Искатель. 1961-1991. Выпуск 3

— Спросите биологов, — сказал высокий. — Но горючего у него не хватило бы даже до ближайшей планеты.
— Там была планета? — спросил третий голос, принадлежавший непонятно кому.
— Да, — сказал высокий. — Но слишком далеко. И ни одного корабля поблизости.
— А что это была за планета? — не унимался третий. — Они есть в плане?
— Нет, — сказал высокий. — Я вышел в пространство случайно. Мне показалось, что-то должно случиться.
— Погодите, — сказал лысый. — Вы отдаете себе отчет, чем рисковали?
— Вам следовало там задержаться, — укоризненно сказал третий. — А вы даже не выяснили, что это за планета.
— Там не было ничего интересного.
— Тогда что же он делал?
— Кораблекрушение, — сказал высокий. — Видимо, у них отказал инвертор.
— А где остальные? Погибли?
— Необязательно, — сказал высокий. — Если инвертор отказал вне пространства, их могло разбросать по всей Вселенной.
— Зачем спорить? — сказал лысый. — Он сам все расскажет.
— Если мы его поймем.
— У нас есть лингвистическое оборудование.
— Все-таки мне не нравится, что мы там не остановились, — сказал третий.
Пока они так переругивались, человек окончательно очнулся и привел себя в порядок. Версия высокого его устраивала. За высокого он был спокоен. Лысый тоже не внушал подозрений. Разве что третий.
Он снова прислушался к разговору в рубке, и вовремя.
— Пойду посмотрю, как он там. Вдруг очнулся.
— Напрасно потеряете время.
— Я с вами, — сказал третий.
Человек мысленно следил за тем, как они, покинув рубку, идут к нему сквозь лабиринт коридоров.
Это были настоящие люди. Но он немного ошибся. Вошедший первым действительно был невысокий и головастый, но голова эта была покрыта буйной вьющейся растительностью, прямо-таки шевелюрой. Однако человек продолжал воспринимать его лысым, вроде шара из папье-маше. Второй был обыкновенный, ничем не примечательный.
Человек внимательно смотрел на них, оценивая ситуацию. Впрочем, план ему уже подсказали. Он встал и пошел им навстречу.
— Здравствуйте, — сказал он, подбирая слова. — Если бы не вы…
— Так вы все-таки человек? — обрадовался второй.
Слово “человек” прозвучало вслух совсем по-другому, чем он, который так назывался, привык произносить его мысленно. Это было уже не имя; обычное слово, каких тысячи.
— Человек… — сказал он, которого спасли они, — Но если бы не вы…
— Благодарите Бабича, — сказал головастый. — Нашего вахтенного.
— Как вы там оказались? — спросил второй.
— Авария при гиперпереходе, — объяснил человек, которого они спасли. — У нас полетел инвертор.
— Боже, — сказал второй. — Какой ужас!
— А ваши товарищи?
— Не знаю, — сказал спасенный человек. — Понятия не имею, где они сейчас.
— Какой ужас! — повторил второй. Теперь он уже не внушал опасений. Вся его подозрительность улетучивалась, как дымовая завеса в вакууме.
— Кто-нибудь из них мог оказаться поблизости, — сказал спасенный. — Вы заметили место?
— Нет, — сказал головастый. — Мы сами попали туда чисто случайно. На Бабича снизошло откровение.
— Но у вас сохранились какие-нибудь записи?
— Записи? — переспросил головастый. — Видимо, да. В бортжурнале.
— А что у вас за журнал?
Головастый пожал плечами.
— Обычный кристаллический бортжурнал.
— Хорошо, — сказал спасенный. — Где он?
Когда они появились в рубке, высокий вахтенный уже шел навстречу, протягивая руку для приветствия.
— Николай Бабич, штурман.
Спасенный почувствовал смущение.
— Фамилия моих родителей была Синяевы, — сказал он. — Иногда мать называла меня Сашей… И… профессия. Я… инструктор. Я учу других летать на ракетах…
В серых глазах штурмана что-то мелькнуло: что-то, похожее на удовлетворение.
— Значит, пилот. Так и запишем. Александр Синяев, пилот-инструктор.
— Извините, — сказал головастый. — Совершенно забыл представиться. Монин, тоже Александр. А это Анатолий Толейко, руководитель научной группы.
Все обменялись рукопожатиями.
— Наш корабль называется “Земляника”, — сказал головастый тезка спасенного пилота инструктора и вопросительно на него посмотрел.
— Я с одного старого звездолета, — сказал спасенный пилот. — Вряд ли вы о нем слышали.
— У них взорвался двигатель, — объяснил руководитель научной группы Анатолий Толейко. — Неизвестно, что с остальными. Мы должны просмотреть запись.
— Там никого не было, — сказал штурман Бабич. — На всякий случай.
— Как хотите.
Экраны в рубке на миг погасли, но тут же вспыхнули снова, сменив рисунок неба.
Созвездия в экранах были видны совершенно отчетливо, так что спасенный беспокоился не напрасно. В глубине маячил едва заметный серп Дилавэра. А совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах от передатчика, в пустоте плавал он.
Да, он стоял сейчас в рубке управления чужого звездолета, но одновременно сидел в тесной кабине “Гнома”, и терял сознание, и его подтаскивали мощными магнитами к отвесной громадине корабля, к расширяющемуся приемному отверстию, и несли на спине по бесконечным металлическим коридорам, и корабль снова уходил из пространства, и он терял уже, кажется, подсознание, так что от всех ощущений, сопутствующих переходу, остались лишь полная остановка времени, оцепенение да шум чужих голосов где-то внутри.
— Вы все видели сами, — сказал штурман Бабич. — Там никого не было.
— Придется исследовать запись более тщательно, — сказал головастый Монин. — На проекторах.
Он взял прозрачный кубик из рук Бабича и передал спасенному пилоту.
— Вам и карты в руки.
Перед тем как вернуть кристалл, пилот Александр Синяев подбросил его на ладони. Он напоминал обычный пищевой концентрат. К сожалению, это было чисто внешнее сходство.
2.
В рубку вошли новые люди. Один из них, рыжий, долговязый, а темных очках, приблизился, пристально разглядывая спасенного. Пилот Синяев протянул руку. Новый человек сделал вид, что ее не заметил.
— Александр Синяев, — сказал спасенный. — Пилот-инструктор.
— Сейчас посмотрим, — сказал новый человек. — Пройдите сюда. Раздевайтесь.
Он откинул одно из кресел. Получилась койка.
— Ложитесь.
— Это Дорошенко, — объяснил Монин. — Бортовой медработник.
— Я не называю своего имени, — сказал Дорошенко. — Все равно не запомните. И не дышите на меня, пожалуйста.
На боку у него была прицеплена сумка. Он вытащил оттуда белый халат и облачился. Потом он достал из сумки белую маску и укрепил ее на лице, так что снаружи остались только очки и прямые рыжие волосы, которые он тут же прикрыл извлеченной из сумки белой шапочкой. После этого он осторожно потрогал пустую кобуру, висящую на подлокотнике рядом с одеждой Александра Синяева.
— Вася, — позвал он. — У тебя тоже есть такая штука?
— Нет, — ответил кто-то из новых людей. — Я не знаю, что это такое.
— Так, — удовлетворенно сказал Дорошенко — На что жалуетесь?
— У них взорвался двигатель, — объяснил руководитель научной группы Анатолий Толейко. — Он перенес без всякой защиты несколько гиперпереходов.
Дорошенко извлек из своей бездонной сумки инструменты и принялся за работу.
— Дышите, — говорит он, ощупывая Александра Синяева руками, одетыми в белые резиновые перчатки из сумки. — Не дышите. Откройте рот, скажите “а”. Ага, сердце слева. Сделайте вдох. Вы глубже не можете? Так, почки на месте. Перевернитесь на живот. Ребра целы, дыхательные пути в норме. Поднимите голову, сделайте выдох и не дышите. Повреждения позвоночника отсутствуют. Не дышите, я вам сказал. Покажите ладонь. Так я и думал. Печень функционирует правильно. Пальцев на руке пять, как я и предполагал. Я же вас попросил не дышать. Ладно, одевайтесь.
Он отошел от койки, разоблачаясь и укладывая в сумку предметы своего медицинского туалета.
— Патологических отклонений нет, — сказал он Монину, Александр Синяев стоял уже одетый и ждал диагноза. — У него все в порядке, если не считать небольшого головокружения. Вы сколько можете не дышать?