Кукловод

– «Мерседес» опять на прокат взял? – уколол Сергей Брылина. – Обижаешь, советник по культуре, – усмехнулся Костя. – Лимузин мой.
Брылинскую собственность Дальский обживал с некоторой робостью. Всё-таки одно дело, когда машина взята на прокат, и совсем другое, когда она принадлежит вашему другу. И даже не то что бы зависть появляется, а уж скорее предчувствие её. Это очень нехорошее предчувствие. Тем более что интеллигенту по чину не полагается завидовать.
– Тебе, Сергей, квартиру надо менять: советнику по культуре жить в пролетарском районе не престижно.
– Где я тебе столько денег возьму? – криво усмехнулся Дальский. – А счёт в банке, а денежки с казино? Ты меня удивляешь, Сергей, где ты чрезмерно практичен, а где ну просто курам на смех – романтическая натура. – А что, квартиру сейчас можно свободно купить? – Ох, Дальский, Дальский, – затосковал Брылин. – Послушала бы тебя сейчас наша губернская элита – руки бы тебе больше не подала.
В монархическом офисе царило оживление: опередившие Дальского и Брылина, Виталий и прораб уже успели донести до монархических масс весть о грядущей победе. Про массы, это, конечно, сильно сказано – массы в святая святых не допускаются, но наиболее близкая к руководству партии тусовка в составе тридцати человек собралась. Дальскому тут же было предъявлено обвинение в сговоре с врагами за спиной политсовета.
– А с чего вы взяли, господа, что мы уже победили? – удивился Дальский. – У Крячкина рейтинг значительно выше, чем у нашего уважаемого Игнатия Львовича, и если вам нравится петь по утрам «Интернационал», то, пожалуйста, блюдите монархическую девственность.
Протестантское крыло во главе с Заслав-Залесским мгновенно увяло. Сам Игнатий Львович выглядел слегка растерянным, впрочем, это было его обычное состояние.
– Несколько членов политсовета провели предварительные переговоры и получили предварительное согласие на сотрудничество. Участвовать в подобных переговорах Игнатию Львовичу ни к чему – это уронило бы его авторитет.
– Вы отдали практически все рычаги управления в руки рыкинцев, – возмутился Заслав-Залесский, под одобрительный гул своих оживших сторонников.
– Я удивлён, – Дальский патетически взмахнул руками. – Слышать из уст профессионала такие дилетантские речи мне просто больно. Давайте же признаемся себе, господа, что победа свалилась на нас нежданно. У партии просто нет кадров, способных встать к рычагам управления. А ошибок нам в случае чего не простят, в этом мы должны отдавать себе отчёт.
– По асфальту размажут тонким слоем, – мрачно предрёк Попрыщенко. – Идеология идеологией, а людям пить-есть надо.
– Вот именно, – сказал ободренный поддержкой Дальский. – Восстановление монархических традиций процесс длительный и трудоёмкий. На нас не только Россия смотрит, но и весь мир. Поэтому мы и пошли на союз с Рыкиным, оговорив при этом ряд кадровых вопросов.
– Не волнуйтесь, господа, – по-простому пояснил Костя Брылин. – Должностей всем хватит: замы, помы, секретари-референты.
– Речь не о наших окладах, – возмутился нервный Антон Павлович. – А о чём же тогда? – удивился Попрыщенко.
– Господин Рыкин бывший коммунист. – А где же мы вам столько беспартийных наберём? – возмутился до глубины Попрыщенко. – Я сам бывший коммунист. За что же такая дискриминация?
– Нашли чем попрекнуть человека, – укоризненно поддержал прораба Брылин. – Я в некотором роде тоже состоял, – прокашлялся Игнатий Львович, после чего наступила довольно долгая и неловкая пауза.
Пока Антон Павлович краснел от собственной бестактности, Дальский составлял список монархических активистов пожелавших положить жизнь на алтарь Отечества за приличную плату.
– А не слишком ли молод Виктор Марков для такой работы? – Но-но, – обиделся за штабс-капитана Попрыщенко. – Я сам в его годы секретарил в строительном управлении – справится.
– А как с казачеством? – пробасил из угла Михаил Бунчук.
– Тебе и карты в руки, – отозвался Дальский. – Ты теперь у нас председатель комитета.
– Не знаю, – нервно повёл плечами Заслав-Залесский. – Всё-таки образование немаловажный фактор для подобной должности.
– На что казаку образование! – воскликнул Попрыщенко. – Не лезьте, князь, в чужой монастырь со своим уставом.
– Я думаю, что Антону Павловичу хватит своих забот, – Дальский решительно вмешался в разгорающийся скандал. – Комитет по международным делам придётся формировать практически заново. Надо донести до мировой общественности всю важность свершившегося в России события.
Бунт был подавлен в самом зародыше, и Дальский не сомневался, что дальше всё пойдёт довольно гладко. Были, конечно, сомнения по поводу электората – что он там отколет в этот раз, но всё обошлось – электорат пренебрёг Крячкиным и отколол Гулькина. Либеральная пресса зашлась в истерике, ей усиленно подвывала пресса коммунистическая, страшно обидевшаяся на социал-монархистов, подложивших уже седлавшему белого коня Крячкину такую свинью. Этот трогательный дуэт ещё недавно столь непримиримых противников умилил Дальского до глубины души, тем более что либеральные «Губернские вести» не оставили своим вниманием его скромную персону. Дальский был обозван серым кардиналом, ренегатом и ландскнехтом, продающимся за большие деньги кому ни попадя, бесспорно талантливым негодяем, но личностью подлой и мерзкой, которой уважающие себя люди руки не подают.
В Крячкинском «Знамени» Дальского называли позорным порождением чудовищного развала и нравственной деградации отечественной интеллигенции, но больше напирали на мировую закулису, которая таких как Дальский готовит пачками, а потом засылает в нашу истерзанную либеральными реформами страну.
«Губернские вести» участие мировой закулисы в воспитании Сергея Васильевича отрицали начисто, а считали его порождением коммунистического ада, из которого мы столь благополучно и вовремя выскочили. Но, к сожалению, отдельных монстров мы прихватили с собой из этого проклятого прошлого, и они ещё долго будут отравлять нам жизнь.