Призванные луной

— В первые несколько раз это трудно, — сказала я. — Хороший Альфа способен провести тебя через это. Когда приобретешь навыки, сможешь вернуться к прежней жизни, если захочешь. Придется только быть внимательным: даже в человеческом облике у тебя будет вспыльчивый характер и гораздо больше сил, чем ты привык. Адам тебя научит.
— Я не смогу вернуться, — прошептал он.
— Сначала научись контролю. Есть те, кто поможет тебе с остальным. Не сдавайся.
— Ты не похожа на меня.
— Конечно. Я ходячая; это другая форма. Я такой родилась.
— Никогда не слышал о ходячих. Это разновидность других?
— Близко, — сказала я. — У меня нет многого того, что есть у вас, вервольфов. Нет сверхсилы. Нет сверхбыстрого заживления ран. Нет стаи.
— И нет вероятности, что ты сожрешь друга, — предположил он. Не знаю, шутил он или говорил серьезно.
— Да, кое-какие преимущества есть, — согласилась я.
— Откуда ты столько узнала о вервольфах?
Я открыла рот, собираясь сообщить ему краткую версию, но решила, что подробности отвлекут его от мертвого тела.
— Моя мать была фанаткой родео, — начала я, садясь рядом с ним. — Ей нравились ковбои, любые. Она влюбилась в индейца из племени черноголовых, ездока на быках по имени Джо Старый Койот, из Браунинга, Монтана. И забеременела мной. Она мне позже рассказала, что мой отец происходит из рода знахарей и шаманов, но тогда она решила, что он просто пытается произвести на нее впечатление. Джо погиб в автокатастрофе через три дня после их первой встречи.
Тогда ей было семнадцать, и родители попытались убедить ее сделать аборт, но она и слышать не хотела. Тогда ее попробовали уговорить отдать меня на удочерение, но она хотела вырастить меня сама — до того момента, как мне исполнилось три месяца и она обнаружила в моей колыбели щенка койота.
— Что же она сделала?
— Попыталась разыскать семью моего отца, — ответила я. — Поехала в Браунинг и нашла несколько семей с такой фамилией, но все они утверждали, что никогда не слышали о Джо. Он точно был коренным североамериканцем. — Жестом я показала на себя. Сама я не выгляжу чистокровной: во мне есть и английские черты. Но кожа у меня даже в ноябре загорелая, а прямые волосы такие же темные, как глаза. — Но в остальном я о нем ничего не знаю.
— Старый Койот, — задумчиво произнес Мак. Я усмехнулась.
— Заставляет думать, что перемена в нашей семье передается по наследству, верно?
— Как получилось, что тебя воспитали вервольфы?
— Дядя моего прадеда был вервольфом. Считалось, что это семейная тайна, но от моей матери трудно что-нибудь утаить. Стоит ей улыбнуться человеку, и тот расскажет ей о всей своей жизни. Ну, она узнала номер его телефона и позвонила.
— Bay! — воскликнул Мак. — Никогда не встречался со своим прадедом.
— Я тоже, — заметила я. — Только с его дядей, который оказался вервольфом. Одно из преимуществ вервольфа — долгая жизнь.
«Если сумеешь взять под контроль своего волка, конечно, но это ему лучше объяснит Адам».
Его взгляд снова обратился к нашему покойному другу.
— Ну хорошо, — вздохнула я. — Глупое поведение все равно может привести к смерти. Дядя моего прадеда был достаточно умен, чтобы пережить свое поколение, но это не помешало ему однажды лунной ночью быть проткнутым лосем.
— Так вот, — продолжила я, — он приехал к нам и сразу понял, кто я, как только меня увидел. Это было до того, как другие открылись, и люди все еще верили в то, что наука доказала невозможность волшебства. Он сказал моей матери, что для меня безопасней будет расти в заброшенном районе Монтаны в стае Маррока — у вервольфов в Монтане есть собственный поселок, куда редко забредают чужаки. Меня воспитала бездетная семья.
— Мать просто отдала тебя?
— Она приезжала каждое лето, и ей это было нелегко. Марроки не слишком любят людей, за исключением собственных супруг и детей.
— Мне казалось, Маррок — это имя волка, который правит Северной Америкой.
— Стаи иногда принимают на себя имя правителя. Поэтому стая Маррока именует себя марроками. Но чаще основой названия служит географический термин. Волки Адама зовутся стаей бассейна Колумбии. В штате Вашингтон есть еще только одна стая — Изумрудная стая в Сиэтле.
Мак готов был задать следующий вопрос, но я подняла руку, призывая его к тишине. Услышала машину Адама.
— Помни, что я говорила тебе об Альфе, — сказала я Маку и встала. — Он хороший человек, и ты в нем нуждаешься. Просто сиди здесь, держи глаза опущенными и предоставь говорить мне, и тогда все будет в порядке.
Тяжелая гаражная дверь застонала, потом загремела, словно гигантские цимбалы, как будто раскрывалась быстрее, чем обычно.
На пороге стоял Адам Хауптман. Он на мгновение застыл, и я увидела его только глазами, как обычный человек. На него стоило посмотреть.
Несмотря на немецкую фамилию, лицо и волосы у него славянские: смуглая кожа, черные волосы, хотя не такие, как мои, — широкие скулы и узкий, но чувственный рот. Он не высок и не массивен, и кто-то может удивиться, почему, стоит ему войти в комнату, как все взоры устремляются на него. Люди думают, что именно лицо объясняет его привлекательность. Но они ошибаются. Адам — Альфа и, будь он уродлив, все равно приковывал бы внимание всех, кто окажется поблизости, любого волка и человека, а его мужественная красота лишь усиливала это впечатление.
При обычных обстоятельствах глаза у него карие, глубокого шоколадного цвета, но когда он сердится, они светлеют и становятся почти желтыми. Я услышала, как ахнул Мак, когда на него обрушилась волна гнева Адама, поэтому я, заранее приготовившись, позволила этой волне прокатиться над собой, как морской воде над обломком стекла.
Может, все-таки следовало объяснить получше, чем это я сделала по телефону, но иногда можно и позабавиться.
— Что случилось? — спросил он голосом чуть мягче первых зимних снежинок.
— Сложно объяснять, — ответила я, целых две секунды удерживая его взгляд, прежде чем повернула голову и кивнула в сторону тела. — Мертвец вон там. Если твой, то он новый — и ты плохо справился со своей работой. Он был слеп и глух, как человек. Я смогла захватить его врасплох, и он был настолько невежествен, что не знал: рана заживает не так быстро, если нанесена сверхъестественным существом. Он слишком увлекся погоней, позволил себе истечь кровью до смерти и…