Визитная карточка хищницы

– Я не совсем понял… – Грановский озадаченно потер переносицу. – Вы имеете в виду, что она познакомилась с кем-то из насильников?
– Ой, да нет, – удивляясь бестолковости известного адвоката, пояснила Людмила. – Уже после изнасилования она встретила там приличного парня. Они слушали музыку, беседовали на разные темы. Даже любовью успели заняться в какой-то подсобке.
– Сразу после изнасилования! – воскликнул Грановский, теряя обычное самообладание. Показания свидетельницы превзошли его самые смелые надежды.
– А чему вы удивляетесь? – продолжила Людмила. – Ну, изнасиловали… Что же, жизнь на этом кончилась? Ленке, если хотите знать, никогда не везло. Буквально за месяц ее трахнула бригада пьяных милиционеров…
– Господи! – почти застонал Грановский. – Если у нее такие неудачи происходят так часто, то зачем же подавать заявление в органы?
– Вот и она про то же говорила… Ну вы же знаете, мужчины бывают иногда так упрямы. В Клюшкина, ее дурака-супруга, прямо-таки бес вселился. Буквально пинками оттащил нас в прокуратуру. А Ленка-то на них обиды не держала. Говорила, что с нее все равно не убыло…
Многое из того, что говорила свидетельница, вызывало бурную реакцию защитников и подсудимых. Лицо же Елизаветы оставалось непроницаемым. Уголовное дело, превращаясь в занимательный фарс, неумолимо двигалось к развалу. Однако это обстоятельство уже не радовало Дубровскую.
Был поздний час, и тишину камеры нарушал лишь мерный храп спящих людей. Суворову не спалось. Смежив веки, он думал о своем.
Скоро все станет на прежние места. Судя по тому, как разворачиваются события, ждать осталось недолго. Возможно, газетная и телевизионная шумиха, связанная с его арестом и громким судебным процессом, пойдет только на пользу имиджу бывшего депутата. Разумеется, если дело закончится полным оправданием и соответственно сокрушительным поражением его противников в лице некоторых представителей правоохранительных органов области, а также чиновников, которые, недальновидно рассудив, что песенка Суворова спета, попытались откреститься от знакомства с ним.
Опальный депутат, не побоявшийся бросить вызов коррупционерам… Торжество справедливости… Борец за правду выходит на свободу… Представив мысленно заголовки газет, Суворов улыбнулся. Воистину нет худа без добра… Пожалуй, этот громкий процесс добавит остроты к имиджу молодого преуспевающего бизнесмена, мецената и депутата. Как там еще охарактеризовал его Макеев? Интерес к собственной персоне нужно поддержать и развить – газетные интервью, телевизионные передачи, мемуары… Можно еще затеять судебную тяжбу по защите чести и достоинства, подмоченной деловой репутации, утраченного в тюремных застенках здоровья. Бог с ними, не нужна ему их жалкая компенсация за причиненный необоснованным арестом и содержанием под стражей ущерб. Важен результат. За счет журналистской братии он сделает так, что его имя засияет еще ярче – в столице, а то и за рубежом.
Чем он займется, вернувшись к нормальной жизни? Первое – объявит амнистию… Чему тут удивляться? Все те, кто по глупости и со страху спасовал перед следствием, наговорил лишнего, уже реабилитировали себя. Взять того же Макеева… Напуган до смерти, по ночам в постель мочится в ожидании будущей расправы. А он отпустит его с миром и со строгим предупреждением относительно его поведения в будущем. О жену Степанченко даже руки марать не станет. Сама, дура, запуталась в своих бреднях. Будет теперь до конца жизни говядину на рынке разделывать да с грузчиками по подсобкам тискаться… Зятек Громова не подкачал. Правда, чуть не потерял самообладания на процессе, увидев Зверева, но вслух сказал все, что от него ждали… Проще всего оказалось, как ни странно, с людьми, которых принято называть порядочными. Супруга Громова и Татьяна Лесина… Связанные по рукам и ногам своими жизненными принципами, они и на миг не могли усомниться в преступных делишках тех, кого хорошо знали. Они твердо верили, что в суде нужно говорить только то, в чем ты уверен, в противном случае собственная совесть сгложет. Понятия мести, оговора, злословия для них были неприемлемы. Глупо, конечно, но удобно для окружающих.
Лишь один человек не получит прощения. Это некто Ивановский Иван Иванович… Хотя почему – некто? Сомневаться не приходится, что за этой фамилией скрывается тупая рожа бывшего товарища Зверева. Дата составления протокола относится ко времени, когда тот предположительно еще не растерял остатков рассудка и мог слить всю известную информацию следствию. Прокуратура творчески обработала косноязычный лепет Зверева, добавила завершающие штрихи, затем новоявленный иуда подписал показания вымышленной фамилией. Даже имя не соизволил сменить, засранец!
Воспоминания о нескольких попытках суицида Зверева вызвали у Суворова прилив ярости… Угрызениями совести замучался, идиот! Лучше бы он каждый день вместо завтрака глотал лезвия. Глядишь, слетел бы с копыт самостоятельно. А теперь, когда до него доберется Александр Суворов, такая смерть покажется ему раем.
Чтобы Зверев не попытался опровергнуть в суде свои ранее данные показания, являющиеся, бесспорно, гвоздем этого идиотского дела, его закололи инъекциями, сделали из него управляемого робота. В нужный момент судебного заседания он промычит, что согласен с тем, что говорил раньше, и порядок! Судья сошлется на эти протоколы как на доказательства виновности подсудимых в приговоре. Остается надеяться, что Грановский сумеет обесценить к тому времени всю иную собранную следствием шелуху, а затем, когда у обвинения останутся лишь показания этого придурка, сумеет опровергнуть и их. Но победа Суворова дорого обойдется Звереву. Он пожалеет, что милосердная судьба вовремя не отправила его в иной мир.
Суворов не испытывал ни малейшего сочувствия к участи некогда близкого человека. Он виноват сам! Он свое отработал! И как балласт, ненужный и опасный, должен опуститься на дно, чтобы обеспечить победоносное шествие мощному кораблю суворовской империи, на котором для него уже нет места.
Этажом ниже на узком тюремном ложе ворочался с боку на бок Марьин. Мысли, как пугливые зайцы, разбегались в разные стороны. В голове мелькали картинки далекого прошлого, фрагменты предварительного следствия – уныло-сосредоточенное лицо следователя Котеночкина и тот страх, противный и скользкий, охватывающий его каждый раз, когда нужно было идти на допрос. Пытаясь собрать в кучу обрывки воспоминаний, собственные наблюдения и железную логику, которой он некогда так гордился, Марьин понимал, что страх его ничем не обоснован, концы прошлого настолько глубоко ушли под воду, что вытащить их практически невозможно. Душевная болезнь Зверева пришлась очень даже кстати. Сказать по правде, он никогда не чувствовал себя рядом с ним комфортно. Несмотря на то что Зверев относился к нему уважительно, Марьин осознавал, что стоит Суворову только моргнуть, и умная интеллигентная голова Олега полетит к чертям под откос. Зверев даже не зажмурится, когда будет выполнять поручение о его физическом устранении. Как хорошо отлаженная машина для убивания, избивания, вытрясания и прочих дел, не требующих долгих размышлений, у того начисто отсутствовали критическая оценка своих действий и ненужные угрызения совести. Суворов использовал его на всю мощность. Но теперь больной Зверь стал опасен и для него самого. Обладая информацией, Зверь напоминал взбесившуюся обезьяну с гранатой, которая сама не знает, куда и в какой момент швырнет ее.
«Это все упрощает. Теперь Суворов одержим местью к нему. Мне же бояться нечего. Возможно, я дал слабину, но об этом вряд ли кто-нибудь узнает. Если только… Но этого не может быть! Стоит подумать о чем-нибудь более приятном. Например, о Юльке, взбалмошной и очаровательной…»
Мысли, переключившись на приятную волну, потекли ровно. Марьин видел ее лицо, безупречную ровную линию от шеи к округлому плечу, молодую упругую грудь. Вспомнив, насколько сексуально она выглядела в момент их давней ссоры, бегая в прозрачных трусиках и столь же откровенном лифчике, Олег почувствовал эрекцию.