Каприз

— Кто же этот свидетель, если позволите?
— Мисс Брэвис. Леди Стаббс попросила ее отнести девушке поднос с пирожными и фруктовой водой.
— Наша Хэтти попросила ее об этом? Никогда не поверю.
— Почему, мистер Уэймен?
— На нее не похоже. Не об этом она думает и заботится. Все мысли дорогой леди Стаббс вращаются лишь вокруг собственной персоны.
— Я жду ответа на свой вопрос, мистер Уэймен.
— Где я был между четырьмя пятнадцатью и пятью часами? Трудно сказать сразу, инспектор. Я был здесь. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Где — здесь?
— О, то тут, то там. Немного поболтался среди толпы у лужайки, любовался местными красавицами, перемолвился двумя-тремя словами с порхавшей кинозвездой; а когда мне стало тошно от всего этого, пошел к теннисному корту и поразмыслил немного о проекте будущего павильона. Мне также было интересно, как скоро будет разгадана кем-нибудь фотография секции теннисной сетки — первый ключ к игре.
— Кто-нибудь разгадал?
— Да, конечно, но тогда я так и не заметил. У меня появилась новая идея о павильоне, как примирить две точки зрения — мою и сэра Джорджа.
— А что потом?
— Потом? Побродил немного, спустился на пристань, распил со стариком Мэрделлом бутылку вина и вернулся назад. Время точно указать не могу. Как я уже сказал, я прежде всего был здесь! Вот и все.
— Хорошо, мистер Уэймен, — сказал инспектор живо. — Полагаю, мы можем получить подтверждение всему этому.
— Мэрделл может подтвердить, что я был у него на пристани. Но это было несколько позже времени, которое вас интересует. Должно быть, после пяти. Это вас совершенно не удовлетворяет, не так ли, инспектор?
— Надеюсь, мы смолсем уточнить, мистер Уэймен.
В вежливом тоне инспектора прозвучали металлические нотки, и они не остались незамеченными молодым архитектором. Он сел на подлокотник кресла.
— Серьезно, кому понадобилось убивать девчонку? — спросил он.
— У вас нет никаких предположений, мистер Уэймен?
— Ну, если экспромтом, то я бы сказал, что это ваша плодовитая писательница. Вы только взгляните на ее пурпурное одеяние! От творческих завихрений в ее котелке могла возникнуть мысль, что настоящее убийство было бы куда эффектнее поддельного. Ну, как?
— Вы это серьезно, мистер Уэймен?
— Это единственное, что я могу предположить.
— Я хотел бы спросить вас еще об одном, мистер Уэймен. Вы видели леди Стаббс сегодня пополудни?
— Конечно. Ее все видели. Вырядилась, как манекен!
— Когда вы ее видели в последний раз?
— Точно не помню. Пожалуй, в половине четвертого или без четверти четыре… все принимала эффектные позы на лужайке.
— И после того вы ее не видели?
— Нет. А что?
— Меня это интересует, потому что после четырех часов, кажется, ее никто не видел. Леди Стаббс исчезла, мистер Уэймен.
— Исчезла? Наша Хэтти?
— Это вас удивляет?
— Да, очень… Интересно, что она задумала?
— Вы хорошо знаете леди Стаббс, мистер Уэймен?
— Я здесь всего лишь пятый день, а прежде я никогда ее не встречал.
— У вас уже сложилось о ней какое-нибудь мнение?
— Я бы сказал, она себе на уме и своего не упустит, — ответил Майкл Уэймен сухо. — Очень колоритная женщина и знает, как извлечь из этого выгоду.
— Но в умственном отношении не очень активна? Это верно?
— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «умственный», — отвечал Майкл Уэймен.
— Нельзя сказать, что интеллигентна. Но если вы считаете, что у нее не хватает, вы ошибаетесь. Я бы сказал, — добавил он с горечью, — в голове у нее больше, чем у других.
Инспектор вскинул брови.
— Но ваше утверждение противоречит общему мнению о ней.
— Ей почему-то нравится притворяться слабоумной дурочкой. Не знаю, почему, но, как я уже сказал, по-моему, она умнее других.
Инспектор некоторое время изучающе смотрел на него, затем сказал:
— Вы на самом деле не можете уточнить время и место своего пребывания в интересующий нас период?
— К сожалению, — отрывисто ответил Уэймен. — Боюсь, что нет. Дрянная память, никогда не запоминаю время. Со мной все?
Инспектор кивнул, и Майкл поспешно вышел.
— Хотел бы я знать, — произнес инспектор, обращаясь не то к самому себе, не то к Хоскинсу, — что было между ним и ее милостью. То ли он добивался ее благосклонности, и она его отшила, то ли она подняла скандал. Как, вы говорите, здесь смотрят на сэра Джорджа и его жену? — обратился он к Хоскинсу.
— На нее — как на слабоумную, — ответил констебль.
— А на сэра Джорджа? Его любят?
— Да, он нравится. Он хороший спортсмен и разбирается в сельском хозяйстве. Ему во многом помогла старая леди.
— Какая старая леди?
— Миссис Фоллиат, что живет в домике садовника.
— А, да! Фоллиаты — бывшие владельцы этого поместья, так ведь?
— Да, только благодаря старой леди сэра Джорджа и леди Стаббс здесь так хорошо приняли. Это она перезнакомила их со всеми здешними шишками.
— Наверное, ей хорошо заплатили, как вы думаете?
— О, нет! Не говорите так о миссис Фоллиат, — возразил Хоскинс оскорбленным голосом. — Говорят, она знала леди Стаббс до ее замужества и что именно она уговорила сэра Джорджа купить это поместье.
— Я должен поговорить с миссис Фоллиат, — сказал инспектор.
— О, она очень умная старая леди. Она всегда в курсе всех событий.
— Мне нужно поговорить с ней. Интересно, где она сейчас?
  
Глава 11
 
Миссис Фоллиат беседовала в это время в большой гостиной с Эркюлем Пуаро. Он случайно обнаружил ее там сидящей в кресле. Когда он вошел, она нервно вздрогнула. Потом, снова откидываясь на спинку кресла, тихо промолвила:
— О, это вы, месье Пуаро.
— Извините, мадам. Я вас потревожил.
— Нет-нет, вы мне не помешали. Я всего лишь отдыхаю. Я уж не так молода, как раньше. Этот удар слишком потряс меня.
— Понимаю, — ответил Пуаро. — Я вас отлично понимаю.
Зажав в своей маленькой руке носовой платок, миссис Фоллиат безучастно смотрела в потолок.
— Мне страшно подумать об этом, — произнесла она голосом, глухим от волнения. — Эта бедная девочка. Этот несчастный ребенок…
— Знаю, — отвечал Пуаро, — я знаю.
— Такая молодая, на самом пороге жизни, — продолжала миссис Фоллиат. — Мне страшно думать об этом, — повторила она снова.
Пуаро посмотрел на нее с любопытством. Казалось, что с тех пор, как он видел ее среди гостей в роли радушной хозяйки, прошло десять лет. На вытянутом и осунувшемся лице были отчетливо видны морщины.
— Вы лишь вчера сказали мне, мадам, что мир очень безнравствен.
— Я так сказала? — Она, казалось, вздрогнула. — Это верно… О да. Я лишь теперь начинаю понимать, как это верно. Но я никогда не представляла себе, что может случиться что-нибудь подобное.
И снова он посмотрел на нее с любопытством.
— А вы все ж таки предполагали, что может что-то случиться?
— Нет-нет. Вы меня не так поняли.
Пуаро настаивал:
— И все-таки вы ожидали, что что-то должно случиться — что-то необычное?
— Вы меня не так поняли, мистер Пуаро. Я имела в виду лишь это несчастье, которое произошло в самый разгар праздника.
— Сегодня утром леди Стаббс тоже говорила о безнравственности.
— Хэтти? О, не говорите мне о ней, перестаньте говорить о ней. Я не хочу о ней думать! — На минуту она умолкла, а затем спросила: — Что она говорила… о безнравственности?
— Она говорила о своем кузене Этьене де Суза. Сна сказала, что он безнравственный, дурной человек. Она сказала также, что боится его.
Пуаро внимательно наблюдал за ней, но она лишь покачала головой.
— Этьен де Суза — кто он?
— Да, вы ведь не были на завтраке. Я забыл, миссис Фоллиат. Леди Стаббс получила письмо от своего кузена, с которым не виделась с пятнадцатилетнего возраста. В письме он сообщал, что сегодня пополудни приедет к ней в Нэсс-Хауз.