Каприз

Дознание было простым и кратким. Ночь была темная и ненастная. Старик Мэрделл выпил три пинты пива. Ему было девяносто два года. Причина смерти — несчастный случай…
  
Глава 15
 
Эркюль Пуаро сидел в квадратном кресле перед квадратным камином в квадратной комнате своей лондонской квартиры. Перед ним лежало великое множество предметов, которые не были квадратными, у них были причудливые, почти фантастические закругления. Рассматривая каждый предмет в отдельности, невозможно было бы постигнуть его значение в обыденной жизни. Он казался бы невероятным, бессмысленным и совершенно случайным. На самом же деле эти предметы не представляли ничего необычного. Каждый имел свое особое место в особом целом. Расположенные в определенных местах этого особого целого, они приобретали не только смысл, но и создавали определенную картину. Иначе говоря, Эркюль Пуаро составлял картину-головоломку. Эта игра была его любимым занятием. Он находил, что это и развлекает, и успокаивает.
Он смотрел на нижнюю часть рамки, где зияло бесформенное пятно. Оно вносило диссонанс в определившийся порядок. Игра напоминала ему его собственную профессию. Там тоже встречаешься со множеством разнообразных, казалось бы, совершенно не связанных между собой фактов, которые, несмотря на кажущуюся несовместимость, будучи помещенными на свое особое место, воссоздают целостную картину. Его пальцы ловко поддели непонятный темносерый кусочек и втиснули в голубое небо. Кусочек оказался частью самолета.
— Так, — пробормотал Пуаро, — вот оно что. Один ничего не обещающий кусочек сюда, другой, непонятный, — туда, и непонятное становится понятным: у всех у них свои места и, когда они займут их… Eh bien [14]! Дело сделано! Все ясно. Все, как на картинке!
С поспешностью он втиснул подряд небольшую часть минарета, кусочек, похожий на полосатый навес (на самом деле это был зад кошки), и недостающий кусок солнечного заката.
«Если бы сразу знать, что должно получиться, подбирать было бы легко, — подумал Пуаро. — Но в том-то и дело, что не знаешь. Так и у нас — ищешь не там, где нужно, или не то, что нужно». — Он с досадой вздохнул и перевел свой взгляд с только что составленной картины на кресло у противоположного края камина. В нем полчаса назад сидел инспектор Блэнд. Он пил чай с коржиками (тоже квадратными) и вел грустную беседу. Он приехал в Лондон по служебным делам и, покончив с ними, зашел к Пуаро, желая, как он сам объяснил, узнать, не было ли у месье Пуаро каких-нибудь новых предположений. Затем он изложил свои собственные идеи. По всем основным пунктам Пуаро с ним соглашался. Он считал, что инспектор Блэнд подошел к вопросу по-деловому и без предубеждений.
Со времени событий в Нэсс-Хауз прошло больше месяца, почти пять недель. Это было время застоя и неудач. Труп леди Стаббс найден не был. Ничто не указывало и на то, что она жива. Факты, которыми располагал инспектор Блэнд, несмотря на всю их противоречивость, свидетельствовали о том, что она была мертва.
— Конечно, труп могло и не вынести течением, — сказал Блэнд. — И, поскольку он в воде, нечего и говорить о нем. Он еще может всплыть, но опознать его будет трудно.
— Есть еще один вариант, — заметил Пуаро.
Блэнд кивнул.
— Да, я о нем думал, — ответил он. — Я не перестаю думать о нем. Вы имеете в виду, что труп может быть там, в Нэсс. Спрятан в таком месте, где мы и не подумали бы искать. Такой вариант возможен. К тому же старинный дом и такой участок! Там есть места, о которых и не подумаешь, что они там могут быть. — Он немного помолчал и продолжал: — Всего лишь позавчера я был в одном помещении. В бывшем бомбоубежище, построенном еще во время войны. Весьма неосновательное сооружение в саду у стены дома. После войны над полуразрушенным убежищем насыпали грунт, наделали искусственных холмов, насадили кустарник. Проходя мимо, никогда не подумаешь, что там находилось убежище и что под землей есть помещение. Из подвала дома от винного хранилища к нему идет подземный ход. Я именно это имел в виду, когда упомянул о старинном доме и об участке. Возможны ведь и другие места, о которых никто из посторонних не знает. Я думаю, что под домом вряд ли может быть тайник, похожий на убежища священников, или что-нибудь в этом роде….
— Едва ли — не то время.
— То же самое говорит и мистер Уэймен. Он говорит, что дом был построен около 1790 года и священникам в то время уже ничто не угрожало. Но все равно, в доме могли быть какие-либо переделки, перестройки, о которых кто-нибудь из семейства должен знать. Как вы считаете, месье Пуаро?
— Это вполне возможно, — ответил Пуаро. — Я решительно поддерживаю вашу мысль. Если допустить такую возможность, тогда напрашивается вопрос: кто об этом знает? Полагаю, что кто-либо из живущих в доме.
— Несомненно. Но в таком случае отпадает версия относительно де Суза, — заметил инспектор Блэнд с недовольным видом. Он все еще подозревал его.
— Естественно, — продолжал он, — кто-нибудь из тех, кто живет или жил в доме, например, слуга или член семьи. Из тех, кто в доме находился временно, — едва ли. И меньше всего тот, кто в дом лишь приходит, — супруги Легги, к примеру.
— Человек, который должен знать и который мог бы рассказать вам об этом, есть. Это миссис Фоллиат, — сказал Пуаро.
Он был уверен, что миссис Фоллиат о Нэсс-Хауз знала все. Миссис Фоллиат знала очень многое. О том, что Хэтти Стаббс умерла, она знала с самого начала. Еще до ее смерти и смерти Марлен она знала, что мир очень безнравствен и в нем очень много злых людей. Пуаро с досадой думал, что миссис Фоллиат была ключом ко всей этой истории, ключом, который не так просто повернуть в замочной скважине.
— Я говорил с леди несколько раз, — сказал инспектор. — Она была очень любезна и, казалось, весьма сожалела, что не может оказать нам существенной помощи.
«Не может или не желает?» — подумал Пуаро. Блэнд, вероятно, думал то же самое.
— Есть женщины, — сказал он, — которых нельзя заставить. Их невозможно ни убедить, ни запугать, ни обмануть.
«Миссис Фоллиат не из тех, кого можно заставить, убедить или обмануть», — подумал Пуаро.
Инспектор допил свой чай, вздохнул и ушел, а Пуаро взялся за картину-головоломку, чтобы унять возраставшее в нем раздражение. Он чувствовал себя не только раздраженным, но и униженным. Миссис Оливер позвала его, Эркюля Пуаро, чтобы раскрыть тайну! Она чувствовала что-то неладное, и неладное действительно было. Она верила в Эркюля Пуаро и надеялась. Сначала — что он предотвратит несчастье, а затем — что он найдет убийцу. А он убийцы не нашел. Он блуждал в тумане — в тумане, в котором время от времени появлялись проблески обманчивого света. То тут, то там он замечал эти проблески, и временами ему казалось, что он видит выход. Он шел на свет, но снова и снова оказывался во мгле.
Пуаро встал, перешел к другой стороне камина, повернул второе кресло и сел. От разноцветных картонных фигурок игры он переключился на головоломку с убийством. Он достал из кармана записную книжку и аккуратными мелкими буквами вписал в нее: «Этьен де Суза, Аманда Брэвис, Алек Легги, Пегги Легги, Майкл Уэймен».
Для сэра Джорджа и Джима Уорбартона убить Марлен Таккер было невозможно физически. То же самое можно сказать и о миссис Оливер, и он дописал ее имя значительно ниже остальных. Имя миссис Мастертон он приписал тоже, так как не помнил, чтобы от четырех до четырех сорока пяти она была на лужайке безотлучно. Дворецкий Хэнтон был внесен в список скорее потому, что в сценарии миссис Оливер фигурирует «зловещий дворецкий», а не потому, что темноволосый мастер гонга внушил ему какие-либо подозрения. «Парень в черепаховой рубашке» значился под вопросительным знаком.
— Я идиот, — улыбнулся Пуаро. — Какое отношение имеет парень ко всем этим событиям?
Но он понимал, что кое-какие причины для включения парня в список все же были. Он вспомнил, как он удивился, когда увидел его в «капризе». Лицо не очень приятное, несмотря на то, что было молодым и красивым. Надменное и безжалостное лицо. Молодой человек приходил туда с какой-то целью. Он явно хотел с кем-то встретиться, причем он не мог или не хотел встречаться открыто. Не было ли здесь связи с убийством?