Гончая смерти (сборник)
– Вы не можете быть привлечены к даче показаний против мужа. Таков закон.
– Он мне не муж!
В первую минуту Мейхерн подумал, что ослышался.
– Не муж! – повторила она, и наступила долгая пауза… – Я была актрисой в Вене. Была замужем, и муж мой жив, но он… в сумасшедшем доме. Как видите, наш брак с Воулом не может быть признан действительным. И теперь я рада этому! – Она с вызовом посмотрела в глаза мистеру Мейхерну.
– Мне бы хотелось услышать от вас только одно. – Мистер Мейхерн вновь был адвокатом Мейхерном, человеком, чуждым эмоций. – Почему вы так настроены против… э… мистера Воула?
– Я не хочу говорить. Пусть это будет моей тайной.
Мистер Мейхерн откашлялся:
– Нет надобности продолжать этот разговор. Я дам вам знать, когда переговорю со своим клиентом.
Бывшая миссис Воул подошла вплотную к мистеру Мейхерну, и он опять совсем близко увидел ее чудесные глаза.
– Скажите откровенно, когда вы шли сюда, вы верили, что он не виновен?
– Да.
– Мне вас очень жаль. – И она снова улыбнулась своей странной улыбкой.
– Я и сейчас верю, – сказал мистер Мейхерн. – Прощайте.
Пока он шел по улице, перед глазами у него стояло лицо Ромейн. Удивительная женщина, непонятная. Опасная женщина!..
Предварительное следствие в полицейском участке шло быстро. Главными свидетелями обвинения были Джанет Маккензи, служанка убитой, и Ромейн Хейльгер, австрийская подданная, женщина, считавшаяся женой Леонарда Воула.
Дело Воула было назначено к судебному разбирательству. Накануне суда мистер Мейхерн получил с шестичасовой почтой письмо. Грязный конверт, дешевая бумага, безграмотные каракули. Прежде чем мистеру Мейхерну стал понятен смысл письма, ему пришлось дважды перечитать его. Если изъять все те выражения, которые делали это послание слишком уж выразительным, а оставшееся перевести на правильный английский, содержание письма свелось бы к следующему: «Дорогой мистер! Вы, кажется, занимаетесь делом этого бедняги. Если хотите узнать кое-что интересное о его иностранке, приходите сегодня в Степни. Там, в доме номер шестнадцать (дом мистера Шоу), спросите мисс Могсон. Захватите с собой двести фунтов».
Снова и снова перечитывал мистер Мейхерн загадочные строчки. Все это могло оказаться розыгрышем, но, поразмыслив, адвокат пришел к выводу, что с ним не шутят. Он также понял, что от него зависит, появится ли у Воула шанс спастись. Последний шанс, ибо только доказательство непорядочности Ромейн Хейльгер могло лишить ее доверия, а следовательно, поставить под сомнение правдивость ее показаний.
И мистер Мейхерн решился…
Долго пришлось ему пробираться по узким улочкам, грязным кварталам, вдыхая тяжкий дух нищеты, прежде чем он отыскал нужный дом – покосившуюся трехэтажную развалюху. Мистер Мейхерн постучал в обитую грязным тряпьем дверь. Никто не отвечал. Лишь после повторного стука послышались шаркающие шаги, дверь приоткрылась – чьи-то глаза осмотрели адвоката с головы до ног, – затем распахнулась, и на пороге появилась женщина.
– А, это ты, – проговорила она хриплым голосом. – Один? Тогда проходи.
Поколебавшись, мистер Мейхерн вошел в маленькую очень грязную комнату, освещенную тусклым светом газового рожка. В углу стояла неубранная постель, посредине – грубо сколоченный стол и два ветхих стула. Только немного привыкнув к полумраку, адвокат сумел рассмотреть хозяйку убогого жилища. Это была женщина средних лет, очень сутулая, неряшливо одетая. Неопределенного цвета, давно не чесанные волосы торчали в разные стороны. Лицо до самых глаз было укутано пестрым шарфом. Встретив откровенно любопытный взгляд мистера Мейхерна, женщина издала короткий смешок:
– Ну чего уставился? Удивляешься, почему лицо прячу? Что ж, погляди на мою красоту, коль не боишься, что соблазню.
С этими словами она размотала шарф, и адвокат невольно отшатнулся при виде безобразных алых рубцов на ее левой щеке. Мисс Могсон снова закрыла лицо.
– Как, хочешь поцеловать меня, милашка? Нет? Так я и думала! А ведь когда-то я была прехорошенькая… Знаешь, откуда у меня это украшение? От купороса, чтоб ему… – И она разразилась потоком отвратительной брани.
Наконец она замолчала, успокоилась, и недавнее волнение угадывалось лишь в судорожном движении ее рук.
– Довольно, – сердито нарушил молчание мистер Мейхерн. – Насколько я понимаю, вы хотите сообщить мне нечто важное по делу Леонарда Воула. Я жду.
Мисс Могсон хитро прищурила глаза.
– А деньги, дорогуша? – прохрипела она. – Двести, как было сказано, и у меня, возможно, кое-что для тебя найдется.
– Что именно?
– Ее письма! Ну что ты на это скажешь? Только, чур, не спрашивать, как они ко мне попали. Двести фунтов, и письма твои.
– Десять, и ни фунтом больше, если письма действительно могут мне понадобиться.
– Что?! Всего десять фунтов?! – Женщина снова перешла на крик.
– Двадцать, – ледяным тоном проговорил мистер Мейхерн. – Это мое последнее слово.
Адвокат достал из бумажника деньги:
– Хочешь – бери, хочешь – нет. Здесь все, что у меня с собой.
Он видел, что деньги неотразимо подействовали на нее и она не в силах побороть соблазн.
Пробормотав проклятия в адрес адвоката, мисс Могсон сдалась. Подошла к кровати, приподняла матрас.
– Забирай, черт с тобой! – Она швырнула на стол пачку писем. – Сверху то, которое тебе нужно.
Мистер Мейхерн развязал бечевку, методически перебрал все письма одно за другим. У него в руках находилась любовная переписка Ромейн Хейльгер, и писала она не Воулу.
Отдельные письма Мейхерн читал от начала до конца, иные бегло просматривал. Верхнее письмо он прочитал два раза; на нем стояла дата: день ареста Воула.
– Как эти письма попали к вам?
– Письма еще не все. Узнай, где была эта шлюха в тот вечер. Спроси в кинотеатре на Лайэн-роуд. Там должны ее помнить. Хороша, пропади она пропадом!
– Кому адресованы эти письма?
– Тому, кто оставил мне это. – Мисс Могсон поднесла руку к изуродованной щеке, пальцы ее при этом повторили уже знакомое мистеру Мейхерну движение. – Его рук дело. Много лет прошло, да я не забыла. Эта иностранка увела его от меня. Однажды я выследила их, и он в отместку плеснул мне в лицо какой-то дрянью. А она смеялась, будь она проклята! Долго же мне пришлось ждать, чтобы расквитаться с ней за все. По пятам за ней ходила. Теперь-то она у меня в руках, за все ответит. Правда, мистер?
– Возможно, ее приговорят к заключению за клятвопреступление.
– Только бы заткнуть ей глотку, мистер. Эй, куда же вы? А деньги?!
Мистер Мейхерн положил на стол два банкнота по десять фунтов и вышел. Оглянувшись у двери, он увидел склонившуюся над деньгами фигуру мисс Могсон.
Адвокат решил, не теряя времени, отправиться на Лайэн-роуд. Там по фотографии швейцар сразу вспомнил Ромейн Хейльгер. В тот вечер она появилась в кинотеатре после десяти. С ней был мужчина. Его, правда, швейцар не разглядел, но ее помнит очень хорошо. Она еще спрашивала, какой идет фильм. Сеанс кончился в двенадцатом часу; пара досидела до конца.
Мистер Мейхерн чувствовал себя вполне удовлетворенным.
Показания Ромейн Хейльгер оказались ложью. Ложью от первого и до последнего слова. А причиной всему – ее ненависть к Воулу. И чем он ей так досадил? Бедняга совсем упал духом, когда узнал, что говорит о нем та, кого он называл своей женой. Никак не хотел этому верить.
Впрочем, мистеру Мейхерну показалось, что после первых минут растерянности протесты Воула были уже не столь искренними. Несомненно, он все знал. Знал, но не хотел, чтобы узнали другие. Тайна двоих по-прежнему оставалась их тайной.
Узнает ли ее когда-нибудь мистер Мейхерн?…
Судебный процесс над Леонардом Воулом, обвиняемым в убийстве Эмили Френч, наделал много шума. Во-первых, обвиняемый был молод, хорош собой; во-вторых, уж в слишком жестоком убийстве подозревали этого привлекательного молодого человека; и, наконец, была третья причина столь горячего интереса к предстоящему судебному заседанию – Ромейн Хейльгер, главный свидетель обвинения. Многие газеты поместили ее фотографии, в печати появились также «достоверные» сведения о ее прошлом.