Кадыркул. — Дед Егор придет и отнимет. Пусть лучше к нам, в детдом идет. Наш заведующий никому тебя не отдаст…
Так Аня Хохлина начала свою новую жизнь в детском доме. И как бабушка ни умоляла, как дед ни настаивал, обратно она уже не вернулась.
Не все взрослые в ауле одобряли и понимали ее поступок, не все ей до конца верили. Многие считали, что она взбалмошная, сумасбродная девчонка, сама не знает, чего хочет, не почитает старших — в казахской, семье такого никогда бы не допустили… Но людям ведь свойственно часто судить о том, о чем они мало знают… Да и не могли они знать об ужасной жизни Ани, о которой она, захлебываясь от слез, рассказывала заведующему детдомом. Не знали и про то, как скучала она по бабушке, как жалела ее, как хотела, чтоб они всегда жили вместе… Но что она могла поделать?..
  
15
 
— …Давай придумаем что-нибудь!
— Что?
— Ну… не знаю… Посмешней… Чтобы напугать его как следует. И за Аню отплатим.
— Чем ты его напугаешь?
— Он про чертей рассказывал, помнишь? Давай ему черта настоящего покажем.
— Не надо черта!
— А я в них не верю. Неужели ты веришь?.. Сделаем знаешь как?
И Болатбек зашептал на ухо Кадыркулу…
В течение нескольких дней после этого в ауле то и дело раздавались кошачьи вопли, а Болатбек с Кадыркулом ходили с исцарапанными руками и лицами.
Но все-таки с превеликим трудом удалось им поймать в конце концов трех полуодичавших котов и запихнуть в специально сделанный дощатый решетчатый ящик. Ящик смастерил Кадыркул у себя в столярном кружке детдома. Кадыркулу поэтому и выпала роль «кошачьего начальника». Другую часть операции взял на себя Болатбек. Он заведовал, так сказать, осветительно-шумовым оформлением: достал фонарь, разыскал лист железа…
…Егор Сергеев уложил последнюю дыню на телегу и тихо сказал вознице:
— Ну, трогай…
Тот дернул вожжи, телега медленно двинулась. Но не успела она отъехать с десяток шагов, как сзади раздался такой страшный шум, а потом крик, что лошадь рванула и понесла, дыни посыпались на землю.
В ночном мраке Сергеев увидел вдруг мелькание света, услышал какой-то неописуемый скрежет, мяуканье — и мимо него шмыгнул один… нет, два… а может, целых десять котов!
— Дьявол!.. Черт!.. Чур меня! — закричал Егор. — Караул!.. — И бросился сломя голову бежать сам не зная куда.
…Наутро Егор Сергеев стоял в тесной комнате правления колхоза у стола председателя.
Он уже пришел в себя после ночного испуга и сообразил, что нечистой силой тут и не пахло и кто-то просто подшутил над ним… «Но кто, будь они трижды прокляты?!» И Сергеев решил все это ночное происшествие повернуть себе на пользу.
— …Я старый человек, товарищ Кикимов, — прикладывая руку к сердцу, говорил он председателю, — я так больше не могу… Всегда уверял, что на току и на бахче нечисто, а сегодня ночью сам увидел… Собственными глазами… Огненную черную кошку… Вот вы мне не верили…
— Вы и раньше ее видели, Егор Григорьевич, сказал Мусирали Кикимов. — Что ж теперь так разволновались?
— Раньше издалека, а нынче прямо рядом… Как вас… И дыни по дороге разбросаны… Теперь мне понятно, куда добро пропадает… Все на меня валили… Не я это делал, не я!.. Твердил и буду твердить. Ведь доказать-то не можете… А девчонка… не верьте ей… Мало что взбредет… Мы со старухой и так уж переживаем… А что под стогом мешки нашли… ну, ни сном ни духом, поверьте… Сам не знаю откуда… Точно, нечистая это сила… Больше некому…