Оргия

 
Андрей Неклюдов
ОРГИЯ
 
Рассказ
– Милости просим, – Георгий изогнулся в комическом поклоне, пропуская своих гостий в дверь.
На вид им было лет по пятнадцать-шестнадцать. Одна – белокурая, с косичками-веревочками на висках и шаловливыми глазками. Другая – изящная смуглая шатенка с большим лиловым обольстительным ртом.
– Можешь звать меня Беленькая, – представилась первая.
– А меня – Темненькая, – прибавила вторая, и обе разразились очередным приступом смеха. («Обкуренные», – мельком предположил Георгий.)
Георгий (он же Жора, он же Жорж, или Жоржик, как снисходительно прозывала его жена) час назад проводил эту самую жену в деловую поездку и чувствовал себя готовым к самым несусветным оргиям.
Гостьи, как оказалось, тоже. Беленькая прямо с порога впорхнула в комнату, врубила на всю громкость музыкальный центр – и давай скакать прямо в туфлях на супружеском ложе.
– Сдурела?! – возмутился Жорж. – Меня жена изувечит. Слезай махом!
– Не слезу, пока меня здесь не трахнешь, – последовал дерзкий ответ.
– Сейчас мы трахнем эту кобылку вдвоем! – подмигнула Георгию Темненькая.
– Сначала стащим с кровати. – Но пока Жорж тянул брыкающуюся и хохочущую кобылку, обхватив под мышками, Темненькая ловко сдернула с нее бежевые, с ажурной оторочкой трусики и вставила палец в потайную дырочку. Лежащая сразу притихла и присмирела, и даже прикрыла глаза.
– Дай руку, – потребовала у Жоры Темненькая и заменила свой палец пальцем Жоржа. Георгий ощутил тесную влажную глубину. Беленькая медленно сводила и разводила ноги. Жорж на время забыл про ее туфли и запачканное белое покрывало… Внезапно холодная мокрая струю ударила в него сбоку, обрызгивая постель и раскинувшуюся на ней девчонку, (которая не замедлила испустить пронзительный визг). Оказалось, это Темненькая, разболтав найденную в холодильнике баночку с пивом, окатила «сладкую парочку» пенным фонтаном.
Жорж вмиг опомнился и бросился за хулиганкой. Та с веселым криком запрыгнула на кровать, оттуда – на кушетку, затем на кресло (хрустнувшее от неожиданности), перебежала в другую комнату, служащую Жориной жене кабинетом. Здесь проказница забралась на стол, отфутболив попутно стопу папок, и задрала на себе юбку:
– Стриптиз!
– Только не на этом столе! – взмолился Жорж.
Не обращая внимания на его увещевания, вихляя бедрами и сияя на фоне загорелых ног и живота беленькими трусиками, она принялась танцевать прямо на бумагах, сбрасывая с себя то кофточку, то лифчик и швыряя их в стоящего на коленях Жоржа. Оставшись в чем мать родила, она повернулась задом и покачивалась, дразня его. Жорж пополз было к ней, но в этот миг из-за его спины выступила Беленькая, также совершенно голая.
– Нет! – простонал хозяин, завидев в руках у нее пластиковую бутылку кетчупа. Он закрыл глаза, а когда открыл, всё перед ним – и тело Темненькой, и обои, и бумаги на столе – было заплевано красными кляксами.
Теперь Георгий гнался за Беленькой, бормоча на бегу проклятия. Он настиг ее в спальне, повалил на ковер и, отобрав бутылку, силой разукрасил ее саму и даже впрыснул в промежность.
– Придурок! – заколотила та кулачками обидчика в грудь. – Щиплет же!
– А ты пописай – и перестанет, – хохотнула появившаяся в дверях подруга.
– Не волнуйся так, расслабься, – Темненькая привалилась на спину Георгия, обнимая его и одновременно расстегивая пуговицы его рубашки.
Беленькая, воспользовавшись моментом, высвободилась, после чего и в самом деле присела и помочилась на ковер изрядно разбавленным томатным соком.
Жорж обречёно смотрел на расползающееся пятно. «Я же сам хотел оргии, – вяло шевельнулось у него мозгу. – Это и есть оргия».
… Девчонки раздевали его вдвоем, размякшего, глупо улыбающегося, затем, раздетого, любовно поливали майонезом, кетчупом и сметаной. Он не противился и сам охотно мазал своих гостий. На него нашло какое-то бунтарское веселье. «Плевал я на это квартиру! „Здесь не сядь, это не трогай, не наследи…“ Хватит с меня!»
– Плевать я хотел! – выкрикивал он, шлепая себя по заду.
Беленькая тем временем углядела за стеклом серванта литровую бутылку шотландского виски, сберегаемого для особых случаев («а чем сейчас не особый?»), и её пустили по кругу. После чего Георгий еще более разрезвился. Он бегал по комнате на четвереньках, изображая из себя конягу, с двумя наездницами, скользящими по его перемазанному крупу, ржал, фыркал по лошадиному и привставал на дыбки. Всадницы старались удержаться, стискивая его бока поджатыми ножками. Удержаться было крайне трудно. Свалившаяся первой считалась проигравшей. Она принуждена была слизывать нежно-розовый клубничный йогурт, каким Жорж обильно поливал грудки и промежность второй амазонки. Если же падали обе – то и поливал и облизывал обеих Жорж-конь.
Когда эта игра наскучила, придумали новую. Теперь уже девчонки становились на четвереньки и убегали от жеребца-Жоры, который стремился настичь какую-нибудь и «покрыть» прямо на ходу. Иногда ему это удавалось, хотя добыча тотчас же соскакивала с крючка и вновь улепетывала. Порой настигнутая притормаживала и позволяла ему сделать два-три качка, после чего вырывалась и бежала дальше, активно двигая разукрашенными крепенькими ягодицами. И это только пуще распаляло и без того возбужденного преследователя.
– Всё, не могу, – разгоряченный, запыхавшийся, Жорж распластался на полу. – Мои яйца сейчас лопнут. Сделайте же что-нибудь!
И точно в ответ на свой призыв, он ощутил, как тоненькая теплая струйка полилась ему на живот. Он вскинул голову. Темненькая стояла над ним, широко расставив ноги и орошала его водичкой собственного изготовления. Ненадолго струйка задержалась на члене, который вздрагивал и качался под ее воздействием, точно стрела подъемного крана; затем переместилась в область груди, шеи и наконец достигла лица. И с этого момента, как показалось Георгию, он окончательно превратился в скота.
Дальнейшее протекало, как угаре. Раскорячась, девчонки по очереди насаживались на вздыбленную «стрелу» Жоржа. Походя пили виски, выхватывая друг у друга бутылку и расплескивая содержимое. Кто-то опрокинул аквариум. Рыбки трепыхались в лужах на ковре и на животе Жоры. Одну из них, красную, с черным хвостом, Темненькая запустила, живую, себе во влагалище. Жорж пытался ее извлечь, скользкую и не поддающуюся, объясняя, что это любимый меченосец жены. Беленькая, в очередной раз гарцуя на Жорже, допила остатки спиртного и запустила бутылку в угол комнаты, где раздался звон (кажется, там располагался трельяж).
– О-оргия-а-а! – завопил Жора, но Темненькая прервала его, усевшись ему на рот, так что он не мог дышать и только мычал, пускал слюну и вместе с тем чувствовал, как с невероятным блаженством изливается весь в яростно скачущую на нем Беленькую. В глазах у него брызнули фейерверки.
… А наутро, на два дня прежде срока, вернулась из поездки жена. В неузнаваемой квартире она нашла своего Жоржика. Голый, перепачканный кулинарными смесями, он мирно спал на измаранном мокром ковре в провонявшей комнате. Вне сомнения, супруга незамедлительно спровадила бы его в известное лечебное заведение, если бы не всплыли некоторые детали, в корне менявшие характер происшедшего. А именно: на зеркале в ванной комнате лиловой губной помадой было выведено округлым школярским почерком: «Привет дуре-жене». На люстре в спальне (где покоился на полу Жорж) висели незнакомые маленькие трусики – впрочем, достаточно знакомые Жоржу – кремовые трусики Беленькой. Трусы же Темненькой, белые, с рельефно вышитым на пикантном месте серебристым цветочком, обнаружились в морозильной камере холодильника. Раскрытый нараспашку, холодильник стоял в луже воды, будто описавшись от пережитого в эту ночь потрясения. Всем своим обескураженным видом он как бы говорил, виновато косясь на хозяйку: «Оргия, понимаешь ли…»