Кукловод

– Партии самое время в прежний офис вернуться, – заметил Попрыщенко. – Дешевле и к народу ближе. А для руководства нам сотню квадратов в центре города предложили бесплатно, до выборов конечно. Мы уже и вывеску заказали – золотыми буквами – Убедили, – сказал Дальский. – Дерзайте.
Брылин довольно крякнул. Попрыщенко вытер носовым платком потеющую лысину, а штабс-капитан Витёк, который наверное и спал в своём гвардейском мундире, опять защёлкал каблуками, провожая Дальского к выходу.
– А как же бордели? – спохватился Попрыщенко. – Может, в предвыборную программу их включить? В Европе сколько угодно, а мы, как сиволапые, всё по углам да по углам.
– Подумаем, – кивнул головой Дальский и оставил финансистов наедине с мучившими их проблемами.
Чёрт его знает, прав, наверное, Брылин: пройдёт пара месяцев, и Сергей Дальский снова окажется не у дел и без денег. Возраст уже не тот, чтобы порхать беззаботной птичкой с ветки на ветку – пора призадуматься о солидной старости. Можно, конечно, морщить нос в сторону разворотливых попрыщенок и прожить остаток жизни чисто и безгрешно, но тогда и хоронить артиста Дальского будут за казённый счёт, несмотря на все заслуги и таланты, где-нибудь в тёмном и сыром углу самого захудалого кладбища, если не выбросят в общую яму, а попрыщенки будут лежать под мраморными плитами на главных аллеях, и имена их золотом засияют в вехах. И очень может быть заслуженно: пока дальские нянчили своё самолюбие, играя в благородство и неподкупность, попрыщенки суетились с краплеными картами, не давая Отечеству погрузиться в болото безразличия и мировой скорби. Прав всегда тот, кто живёт, а не тот, кто читает им мораль по поводу неправедно прожитой жизни.
Пожалуй, единственным человеком, который принимал всю эту монархическую бодягy всерьёз, был князь Антон Павлович Заслав-Залесский, сумевший, к удивлению Дальского, установить устойчивую связь с наследниками российского престола. Правда, тут же возникла масса династических проблем, поскольку претендентов было более чем достаточно, а Дальский почему-то по наивности полагал, что монархия дело святое и здесь всё тихо и торжественно, как в церкви. Ничего подобного: с десяток эмиссаров царственных особ слетелись на свет монархической свечи, зажжённой Сергеем Васильевичем в постсоветской пустыне. Требовали, разумеется, финансовой поддержки.
– Не обращайте на них внимания, – сказал Дальскому князь Заслав-Залесский. – Это авантюристы, а наследник престола у нас один. – Правильно, – поддержал министра иностранных дел министр финансов. – Если требуют денег, то это шантрапа, а коли ты солидный претендент, то будь добр иметь счёт в швейцарском банке.
Дальский внял советам мудрых людей и в два счёта, с помощью есаула Бунчука, отшил ненадёжную публику.
Новый офис в солидном кирпичном доме чуть ли не в центре города Дальскому понравился. Никого на этих выделенных какой-то доброй душой ста квадратах кроме Гулькина и Заслав-Залесского он размещать не стал. Финансист Попрыщенко вместе с членом политсовета Костей Брылиным прочно осели во дворце князя Меншикова и ни за какие коврижки их оттуда выманить бы не удалось. Вспомогательные службы распихали по подвалам. У главных врат монархии стояли бдительные казаки и разбитные гвардейцы, способные в мгновение ока вышвырнуть любого скандалиста, вздумавшего потревожить покой занятых людей. Тем же, кому удавалось просочиться через богатырскую заставу, встречала обольстительная секретарша Катюша, и уже только после её благосклонной улыбки страждущий мог рассчитывать на встречу с Игнатием Львовичем Гулькиным, с разрешения Дальского, разумеется.
С приближением выборов охотников перекинуться с Игнатием Львовичем парой слов становилось всё больше. Попрыщенко предложил установить плату за вход, но эта идея была отвергнута с порога как торгашеская и не отвечающая высоким идеалам социального монархизма. В главном офисе принимали только людей солидных, которые и без подсказок Попрыщенко понимали, что монархистам пить-есть надо и готовы были положить если не жизнь, то хотя бы кошелёк на алтарь Отечества.
В последние дни Дальский был увлечен новой идеей. Готовились грандиозно отметить пятилетний юбилей социал-монархической партии. Правда, князь Заслав-Залесский по милой своей привычке пробовал возражать, намекая на то, что партии нет ещё и года, но его возражения были отклонены Дальским, как несущественные.
– Вы сколько лет исповедуете монархическую идею, Антон Павлович? – Можно сказать, что с рождения.
– Вот видите, – укоризненно покачал головой Дальский. – А народу вы боитесь подарить пять лет. Ныне такое время, что год за пять смело можно считать.
Политсовет дружно поддержал Сергея Васильевича, тем более что там сошлись монархисты с большим стажем. Попрыщенко, правда, смущали расходы на проведение праздника, но понимания у остальных участников совещания он не встретил. Даже Костя Брылин загорелся идеей Дальского.
– Реклама – великий двигатель торговли, под эту идею нам ещё деньжат подбросят щедрые люди.
Последний довод благотворно подействовал на прораба, и больше возражений от него не последовало.
– А что это ещё за казино у нас открылось? – возмущённо поинтересовался князь Заслав-Залесский. – Я бы на вашем месте разобрался, Игнатий Львович.
– Тут и разбираться нечего, – сухо сказал Дальский. – Партии нужны деньги, а казино постоянный источник доходов и наша независимость от спонсоров.
– Все сейчас зарабатывают, – обиженно проворчал Попрыщенко. – Возьмите хоть коммунистов, тоже ведь Крячкину деньги не в подпольных типографиях печатают. – С волками жить – по-волчьи выть, – подвёл итог дискуссии Костя Брылин.
Народу собралось подходяще: то ли монархическая идея взяла народ за живое, то ли просто денёк выдался на редкость солнечным, и людям захотелось подурачиться на свежем воздухе, во всяком случае, праздник удался на славу. Дальский хоть и объелся блинами, хоть и разбил колено при падении со столба, когда вздумал вдруг ни с того, ни с сего показать монархическую удаль народу, но праздником остался доволен. Реноме партии поддержал Витёк Марков, который одним махом взлетел на столб, сорвал приз и набросил полушалок на плечи зардевшейся от всеобщего внимания секретарши Катюши. Гвардия бурными овациями приветствовала лихость своего шефа.