Восточным экспрессом на север

И дальше:
— «Я дух, я твой отец,
Приговоренный по ночам скитаться…»
Она не останавливалась:
— «Коль ты отца когда?нибудь любил… О боже!.. Отомсти за гнусное его убийство».
И опять:
— «Убийство гнусно по себе; но это
гнуснее всех…»
Экспресс летел сквозь сумерки, а она читала последний монолог призрака отца Гамлета:
— «…Но теперь прощай!..
Прощай, прощай! И помни обо мне». [7]
Она повторила:
— «…помни обо мне!»
Призрак в Восточном экспрессе задрожал. Она сделала вид, что ничего не заметила, и взялась за следующую книгу:
— «Начать с того, что Марли был мертв…» [8]
А Восточный экспресс грохотал по вечернему мосту над невидимой рекой.
Ее руки, словно птицы, порхали над книгами.
— «Я — Святочный Дух Прошлых Лет»! [9]
И потом:
— «Повозка?призрак выскользнула из тумана и с цоканьем скрылась во мгле…» [10]
Не раздался ли поблизости едва уловимый цокот конских копыт — где?то в горле призрака?скитальца?
— Все бьется, бьется, бьется под досками пола старое сердце?обличитель! [11] — негромко воскликнула она.
И тут — как прыжок лягушонка. Послышалось слабое биение пульса — впервые за последний час с небольшим.
В коридоре немцы палили из стволов безверия.
А она лила бальзам:
— «Негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся над болотами». [12]
И эхо того воя одиноким криком вырвалось из души ее попутчика, стоном застряло в горле.
Сгущалась ночь, высоко в небе плыла луна, а где?то внизу ступала Женщина в белом, как и читала?рассказывала сестра милосердия, и летучая мышь обернулась волчицей, а та обернулась ящерицей и взбежала по стене на бледном челе больного.
Наконец в поезде наступила сонная тишина; только тогда книга выскользнула из рук мисс Минервы Холлидей и с глухим стуком упала на пол.
— «Requiescat in pace»? — с закрытыми глазами прошептал старый скиталец.
— Именно так. — Она с улыбкой кивнула. — «Покойся с миром».
С этими словами оба погрузились в сон.
Наконец они доехали до побережья.
В воздухе висела дымка, которая обернулась туманом, а туман обернулся ливнем, потоком слез бесцветного небосвода.
От этого бледноликий старик пробудился, пошамкал губами и воздал хвалу призрачному небу, а заодно и этому берегу, где гостили фантомы прилива; тем временем экспресс остановился под крышей вокзала, и толпа пассажиров ринулась с поезда на паром.
Стараясь держаться подальше от толчеи, призрак остался в вагоне один, как наваждение.
— Постой! — слабо и жалобно простонал он. — Как же я буду на пароме? Там негде спрятаться! Да еще таможня!
Но таможенники, увидев болезненное лицо, нахлобученную шапку и меховые наушники, быстро замахали флажками, чтобы эта робкая душа, убеленная холодом и годами, скорее поднималась по трапу.
Чтобы попасть в окружение грубых голосов, острых локтей и всеобщей сутолоки. Паром, вздрогнув, отчалил, и старая сестра милосердия поняла, что ее ледяной спутник опять начал таять.
Мимо с криками пронеслась ватага детворы, и Мисс Минерва Холидей решила, что пора действовать.
— Шевелись!
Она, можно сказать, сгребла в охапку своего подопечного и потащила его в ту сторону, куда бежали дети.
— Нет! — воскликнул он. — Там шумно!
— Такой шум тебе не повредит! — Она заталкивала его в какую?то дверь. — Этот шум целителен. Сюда!
Старик огляделся.
— Что я вижу, — пробормотал он, — игровая комната!
Сиделка увлекла его в самую гущу беготни и гомона.
— Дети! — обратилась она ко всем сразу.
Ребятишки замерли.
— Сейчас будем рассказывать истории!
Дети готовы были вернуться к своим играм, но она успела добавить:
— Страшные истории — о привидениях!
И как бы невзначай указала на немощного пассажира, который бледными, дрожащими пальцами сжимал шарф на ледяной шее.
— Всем сесть! — скомандовала медсестра.
Ребятишки загалдели и стали устраиваться на полу. Они сидели вокруг призрака с Восточного экспресса, будто индейцы вокруг вигвама, и смотрели, как полуоткрытый старческий рот холодят снежные бурунчики.
Призрак заколыхался. Тогда она поспешила спросить:
— А вы верите в привидения?
— Да! — вразнобой закричали дети. — Верим!
Тут призрак с Восточного экспресса приосанился. Его туловище окрепло. В глазах промелькнули крошечные, словно высеченные огнивом, искорки. На щеках зарозовели зимние бутоны. Дети подтягивались ближе, и с каждой минутой он делался выше и свежее. Палец?сосулька обвел детские лица.
— Сейчас… — зашелестел голос, — я… расскажу вам страшную историю. Хотите послушать про настоящее привидение?
— Хотим, хотим! — закричали дети.
И призрак повел свой рассказ; бледные уста, дыша туманами, притягивали дождливое марево; дети сбились в тесный кружок, который, словно догорающий костер, дарил ему блаженное тепло. Во время его рассказа сестра Холлидей, отступившая к дверям, видела то же самое, что видел ее спутник по ту сторону морских вод: белеющие тенями скалы, меловые скалы, спасительные скалы Дувра, от которых не так уж далеко до зазывного шепота башен, сводчатых подземелий и укромных чердаков, где испокон веков обитали призраки. Не отрываясь от этого видения, старая медсестра невольно потянулась к термометру, торчавшему из нагрудного кармана. Пощупала у себя пульс. На какой?то миг ей в глаза ударила темнота.
Тут раздался детский голос:
— А сам ты кто?
Кутаясь в невидимый саван, бледноликий пассажир напряг свою фантазию и дал ответ.
Только гудок перед швартовкой прервал долгую историю полночной жизни. За детьми стали приходить родители, чтобы увести их от старого джентльмена с туманным взглядом и едва слышным, пробирающим до костей голосом, который не умолкал до тех пор, пока паром не прижался боком к стенке причала; когда мать с отцом забрали последнего упирающегося мальчугана, старик и сиделка остались наедине в детской комнате, а паром дрожал сладостной дрожью, как будто тоже внимал рассказу о ночных ужасах, не пропуская ни слова.
Ступив на сходни, пассажир с Восточного экспресса отрывисто произнес:
— Нет. Я не нуждаюсь в помощи. Смотри!
С этими словами он уверенно сошел по трапу. За время рейса дети щедро добавили ему стати, румянца и голоса, а по мере приближения к Англии шаги его становились все шире и тверже; когда он ступил на причал, из тонких губ вырвался слабый, но радостный смех, и даже идущая позади сиделка перестала хмуриться, видя, как он припустил к поезду.
Словно ребенок, старик забегал вперед, и на нее нахлынуло умиление, если не сказать больше. Но вдруг ее сердце, устремившееся следом, пронзила чудовищная боль, накрыл полог мрака, и она упала без чувств.
В спешке бледноликий пассажир даже не заметил, что сиделки рядом нет — так он торопился.
На перроне он выдохнул: «Наконец?то» — и крепко ухватился за поручень. Но тут его охватило тревожное чувство, заставившее обернуться.
Минервы Холлидей нигде не было.
Впрочем, через какое?то мгновение она приблизилась, побледневшая, но сияющая лучистой улыбкой. Она трепетала и едва не падала. Настал его черед подхватить ее под руку.
— Голубушка, — промолвил он, — ты мне очень помогла.