Витязи в шкурах
Девочка встала и, перебирая скованными ногами, как утка лапками, подошла к щели и выглянула наружу. В то же мгновение большая черная тень метнулась к ней справа и схватила. Девочка сдавленно вскрикнула.
– Тихо! – услышала она горячий шепот, и в то же мгновение сильная рука обняла ее. Она почувствовала, как тело ее охватили ремни, щелкнул замок альпинистского карабина, и двое сцепленных людей заскользили вниз по веревке – быстро и плавно…
* * *Мумит проснулся от странного шороха – неподалеку словно что-то волочили по камню. Тренированным движением он выхватил из кобуры тяжелый пистолет, сдвинул флажок предохранителя и прислушался. Шорох исчез, но на смену ему пришел другой звук – будто кто-то очень легкий еле слышно топтался на месте. Мумит нашарил в разгрузке фонарик, нажал на кнопку. Узкий луч упал в угол, где спала заложница – он был пуст.
Мумит вскочил и зашарил лучом по пещере. Заметил у щели узкую тень – девчонка пролезала наружу.
Он успел расслышать ее сдавленный крик и тут же рванулся к щели. Но, не добежав, упал – что-то мягкое и большое метнулось ему под ноги. Он быстро вскочил, но тут же острая боль пронзила его правое запястье – Мумит вскрикнул и выпустил пистолет. Фонарик в руке остался, и в луч выхватил из темноты оскаленную пасть волка. Мумит посветил на саднящую руку – из прокушенного запястья капала кровь.
– Тварь!
Ответом ему было рычание. Второй волк возник рядом с первым, оба, оскалясь, преграждали ему дорогу к щели.
Раненая рука хоть и болела, но подчинялась, и Мумит нашарил в боковом кармане разгрузки "макаров". Уперся рукояткой пистолета в живот и резким движением загнал ствол в патронник. Услыхав щелчок затвора, волки брызнули в сторону. Мумит несколько раз выстрелил в темноту, стараясь поймать зверей в луч фонаря и, видимо, попал – из темноты раздался визг.
Разбуженные выстрелами, моджахеды вскакивали на ноги, лучи фонарей полосовали темное пространство пещуры.
– Отрезай им дорогу к выходу! – закричал Мумит, опасаясь, что моджахеды в суматохе начнут стрелять в него. – Не выпускать волков!
Но стрелять стали не моджахеды. Со стороны входа раздались характерные глухие щелчки спецназовского автомата, и потолок над Мумитом брызнул каменными осколками.
"Азад накрылся – сняли часового, – понял он, падая на пол, – а нас сейчас как лис в норе…"
– Ахмад! – закричал. – Бей по входу!
Ахмад, уже сам сообразил – вспышки на конце ствола тяжелого пулемета озарили пространство пещеры. Рой тяжелых свинцовых ос ударил в светлый овал входа, сметая все на своем пути. В мерцающих отблесках выстрелов Мумит увидел, как заметались по пещере звери, затем, один за другим, порскнули в дальний, таинственный ход.
– Не уйдете!
Мумит вскочил и ринулся следом. Уже подбегая, краем глаза увидел, как со стороны входа в пещеру влетели два небольших черных мячика. Подпрыгивая на каменном полу, они подкатились к сложенным у стены рюкзакам.
"Там же взрывчатка!" – вспомнил Мумит и инстинктивно бросился в ход, где исчезли волки. Он успел пробежать по нему совсем немного. Сзади сверкнуло, тугая волна горячего воздуха со страшной силой ударила Мумита в спину. Он упал, и последнее, что услышал перед тем, как потерять сознание, был грохот падающих позади камней…
Глава четвертая
Вертлявый раб с клеймом на смуглом лбу наполнил чаши кумысом и скользнул за полог шатра. Присел снаружи, подсматривая в щелочку – чтобы не пропустить момент, когда снова понадобится. С другой стороны полога тихо сопел и подсматривал дюжий нукер с обнаженной саблей в руке – тоже в готовности. В шатре остались двое. Один, скуластый, жилистый, с наголо обритой головой по-хозяйски развалился на шелковых подушках. Перед ним на шелковой скатерти дымилось горячее мясо в серебряных блюдах. Но скуластый не ел. Весело поглядывал на сидевшего напротив князя Игоря маленькими темными глазами. Тот неловко ерзал на подушках, усаживаясь, сразу было видно – не привык.
– Как рука? – спросил скуластый по-русски; медленно, но правильно выговаривая слова.
– Зажила, – односложно отозвался Игорь.
– Ястреба удержит?
– Не пробовал.
– Так пробуй, конязь! – засмеялся смуглый. – Я дал тебе двадцать лучших воинов в услужение – прикажи им! Есть кони, есть слуги, есть ястребы, что еще надо? Мужчина не должен сидеть в шатре, как женщина, мужчина должен охотиться. Война и охота, чем еще заняться князю?
– Я в полоне.
– Ты в гостях! – весело возразил скуластый. – У меня. В полон тебя взял Чилбук, а я забрал у Чилбука, хотя он упирался. Я дал за тебя пятьдесят молодых кобылиц, а он просил сто. Дал и больше, если бы Чилбук настоял. Я не могу позволить, чтобы мой будущий сват Игорь жил в захудалой орде.
– Ты очень добр, хан Кончак, – со странной интонацией в голосе сказал Игорь.
В ответ Кончак захохотал, хлопая себя ладонями по бедрам.
– Добрый, – проговорил он сквозь смех, – добрый… Ты первый русский, который сказал так. Один ваш монах, которого мои воины поймали под Переяславлем, назвал меня богостудным и окаянным. Ни я, ни мой толмач не поняли, что это означает, и попросили объяснить. Он долго говорил. Затем призвал на мою голову все кары вашего бога, если я посмею тронуть хоть одного монаха.
– Что ты ему ответил?
– Я велел посадить его на кол, чтобы кары бога обрушились у него на глазах. Я долго ждал – пока монах не умер. Потом сжег монастырь. Ничего не обрушилось. Я не стал его трогать, если бы он молчал,. И монастырь, в котором мои воины не нашли даже еды.
Игорь промолчал.
– Ешь, конязь! – сделал приглашающий жест хан. – Барашек молодой, жирный. Пей кумыс! Тебе надо много есть и пить, чтобы сил было много. Кумыс дает силу, мясо дает силу. Вы, русские, едите много хлеба и мало мяса. И совсем не пьете кумыс. Откуда взять силу? Каждый мой воин может скакать на коне без отдыха три дня и три ночи. Твой может?
– Сможет.
– В прошлом году мы ходили на Русь и спокойно ушли в степь. В этом году ходили – и тоже ушли. Русские нас не догнали.
– Талая стопа… Распутица.
– Талая стопа была и для нас.
– У каждого твоего воина по два коня. Или даже по три.
– Купи у меня коней, и у твоих воинов будет столько. У меня много коней. Но ты хотел забрать их даром.
– Я не за ними шел в Поле.
– Тогда зачем?
– Ты каждый год приходишь на Русь. Твои воины сжигают наши веси, убивают и уводят в полон русских людей.
– Я приходил на твои земли?
– Ты – нет.
– Тогда почему ты пришел на мои?
– Я пришел в Поле. Твои орды не приходят в мои земли, но приходят орды других ханов.
– Я не могу отвечать за других ханов. Ты ведь не отвечаешь за то, что сделает Владимир Переяславский, Святослав Киевский или Ярослав Черниговский? Почему я должен отвечать за орды Кзы?
– Владимир сидит в Переяславле, Святослав – в Киеве, Ярослав – в Чернигове. Их можно найти в их городах и на их землях. А где твои земли, хан? Половцы приходят из Поля и уходят в Поле. Поэтому и мы пошли в Поле.
– Но это мое Поле.
– Оно не всегда было твоим. Еще мой дед княжил в Тмутаракани.
– Так ты хотел отвоевать Тмутаракань? – Кончак захохотал. – Даже если бы ты пришел сюда вместе со Святославом… Тмутаракань вы, может, и взяли, но никто из русских не вернулся бы домой. Ты хоть представляешь, конязь, сколько у меня воинов? Сколько орд кочует к югу от Донца? Если каждый выпустит только по одной стреле, из-за них не будет видно солнца! И твои полки накроет тьма.
– Я это видел.
– Ты видел небольшие орды, собранные для набега на Русь. Мы брали одного из десяти – у кого хорошее оружие и хорошие кони. К Тмутаракани привели бы всех.
– Значит, ты собирался идти на Русь? И в мои земли тоже?
– В твои земли я не хожу, – хитровато улыбнулся Кончак. – Ты знаешь.