Визитная карточка хищницы
– Может, объяснишь, что ты потерял у меня в комнате? – приступила к допросу Лиза.
– Я? Ничего, – попробовал отвертеться брат. – Это, должно быть, няня хотела сделать у тебя генеральную уборку.
– Рассказывай сказки! А ты ей помогал. Так?
Денис молчал.
– Давай колись, партизан. Что искал?
– Сказал – ничего. Что пристала?
– Хочешь, чтобы я позвала няню и устроила вам очную ставку? Это нетрудно.
Лиза открыла было дверь, чтобы вызвать Софью Илларионовну, но Денис неожиданно решил сдаться:
– Ладно, ладно, угомонись. Тетрадку я искал.
– Какую тетрадку?
– А я знаю? – с вызовом ответил Денис. – Вроде бы синюю. Общая тетрадь. Там еще папины записи должны быть. Я ее сам и в глаза никогда не видел.
– Дневник! – догадалась Елизавета. – Папин дневник! Говори, кто тебя попросил сделать это?
– Так я тебе и признался, – насупился братец. – Что я, тайн хранить не умею?
Лиза вздохнула. Лицо Дениса выражало мрачную решимость умереть, но не признаваться.
– Ты, конечно, можешь ничего мне не говорить. Можешь хранить эти свои тайны, только знай, что человек, который заставил тебя сделать все это, – жалкий предатель. Ему понадобились записи твоего отца, чтобы сделать плохо другим людям. Если бы был жив папа, он бы здорово удивился, что его сын шпионит за ним, разнюхивая чужие секреты.
– Я не шпион, – возмутился Денис. – Просто так вышло…
– Ты не хочешь рассказать, как все вышло?
Брат снова начал шмыгать носом.
– Ладно, если речь зашла о папе… Короче, это твой жених меня попросил.
– Какой жених?
– У тебя их что, десять? – съязвил Денис. – Максим, вот кто.
– Лисицын! – ахнула Лиза.
Так, значит, неспроста он навестил ее на днях. Вовсе не чистое и светлое чувство к нему вернулось, и тем более не сожаление и сострадание к ее семье привели его в дом, где когда-то для него были открыты все двери. Ему что-то было нужно. Дневник отца. Только зачем? Какая в нем для него польза?
– Он попросил меня найти эту тетрадку, – бубнил Денис. – Предупреждал только, что это настоящий мужской секрет. И бабам, то есть тебе и маме, говорить об этом не стоит. Он даже деньги обещал.
– Много?
– Пятьсот рублей, – многозначительно произнес Денис.
– Что ж, Иисуса предали за тридцать сребреников, а ты родного папу – за пятьсот «деревянных».
– Но я же не знал! – завопил брат. – Просто у меня давно не было карманных денег, и я подумал…
Что верно, то верно. При жизни отец всегда заботился о том, чтобы каждый из детей получал средства на текущие расходы. Герман Андреевич полагал, что нужно учиться распоряжаться деньгами с детства. Он не мучил Лизу и Дениса жестким контролем, но придерживался определенного распорядка. Промотал всю сумму за выходные – твоя проблема. Раньше положенного срока не получишь ни копейки. Но это было так давно. А теперь даже работающей Елизавете приходилось по нескольку раз перетряхивать сумку в надежде, что несколько рублей все же закатились под подкладку. А что говорить про Дениса?
– Ладно, герой, – потрепала брата по волосам Елизавета. – В следующий раз не давай себя обмануть.
Предложение о работе, визит Лисицына и эти поиски папиного дневника – это все звенья одной цепи. Кто-то умело манипулирует Семеном Иосифовичем, Антоном, Максом. Но вот только кто?
Похоже, заснуть быстро ей сегодня не удастся. Масса загадок, а вот с отгадками плоховато.
Лиза прошла в ванную и включила теплый душ.
Грановский был в приподнятом настроении. Недавнее беспокойство, виновницей которого явилась Елизавета Дубровская, чудесным образом прошло, и фортуна снова решила показать заслуженному адвокату свой светлый лик. «Все хорошо, что хорошо кончается», – думал Грановский, крутя педали велотренажера в своем офисе. Он взглянул на часы. Оставалось совсем не много времени до прихода Голицыной. Возможно, это будет их последняя встреча, перед тем как суд удалится в совещательную комнату для вынесения приговора. Затем последует решение суда. Каким оно будет, Грановский уже не сомневался. Радость от хорошо проделанной работы несколько омрачало предстоящее прощание с Ольгой. Что ни говори, но эта женщина сумела затронуть какие-то сокровенные струны его души. И дело, пожалуй, не в ее красоте. Красавиц Грановский повидал на своем веку немало. Он долго бился над этим вопросом и не мог решить, чем конкретно «взяла» его эта женщина. Возможно, исходящее от нее чувство опасности так возбуждало его кровь. Или ее манера поведения, внешняя холодность, а под ней – бешеная необузданность страсти. Но так или иначе, она зацепила его так крепко, что Семен Иосифович вынужден был признать: он готов расшибиться для нее в лепешку, лишь бы увидеть признательность в ее ореховых глазах. Он считал себя знатоком женщин, но Ольга казалась ему бесконечной загадкой. Положение усугублялось тем, что она принадлежала Суворову, и Грановский ни за что на свете не решился бы открыть ей свои чувства.
Нужно было поторопиться. Ольга могла прийти с минуты на минуту, а Семен Иосифович хотел выглядеть перед ней безукоризненно. Он принял душ, побрызгался любимой туалетной водой. Из одежды он выбрал легкие светлые брюки и джемпер приятного бежевого тона, чтобы придать их встрече оттенок неофициальности.
На этот раз Ольга явилась вовремя. Напряжение последних дней уже покинуло ее, и она была непривычно спокойна и сдержанна. Наслаждаясь атмосферой умиротворенности, они тихо беседовали.
– Дубровская деморализована, – говорил Грановский. – Так что оставим в покое этот ее дневник. Готов поспорить, что она даже не предполагает, как его можно использовать.
– Все-таки неплохо было бы его заполучить. Но увы! Придурок Лисицын понадеялся на малолетнего оболтуса-брата, и ничего из этого не вышло. Но бог с ними. Я тоже надеюсь, что все обойдется. Процесс идет к концу. Ведь так?
– Завтра последний день судебного следствия, и мне бы хотелось поставить в этом деле яркую точку, – признался Грановский.
– Каким образом?
– Вызвать для допроса вас.
– Меня? Не думаю, что это хорошая идея. Что я могу рассказать нового? – Ольга беспокойно взглянула на адвоката.
– От вас многого и не потребуется, – поспешил успокоить ее Грановский. – Вы охарактеризуете Суворова как личность. Видите ли, на окончательное решение суда часто влияет субъективное представление о подсудимом как о человеке. Александр разведен, в прежней семье у него остался ребенок. Боюсь, это не добавляет привлекательности его образу. Вы же как любящая женщина можете поведать суду о ваших взаимных чувствах, общих планах и прочем, о чем сочтете нужным упомянуть. Глядишь, судье будет приятней решать вопрос об оправдании Александра. Горин – мужчина, и слова молодой привлекательной женщины он не оставит без внимания.
– Ну что же! Я не против, – улыбнулась Ольга. – Надеюсь, это будет не страшно!
– Вот это я могу вам гарантировать!
Грановский был совершенно уверен в том, что все произойдет так, как и должно было произойти.
Елизавета лежала в темноте. Ей не спалось. Завтра заканчивалось судебное следствие, а с ним и все ее надежды на то, что справедливость будет восстановлена. Тишину квартиры разорвал телефонный звонок. Елизавета не любила ночных звонков. Они несли с собой тревогу, беспокойство и возможную беду. Она взяла трубку:
– Слушаю!
– Лиза, это я. Узнала?
Конечно же, это был Лесин. Она бы узнала его голос из миллиона. Сердце опять забилось в надежде. Она не решилась назвать его по имени:
– Ты где?
– Извини меня, но я не могу тебе ответить. Прости меня и пойми… Я не появлюсь в суде. Я не могу рисковать жизнью, которая мне досталась такой ценой… даже если это жизнь призрака.
– Я понимаю, – попыталась сохранить самообладание Елизавета.
– Прощай! – Трубка замолчала.
Елизавета вернулась в постель. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной: «Вот и конец! Утешает одно: теперь все ясно и чудес ждать неоткуда».