Обрученные ураганом

— Через несколько часов.
Он чувствовал, как она дрожит. Не от холода. Потрясение, голод и жажда сделали свое дело.
— Почему ты не просматриваешь сообщения? — спросил он, чтобы вернуть ее к реальности.
— Аккумулятор…
— До рассвета мы никуда не пойдем, — перебил ее он. — Ответь на них. Скажи своим родным, как сильно ты их любишь.
— Я не стану этого делать! К тому же здесь все равно не ловится сигнал. — Затем, поняв смысл его слов, она произнесла: — О, я все поняла. Ты хочешь, чтобы я набрала прощальное сообщение? Чтобы у них осталось от меня хоть что-то на случай, если мы не сможем отсюда выбраться и нас найдут слишком поздно?
Неужели он действительно имел в виду это? Возможно…
По крайней мере, ей было кому оставить сообщение.
— Мы выберемся, — сказал он с большей убежденностью, чем чувствовал на самом деле. Кто знает, что обнаружит дневной свет? Им придется опять карабкаться наверх, только теперь они были ослаблены, и у него болело плечо. Он не сможет вытащить ее во второй раз. — Ты увидишься с ними раньше, чем думаешь, но, если отправишь сообщение, тебе будет спокойнее.
— Ты считаешь? А как насчет тебя самого, Ник?
— Насчет меня?
— Есть ли кто-нибудь, кому бы тебе хотелось оставить последнее сообщение? Что поможет тебе почувствовать себя лучше?
Он прекрасно понимал, что она ему говорила. Чтобы он оставил сообщение своим родителям. Похоже, ей было трудно понять, как он мог уйти, каким опустошенным себя чувствовал. Но родители были для него всем. Они с детства прививали ему основные добродетели, и он им верил. Верил лжи.
— Я бы не отказался еще от одного поцелуя, если он у тебя остался в запасе, — сказал он, чтобы ее отвлечь.
Но Майри услышала в его словах нечто больше, чем просто добродушное поддразнивание. В них было что-то, что она узнала. Ник Джаго рассказал ей свою историю. Чтобы она чувствовала себя не такой одинокой, он поделился с ней своей болью, такой глубокой, что он отказался от своего привычного мира и сменил фамилию.
Она понимала такую боль. Понимала, как эта боль порабощает все твое существо. Знала не понаслышке, что для того, чтобы спрятать эту боль, тебе постоянно приходится носить маску, и постепенно ты так с ней сродняешься, что даже самые близкие люди принимают ее за твое истинное лицо.
Пока в конце концов ты сам не начинаешь в это верить, и, если кто-то другой вовремя не попытается тебя снасти, показывая тебе темные стороны своей жизни, помогая открыть в себе огромный потенциал неиспользованной любви, ты утратишь себя навеки.
Ник Джаго спас ее от этой смерти. Что может сделать она, чтобы спасти его от унылого существования, на которое он себя обрек?
Он ответил на ее вопрос, но неужели все было так просто?
— Поцелуй? — повторила Майри.
Прямо над головой виднелся крошечный кусочек неба с сияющей звездой.
— Это будет утешительный поцелуй? — произнесла она, копируя его тон. — Или тот, который заставит нас забыть обо всем остальном? — Она легонько провела кончиком пальца по его губам.
Джаго нарочно ее провоцировал. Он хотел таким образом помешать ей произнести слова, которые не хотел слышать, заставить его посмотреть в лицо проблеме, от которой он бегал все эти пятнадцать лет.
Он ожидал бурной реакции, но продолжительная пауза, последовавшая за его шутливым предложением, застала его врасплох. Ему даже захотелось извиниться, сказать, что он пошутил.
Но когда она задала вопрос и коснулась его губ, он понял, что это было всего лишь затишье перед бурей. Не успел он перевести дух, как ее губы накрыли его рот, и по его жилам начало разливаться пьянящее тепло, пока он не перестал чувствовать боль. Затем ее пальцы скользнули вниз по его шее, туда, где пульсировала жилка, и их прикосновение наполнило его энергией. Ему казалось, что долгие годы его тело дремало в ожидании этого момента. В ожидании Миранды Гренвилл, прогнавшей своим поцелуем темноту, в которой он жил все эти годы.
Ее рука опустилась вниз и, расстегнув рубашку, задержалась на его груди. Затем она прижалась жаркими губами к тому месту, где все чаше билось сердце, освобождавшееся от ледяных оков. Боль была мучительной, но приятной, словно обмороженная конечность возвращалась к жизни.
— Миранда… — простонал он, переполненный новыми чувствами.
— Ник? — В голосе Майри слышалось беспокойство. — С тобой все в порядке?
У него кружилась голова, и при данных обстоятельствах это было неудивительно. Ее поцелуй не был простым утешением…
— Ник? — повторила она более настойчиво.
— Это было здорово, — пробормотал Джаго. — Более чем. — Он обхватил ее рукой. — Ложись, — сказал он, притягивая ее к себе. — Попробуй уснуть.
Майри лежала, прижавшись щекой к груди Ника, который заснул, едва успев договорить. Его рука придавила ее к полу, и она не могла пошевелиться, не потревожив его.
Ей ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и тихо лежать, прислушиваясь к его ровному дыханию, пока она наконец не забылась сном.
Майри разбудит свет. Казалось, он пронзил насквозь ее веки. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. У нее все болело. Шея затекла.
Подняв голову, она обнаружила рядом с собой спящего мужчину.
Ник Джаго.
Реальность обрушилась на нее как снежная лавина. Она попыталась заговорить, но во рту пересохло, губы потрескались, и ей удалось произнести его имя только с третьей попытки.
— Ник? Просыпайся! Уже утро!
Высвободившись из его объятий, Майри, забыв о боли, вскочила на ноги, чтобы осмотреться. Джаго никак на это не отреагировал, и она обернулась.
— Джаго?
Он слегка пошевелился и застонал.
— С тобой все в порядке? — спросила она, помня о его травмированном плече.
— Едва ли, — пробормотал он, щурясь от света. — Самые громкие будильники производят меньше шума, чем ты. Твоя техника оставляет желать лучшего.
— Просто у меня не было практики, — сказала она, оборачиваясь.
Луч солнца, едва поднявшегося над горизонтом, нашел щель в стене, и Майри впервые смогла как следует рассмотреть мужчину, с которым провела долгую ночь, который спас ей жизнь и согревал ее во сне своим теплом.
Его лицо нельзя было назвать красивым. Скорее, интересным. Суровым. Мужественным. Темная щетина подчеркивала его рельеф. У него был слегка искривленный нос, решительный подбородок и выразительные светло-серые глаза. Что касается его губ…
Его рот был именно таким, как она себе представляла, когда исследовала его кончиком пальца. Когда они целовались. Он был четко очерченным, с плотно сжатыми губами. Словно с тех пор, как он в последний раз улыбался, прошло много времени.
Джаго снова опустил голову, и она забеспокоилась.
— С тобой правда все в порядке?
— Мне было бы лучше, если бы ты перестала бродить в темноте и села рядом со мной.
Бросив мечтательный взгляд на стену, пропускающую свет, она опустилась на колени рядом с ним и убрала прядь волос с его лба, чтобы осмотреть рану. Небольшая припухлость, гематома, кожа содрана. Внезапно свет исчез, и угол, в котором они сидели, погрузился во мрак. Должно быть, солнце уже высоко поднялось.
— Думаю, жить будешь, — сказала она, опуская руку.
— Я знаю, что буду, — мягко ответил он. — Своим поцелуем ты вдохнула в меня жизнь.
— Правда? Когда мы отсюда выберемся…
— Когда мы отсюда выберемся, ты найдешь девочку, про которую снимала фильм, а я свяжусь со своими родителями. Договорились?
— Договорились, — ответила она.
Словно скрепляя их договор, Джаго поднял руку и провел по ее губам кончиком большого пальца.
— Привет, Миранда Гренвилл.
— Привет, Ник Джаго.
— Нет!
— Что? Я не понимаю…
— Когда кто-то спасает твою жизнь, ты имеешь право знать его настоящее имя. — Он немного помедлил. — На самом деле меня зовут Николас Александр Джексон. Это доброе имя выбрал себе мой дед, когда прибыл в Англию.