Болатбек

— …Ушел, окаянный, — говорила бабушка Аккыз. Ну, и слава Аллаху… Иншалла…
Однажды утром Тлеукул прискакал к стойбищу, когда только еще взошло солнце. Не слезая с коня, он крикнул:
— Выйди, аксакал, прошу тебя! Сказать хочу…
Отставив в сторону пиалу, Абишбай вышел наружу.
— Заходи, сосед, гостем будешь… Чаю нальем.
— Спасибо, не до чая. Беда, аксакал! Собирайся быстрей!
Голос у Тлеукула дрожал.
— Что? Что случилось?
— Буланого убили.
— Аллах всемогущий! Пусть покроются язвами руки, сделавшие это!.. Где?..
— Там, в ущелье, недалеко. — Тлеукул показал рукой.
Он повернул коня, подъехал к своей юрте, не сходя с седла, напился воды, схватил курук — длинный шест с петлей на конце, им табунщики ловят лошадей — и поскакал по направлению к ущелью.
— …Пусть разбойника покарает хлеб, которым его угощали… Такого коня… — бормотал Абишбай, глядя вслед Тлеукулу. — Сегодняшний день еще не кончился… Какие беды несет он?..
Видно было, старик потерял голову от этого известия. Немного погодя он пришел в себя, отвязал лошадь, на которой ночью объезжал табун, кряхтя, взобрался в седло.
Из юрты вышел, потягиваясь, Болатбек.
— Ата, куда ты?.. Что же ружье не берешь? Подать тебе?.. И я с тобой, ладно?
Но Абишбай не слышал его. Взмахнув камчой, он направил коня в ущелье. Болатбек схватил двустволку и кинулся догонять деда.
Бежать ему пришлось не очень долго. На другом берегу, там, где река делает поворот у самого входа в лощину, увидел он Тлеукула и Абишбая. Они уже спешились и стояли возле огромного валуна, у которого лежал мертвый конь… Да ведь это буланый!
Болатбек, тяжело дыша от быстрого бега, приблизился к ним. Неужели это его любимец, самый красивый конь во всем табуне?! Живот распорот, примятая трава вся забрызгана кровью.
Болатбек с трудом сдерживал слезы.
— Еще не остыл. Совсем недавно убили, — сказал Тлеукул.
Абишбай стоял молча.
— Зачем его?.. — еле выговорил Болатбек. — В чем буланый виноват? Что он им сделал?
— Собака Жексен, — проговорил старик и, опустив голову, помолчал. Потом добавил: — После того разговора нашего с бандитом, после его угроз стал я надевать на буланого колодки на ночь..; Да, видно, зря. Не сумел бандит их сбить, вот и загубил коня… Пусть Аллах покарает убийцу!
— Я уже проверил, — тихо сказал Тлеукул, — все остальные кони на месте, аксакал. Гнедого только не видно.
— Его не уведут! — крикнул Болатбек. — Он чужих никогда не подпустит. Я знаю.
— Значит, сам прискачет, — сказал Тлеукул. — Если жив и на свободе.
— С гнедым чужаку не справиться, — подтвердил Абишбай. — Ни за что не поддастся. С норовом конь. Болат правильно сказал.
Можно я пойду поищу? — спросил Болатбек и поправил на плече тяжелое ружье деда.
— Погодите, — сказал вдруг Тлеукул.
Он повернул голову, прислушался. Из глубины лощины доносился дружный вороний крик. Он разрастался, становился все отчетливей, громче, все больше небольших черных точек появлялось и кружилось в небе. Среди них Болатбек увидел и две точки покрупнее — медленно и плавно они спускались в лощину. Это были стервятники — грифы.
— Туда… идемте туда, — сказал Абишбай и, не оглядываясь, первым зашагал между камнями в глубь лощины.
За ним захромал Тлеукул. Болатбек обогнал их и пошел вперед.
Стая ворон с шумом поднялась в воздух при их приближении, потом неторопливо и неохотно, лениво взмахивая крыльями, взлетели грифы.
Так вот почему в лощину слетались птицы! Здесь был их пиршественный стол. Гнедой — самый сильный, самый непокорный конь в табуне, лежал, далеко вытянув вперед шею, как будто упал на полном скаку.
— Застрелили! Его застрелили! — закричал Болатбек. — Сюда попала пуля, видите?
— Нет, он не человек, — почти беззвучно сказал дед Абишбай. — Не казах… Даже зверь не убивает просто так, по злобе… Подлая душа! Не мог поймать коня и застрелил его. Такого не бывало в наших юртах…
— Надо опять спуститься в аул! — крикнул Тлеукул. — Милицию вызвать.
— Поздно, — угрюмо сказал Абишбай. — После такого дела он не останется здесь. Уйдет через горы.
— Ты прав, аксакал. Сделал свое грязное дело и ушел.
— Все равно поймаем его! — голос Болатбека прерывался от плача. — Шакал! Шакал!..
Слезы лились по его лицу, и он не утирал их.
  
6
 
Каражан ехал верхом по зеленому склону джейляу. Под ним был вороной конь с белой звездочкой на лбу, и Каражан уверенно и красиво сидел в седле, глубоко вдев ноги в стремена.
Болатбек, пришедший к роднику за водой, долго смотрел вслед всаднику, пока тот не скрылся из глаз. Только тогда поставил он ведро на землю. То же сделали и две женщины, они пришли за водой не с гор, как Болатбек, а снизу, из аула.
— Да, Каражан настоящий мулла, — сказала одна из женщин, проводив всадника взглядом. — Если б не он, моя бедная сестра не жила бы уже на свете. А он брызнул водой, пошептал — и она сразу пришла в себя.
— Настоящая молитва всегда помогает, — согласилась вторая женщина. — Только надо, чтоб ее правильный человек сказал. Вот моя тетя… Такая набожная, прямо святая. С утра до вечера одно слышишь: «Аллах, будь милостив», «Аллах, будь великодушен»… Намаз [10] делает по пять раз в день и никогда у Аллаха для себя самой ничего не просит. Всегда для других, только для других. И для мертвых, и для живых. «О, создатель, — молит, — будь опорой и тем, кто там, и тем, кто здесь!» Я, бывало…
Но первая женщина перебила ее: она ведь еще не все сказала о Каражане.
— Нет никого святее муллы, — продолжила она. — Настоящий мулла, если захочет, воду заставит против течения идти… Вот Каражан такой и есть, клянусь Аллахом! Он и молитву читает молча, только губами шевелит. Так делают все настоящие муллы, можешь мне поверить… И долго читает, не то что другке — скажут первые слова, а дальше не знают ничего, кроме «иншалла, иншалла»…
Женщины долго еще болтали, пока одна из них не спохватилась, что дома дел по горло.
— Пойдем, женеше  [11], — сказала она. — Мой муж давно уж, наверное, коров пригнал с пастбища.
Болатбек не в первый раз слышал имя Каражана и видел его не впервые, даже имел случай поближе познакомиться с ним. И нельзя сказать, что знакомство пришлось Болатбеку по душе… Нет, совсем ему не нравился этот набожный и благообразный мужчина.
…О Каражане в их ауле Онжылдык говорили по-разному. Одни рассказывали, что был он раньше очень богатым человеком, настоящим баем, держал сотни коров, лошадей, овец, на него работала уйма батраков — пасли его стада и табуны. Когда в Казахстан пришли Советы, он угнал весь свой скот через горы в Киргизию. Там все продал, переждал, пока раскулачивать кончили, и вернулся обратно как ни в чем не бывало. Мол, я бедный, простой человек, никому зла не делаю, зато грамотный, молиться умею, как настоящий мулла… Да никакой он не мулла, притворяется только! А читать-писать и правда умеет. Но ведь этого недостаточно, чтобы считаться хорошим человеком… Хитер он, как кошка, про которую говорят, что она видит все даже с закрытыми глазами… Теперь он и в колхоз пролез, пастухом стал… А что у него за душой — кто знает…
Другие судили о Каражане так:
«Э, ведь он тоже человек, тоже под небом ходит.
У него тоже семья есть. Вернулся же все-таки в родные края, не забыл свою землю, родственников. Чего же вы от него хотите?»
А третьи рассуждали примерно как та женщина, чьи слова слышал Болатбек только что возле родника. И таких было тоже немало.
…Впервые Болатбек увидел Каражана на джейляу. Это случилось к концу лета, когда сюда перебрались еще несколько семей из другого аула и поставили своя юрты.
Каражан ему сразу не понравился: показался недобрым, заносчивым, и Болатбек никак не мог понять, почему к нему с таким почтением относятся многие люди.