Икс или игрек?

Томми задумчиво повторил:
– Сонг Сюзи – «Сан-Суси»... Я вас понял.
– Вы уверены?
– Замысел такой: я должен отправиться туда и... и порыться на месте.
– Да, именно так.
Лицо Томми снова расплылось в улыбке.
– Довольно туманно сформулировано, а? – сказал он. – Я даже не знаю, что конкретно мне надо искать.
– Этого я вам сказать не могу. Потому что и сам не знаю. На ваше разумение.
Томми вздохнул. И расправил плечи.
– Что ж, можно попробовать. Только я не очень силен по части разумения.
– Когда-то вы очень даже неплохо делали свою работу, как я слышал.
– Просто везло, – поспешил уточнить Томми.
– Везение – это как раз то, в чем мы сейчас нуждаемся.
Томми задумался, затем спросил:
– Это заведение, «Сан-Суси», что о нем известно?
Грант пожал плечами.
– Ничего интересного. Очень возможно, что тут мы попали пальцем в небо. Фаркер мог иметь в виду песенку про «сестрицу Сюзи, что шьет сорочки для солдат». Все это одни лишь предположения.
– А про сам Лигемптон?
– Город как город. Таких там по всему побережью десятки. Старушки, отставные полковники, старые девы безупречной репутации, кое-какие сомнительные и темные личности, два-три иностранца для общего счета. Словом, всякой твари по паре.
– И Икс или Игрек в их числе?
– Не обязательно. Возможно, это не они, а кто-то, кто поддерживает с ними контакт. Но вполне может быть, что и лично Икс или Игрек. Место скромное, не на виду, обыкновенный приморский пансион.
– И вы совершенно не имеете представления, мужчину или женщину я должен там искать?
Грант отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, – сказал Томми. – Попробовать можно.
– Желаю вам удачи, Бересфорд. А теперь обратимся к деталям...
 
2
Когда спустя полчаса Таппенс, отдуваясь и умирая от любопытства, примчалась домой, Томми был уже в квартире один. Он сидел в кресле и тихо насвистывал. Выражение лица у него было неопределенное.
– Ну? – потребовала отчета Таппенс, вкладывая в этот единственный слог бездну эмоций.
– Да вот, – с сомнением в голосе ответил Томми. – Вроде как работу предлагают.
– Что за работа?
Томми состроил соответствующую гримасу.
– Возиться с бумагами среди пустынных холмов Шотландии. Секретная и всякое такое, но похоже, что скукотища.
– Берут нас обоих или только тебя?
– К сожалению, только меня.
– Черт бы вас всех драл! Ну как мог наш мистер Картер пойти на такую низость?
– Насколько я понял, у них там разделение полов. Чтобы добиться полной сосредоточенности.
– Шифровать или расшифровывать? Вроде Дебориной конторы? Смотри, Томми, будь осторожней, от такой работы люди трогаются умом, теряют сон и бродят всю ночь напролет, стеная и охая, и твердят девятизначные числа, что-нибудь вроде: девятьсот семьдесят восемь миллионов триста сорок пять тысяч двести восемьдесят шесть – в таком духе. А кончают нервным срывом и попадают в психлечебницу.
– Я не попаду.
Таппенс мрачно покачала головой.
– Не скажи. Рано или поздно и ты можешь сорваться. А можно мне поехать с тобой – не работать, а просто в качестве жены? Приносить туфли к креслу перед камином, подавать горячий ужин после рабочего дня?
Томми сокрушенно ответил:
– К сожалению, нет, старушка. Мне, честное слово, очень жаль, что приходится оставлять тебя здесь одну, но...
– ...но долг велит, – договорила за него Таппенс, припомнив былые времена.
– В конце концов, ты же можешь вязать, верно?
– Вязать? – с негодованием произнесла Таппенс. Она схватила недовязанный подшлемник и швырнула на пол. – Я терпеть не могу пехотный защитный цвет. И синий флотский тоже. И голубой авиационный. Вязать так только малиновое, причем оттенок маджента! [10]
– Вот это по-боевому! – одобрил Томми. – Наводит на мысли о блицкриге.
На самом деле Томми огорчился. Впрочем, Таппенс, как настоящая спартанка [11], держалась молодцом, сказала, что, конечно, ему ни в коем случае нельзя отказываться и вообще ничего страшного, она слышала, что требуется человек мыть полы в пункте первой медицинской помощи, может быть, там и она подойдет.
Через три дня Томми уезжал в Абердин [12]. Таппенс отправилась с ним на вокзал – провожать. Глаза ее красноречиво блестели, и раза два ей пришлось незаметно сморгнуть, но держалась она с неколебимой жизнерадостностью. Только когда поезд уже отъехал от перрона и Томми увидел одиноко спускающуюся с платформы грустную худенькую фигурку жены, к горлу у него подкатил комок. Война войной, но по отношению к Таппенс он ощущал себя предателем...
Томми с трудом, но все же взял себя в руки. Приказ есть приказ.
На следующий день он из Шотландии выехал на поезде в Манчестер [13]. А еще через день, уже на третьем поезде, прибыл в Лигемптон. Остановился он в центральном городском отеле и с утра отправился обходить разные гостиницы и пансионы, осматривая номера и выясняя условия долговременного пребывания.
«Сан-Суси» оказался викторианской [14] виллой из темно-красного кирпича, расположенной на подъеме к высокому берегу, с прекрасным видом на море из окон верхнего этажа. В коридоре слегка попахивало пылью и стряпней, и ковровая дорожка была заметно вытерта, но в целом этот пансион выигрывал при сравнении с некоторыми другими, которые Томми уже успел обойти. Он потолковал с хозяйкой по имени миссис Перенья у нее в рабочем кабинете – тесной неприбранной комнатке, где стоял большой письменный стол, заваленный ворохом бумаг.
Миссис Перенья и сама имела вид слегка неприбранный. Это была женщина средних лет с копной густых курчавых черных волос, на ее кое-как подкрашенных губах застыла решительная улыбка, приоткрывавшая два ряда крупных и очень белых зубов.
В разговоре Томми упомянул свою пожилую кузину мисс Медоуз, которая останавливалась в «Сан-Суси» в позапрошлом году. Миссис Перенья ее без труда вспомнила – а как же, мисс Медоуз, очень симпатичная старая леди, вернее даже и не старая, у нее столько энергии и такое замечательное чувство юмора.
Томми с ней осторожно согласился. Вообще-то какая-то мисс Медоуз существовала на самом деле, в таких вещах департамент промашек не допускал.
– А как сейчас поживает милая мисс Медоуз?
Томми с прискорбием сообщил, что мисс Медоуз уже нет на свете, а миссис Перенья сочувственно поцокала языком, произнесла полагающиеся слова и придала своему лицу траурное выражение.
Вскоре, однако, к ней снова вернулась первоначальная говорливость. У нее есть именно такая комната, которая, она уверена, как раз подойдет мистеру Медоузу. Чудесный вид на море. Мистер Медоуз очень разумно, на ее взгляд, принял решение выбраться из Лондона. Там сейчас, рассказывают, ужасно тяжелая жизнь, и, конечно, после перенесенной инфлюэнцы...
Не переставая рассуждать, миссис Перенья повела Томми на второй этаж и стала показывать ему комнату за комнатой. Попутно назвала недельную сумму. Томми сокрушенно развел руками. Миссис Перенья стала объяснять, что цены так выросли! Томми со вздохом сказал, что его доходы, к несчастью, сократились, да еще налоги, да то, да се...
Миссис Перенья тоже вздохнула и сказала:
– Все это проклятая война...
Томми с ней полностью согласился. По его мнению, этому типу Гитлеру место на виселице. Он просто психопат, одно слово, совершенный психопат.
Миссис Перенья и тут была с ним согласна. Она сказала, что теперь, когда ввели продуктовые карточки, да еще мясники не могут получать достаточно мяса, какого нужно, а печенка и телятина вообще почти пропали из продажи, – из-за всех этих неудобств вести хозяйство стало страшно трудно, но поскольку мистер Медоуз – родня милой мисс Медоуз, она готова сбавить цену на полгинеи.