Виват Император!

— По частным и несвязанным кредитам почти двадцать семь миллиардов, а с госкредитами сложнее… к тому же цены уже ползут вверх. Еще не номинал, но…
Они снова помолчали. Старый, одним глотком допив вино и тоже поставив стакан на столик, повернулся к молодому и поймал его взгляд.
— Знаешь, мне страшно… — На этот раз в его голосе звучало беспокойство, и уже никто бы не сказал, что это подчиненный обращается к вышестоящему.
— Чего?
— Что будет, когда они узнают?..
Молодой в упор посмотрел на собеседника:
— Ты же знаешь, у нас нет другого выхода. Или ты не согласен с выводами моего меморандума?
— Да нет… впрочем, кое с чем не согласен, но это не важно. Если бы я считал это бредом, я никогда не согласился бы участвовать во всем этом… но мы столько времени были сами по себе, а после того как они узнают… Нам надо успеть стать ОЧЕНЬ сильными… — Он оборвал сам себя и откинул голову на спинку кресла. В комнате вновь воцарилась тишина. Молодой протянул руку и положил ладонь на сухую кисть старого.
— Не беспокойся. Я сам удивляюсь, как удачен был выбор. Просто поразительно. Если бы я писал меморандум сейчас, я бы даже не стал рассматривать другие варианты. Россия — просто идеальный вариант. А люди… Черт возьми, я предполагал, что народ, остановивший столько потрясателей Вселенной и покорителей Европы, просто не может иметь такого низкого базисного коэффициента, какой получался в наших расчетах, но я даже не предполагал, НАСКОЛЬКО он занижен.
Старый, встрепенувшись, изумленно уставился на собеседника:
— То есть? Что значит низкий базисный коэффициент?
Молодой улыбнулся:
— По нашим расчетам, его величина не превышала 0, 67.
Старый несколько мгновений смотрел на него недоверчиво, потом длинно выругался по-испански. Молодой покачал головой:
— Брось. Это означает только то, что наша методика устарела.
Старый поджал губы:
— До сих пор она срабатывала идеально.
Молодой взмахнул рукой:
— Ты не прав. Вспомни Вьетнам.
— Это исключение.
— Теперь я уверен, что нет. К тому же что спорить. — Он встал и подошел к стене, на которой висела большая, два на три метра, политико-административная карта мира. — Взгляни-ка. Достаточно бросить всего один взгляд — и все станет ясно.
Старый насупился:
— Это не показатель.
Молодой покачал головой:
— Ты не прав. Возможно, это не самый важный показатель и уж конечно далеко не единственный, но ЭТО — несомненно показатель. С которым ни ты, ни я и никто другой ничего не могут поделать.
Старый скривил губы:
— Подумаешь, были времена, когда над Британской империей тоже никогда не заходило солнце.
Молодой кивнул:
— Да, когда-то именно она была самым большим государством мира, и В ТО ВРЕМЯ Британия, без всякого сомнения, была и самым сильным государством Земли. Несмотря на временные затруднения вроде отколовшихся североамериканских колоний или деятельности Наполеона Бонапарта. А здесь даже популяционный ресурс превышает ресурс британской расы почти в два с половиной раза. Причем качество этою ресурса очень высоко.
Старый хмыкнул:
— Тебе так нравятся русские пьяницы?
Молодой усмехнулся в ответ:
— И они тоже. Но главное не это. Просто подумай. На Земле наберется всего лишь три, от силы пять государств, обладающих потенциалом объединения планеты, — кроме России, скажем, США, Китай, и нечто подобное можно сделать из объединенной Европы. Причем объединенной не так, как сейчас, а реально. И самым большим потенциалом в этой области обладает именно Россия. И именно сейчас, когда мы наконец имеем технологию Изменения, она находится в точке перелома, предоставляющей нам просто уникальные возможности. Просто уникальные… Ни в одной другой из перечисленных стран мы не смогли бы даже приблизиться к тому уровню контроля над ходом вещей, который здесь, в России, не просто выглядит теоретически достижимым, но прямо-таки буквально мистическим образом ложится на всю внутреннюю ситуацию. Причем сейчас эта страна находится в таком дерьме, что никто даже не сможет предположить, насколько серьезно будет все происходящее.
Старый долго и пристально смотрел на молодого, потом протянул:
— Ты решил… империю?
Молодой кивнул:
— Ты знаешь, мы бы все равно к этому пришли, просто понадобилось бы гораздо больше времени. Человечество созрело для экспансионистского рывка туда, — он вскинул глаза к потолку, — а только империя может обеспечить максимальные экспансионистские возможности. Недаром подавляющее большинство фантастов сходится на том, что на пути к звездам человечеству никуда не деться от имперского периода.
Старый поморщился. Он был слишком большим реалистом, чтобы обращать внимание на литературу такого рода.
— Что ж, ни у кого из нас нет такого опыта организации и управления крупными социумами, как у тебя. К тому же последний раз ты крупно вмешивался столетий, этак, двенадцать назад. Поэтому если ты говоришь, что это так, — значит, так оно и есть.
Молодой взглянул на старика с улыбкой:
— Крупно — да, а по мелочам всего чуть более пятидесяти. — Он взял со стола свой бокал, сделал глоток, задумчиво глядя перед собой, потом сказал: — В восемнадцатом мне отчего-то стало казаться, что та бойня с аэропланами, газами и подводными лодками так сильно напугала мир, что ничего подобного больше не должно повториться. Но спустя всего двадцать лет это началось по новой. А сейчас, после разрушения того, что удалось сделать после сорок пятого, все идет к тому, что лет через тридцать-сорок мы окажемся на грани действительно ПОСЛЕДНЕЙ войны.
— Если ты не вмешаешься?
Молодой усмехнулся:
— Я НАДЕЮСЬ, что в результате моих усилий последняя война разразится лет через двадцать-двадцать пять, но она будет последней несколько в ином, скорее порядковом, чем окончательном смысле.
Старый замер:
— Ты не писал ничего о войне в своем меморандуме.
Молодой утвердительно кивнул:
— Ты прав. И я очень не хочу, чтобы она произошла, но не все и не всегда происходит в соответствии с нашими желаниями. — Он повернулся к старому и, дружески подмигнув ему, положил руку ему на плечо. — Ладно, не бери в голову. Возможно, за эти двадцать пять лет удастся придумать что-то более эффективное. Я же тебе сказал, что наша методика устарела.
Старый несколько мгновений сидел, не отводя пристального взгляда от собеседника, потом отвернулся и тяжело вздохнул.
— Ладно. Понятно. Если ты прав, то деньги надо тратить, пока они чего-нибудь стоят.
— Вот именно. — Молодой рассмеялся. — А то ты что-то слишком привязался к этим странным никчемным бумажкам. Или уже забыл времена, когда тебе приходилось таскать на поясе стоун-другой золота?
Старый еще несколько секунд сохранял на лице озабоченно-угрюмое выражение, но молодой смеялся так заразительно, что губы старого невольно дрогнули и спустя мгновение он уже смеялся вместе со своим собеседником.
Отсмеявшись, молодой подошел к столу, на котором стоял спикерфон, и, нажав клавишу, произнес:
— Приготовьте машину через пять минут, — после чего повернулся к старому, — ну что, поедем поужинаем?
Старый с легким кряхтеньем поднялся из кресла:
— Здесь есть приличные рестораны?
Молодой снова улыбнулся:
— Сколько угодно, — и, ехидно прищурившись, добавил: — Похоже, предыдущая поездка оставила в твоей душе просто неизгладимые впечатления.
Старый поморщился:
— Да-а, пять лет назад мне казалось, что на этой стране можно поставить крест и скоро вместо огромной реинкарнации древнеегипетского фараонства под названием СССР останется три-четыре десятка голодных и ненавидящих друг друга осколочков. Но ты, как всегда, оказался прав. — Он покачал головой. — Черт возьми, одно время меня страшно занимало, почему это ты всегда оказываешься прав?
При этих словах он устремил на собеседника вопросительный взгляд, как будто ожидая, что тот немедленно даст ответ на этот явно риторический вопрос. Но молодой молча смотрел на него, растянув губы все в той же ехидной улыбке. Поэтому старый только хмыкнул и заключил: