Искатель. 1986. Выпуск №1

— Хотите о чем-то спросить?
— Если такой случай… — За то время, пока он отсутствовал, горничная тщательно обдумала формулировку. — Девушка хотела купить цепочку. Деньги не отдала, но сказала: «Я покупаю!» При свидетелях… Стала крутить и сломала замочек. Должна она цепочку исправить, правда? Или деньги заплатить, а цепочку взять себе. Ведь так?
— Цепочка неисправная была, Махсар! — вмешалась горничная, у которой пропало платье.
— Сначала заплати, а потом ломай! — возразила Махсар. У обеих были одинаковые голоса и интонации. — Цепочка серебряная! Куда я с ней теперь!
— А ты проверь, чтобы исправная, потом предлагай!
— Исправная была, пока ты о стол не стукнула!
Горничные, понял Денисов, находились между собой в запутанных юридических отношениях.
— Кто знает, возвращался администратор в тот день снова в гостиницу? — спросил он.
Девушки прекратили спор. Махсар — владелица сломанной цепочки — сказала:
— Не возвращался. В тот день я долго здесь оставалась. Ушел и больше не был.
— Он при вас уходил? Сумки при нем были? Помните?
— Были.
— Две? Одна?
Горничная подумала.
— Две сумки.
Ночная съемка происходила в боковой части медресе, рядом со входом.
На двухметровой высоте над полом были проложены доски, по ним ступал артист, игравший мальчика. Внизу толпились работники съемочной группы. Чувствовалась нервозность. Снимать собирались с тележки снизу вверх — с видом на затейливый орнамент в нише под потолком.
Денисов огляделся: Туйчиева нигде не было.
— Я подаю реплику за калифа, — режиссер-постановщик, бородатый, русый, в наброшенном на плечи тулупе, в волчьей шапке, напоминал помора. — Внимание! «Слоненок придет к тебе домой этой ночью! Только не закрывай калитку! И не проспи! Слышишь, мальчик?»
Здесь же стояла директор картины Салтыкова, осанистая, крупная блондинка; Денисов узнал ее по описанию Туйчиева.
— Передайте, пожалуйста, директору, — Денисов протянул визитную карточку одному из рабочих, стоявшему у входа.
— Момент…
Денисов отошел во двор — мощеный, пустой, огражденный высокими стенами. В стенах помещались когда-то кельи учащихся медресе.
По двору гулял ветер. Над одной из башенок вверху белел месяц, плоский, похожий на стертый гривенник.
Вскоре подошла Салтыкова.
— Вы Денисов? Я директор картины.
Вечер был холодным. На Салтыковой была плоская меховая шапочка, брюки, крупной вязки свитер. Сверху наброшена еще меховая куртка.
— Как ужасно то, что произошло! Мы здесь сидим… — Она заговорила быстро, искренне: — Ничего не знаем, кроме своего кино! Как все случилось?
Денисов коротко повторил то, что Салтыкова знала; остальное до раскрытия преступления составляло следственную тайну.
Разговаривая, они сделали несколько шагов к выходу, остановились снаружи, на ступенях. Здесь было не так мрачно. Впереди, через дорогу, высилось светлое древнее медресе Улугбека.
— Больше ничего не известно, — закончил Денисов.
— Меня волнуют подотчетные суммы.
— За этим я и приехал.
— Вы долго здесь будете?
— Завтра я должен быть в Ташкенте.
У нее испортилось настроение.
— Он уезжал всего на три дня. Понимаете? Я была на съемках в пустыне… — Салтыкова принялась объяснять: — Меня здесь спрашивали в управлении: «Почему такая большая сумма на руках?» А что делать? Каждый день платежи! Ни кассы, ни сейфа! На честном слове да на голубом глазу…
— Где будет сниматься эпизод со слоненком? — спросил Денисов. — Я знаю, что вы искали дворик. И погибший тоже искал, ходил к Фавзи-фотографу…
— Ему хотелось творческой работы.
— Он нашел, что искал?
— Неизвестно. Если бы не эта трагедия… Кругом беда! Съемки по графику заканчиваются, а ничего не снято со слоном! Точнее, со слонихой. Дрессировщики предпочитают слоних — они более покладисты… И вообще! Туман видели? И так каждый день. Да еще провозились с верблюдами…
Каждый думал о своем.
Их прервали:
— Маха, угости сигареткой. — Маленькая, похожая на подростка девочка в кедах, с ножницами, с тетрадью подошла к Салтыковой. Скорее всего ей было просто интересно, с кем и о чем беседует директор картины.
Салтыкова вынула пачку «Стюардессы», она оказалась пустой, сунула назад, в карман куртки. Девочка взглянула на Денисова. Он покачал головой.
— Без сигарет остались. — Она пошла в павильон.
— Не дадут поговорить, — сказала Салтыкова. Пояснила: — «Маха» — это за мою шапочку…
— Что вы могли бы сказать о его личной жизни?
Салтыкова пожала плечами:
— Была ли она здесь? Девочки жаловались на невнимание. В том числе и эта, что сейчас подходила.
— У него было много приятелей?
— Да нет. Работа такая… Это ведь только кажется простым — «приехали, сняли картину». А машины? А вертолет, гостиницы?! Встреть актера, обеспечь билетами, отправь… В поезд усади! А арбы, золоченые пояса, халаты?!
Из-за поворота впереди мелькнули огни. У медресе Азиз-хана остановилась милицейская патрульная машина. Старший сержант взбежал по ступенькам:
— Товарищ капитан…
Денисов узнал постового — в числе трех милиционеров он был днем в чайхане — с тонкими усиками, умным, сметливым лицом.
— Я за вами, — старший сержант не подал вида, что тоже узнал Денисова. — Капитан Туйчиев просит в милицию аэропорта. Он там с человеком, которым вы интересуетесь.
— В милиции аэропорта?!
— Капитан Туйчиев просил не задерживаться. Если можно.
Туйчиев имел в виду время, после которого без настоятельной необходимости следственные действия не могли по закону иметь место.
— Ходжиакбар, экскурсовод… — спросил Денисов у Салтыковой, — Это имя о чем-нибудь говорит вам?
— Впервые слышу. — Прощаясь, Салтыкова подала руку. — Что ж теперь будет, если деньги не найдутся?!
— Мы в гостинице поговорим.
Милиция аэропорта размещалась в небольшом вагончике и напоминала зимовку полярников — с антенной на крыше, с маленькими окошками, по два в каждой половине.
У стола сидел смуглый парень с кашне под пиджаком. Он заметно нервничал. В манере носить кашне угадывался чужой уличный шик.
— Бахти расскажет обо всем. Он дал слово… — Туйчиев сжал тонкие губы трубочкой, словно собирался дуть. — Но главное я должен открыть сразу. Он не был в день преступления в Москве. Мы с Ташевым проверили. Жил в доме у Фавзи. Как я и думал. Фотограф скрыл это от нас. Так что версия о преступнике из Бухары, видимо, несостоятельна…
Гаранг поднял голову. Он не произвел впечатление человека эмоционально глухого, по крайней мере в эту минуту, когда дело коснулось его лично.
— Разочарованы? — У него были выразительные большие глаза. — Вам, наверное, лучше, чтобы как раз виновен?! Смотришь, командировка завершилась, благодарность начальства…
Денисов пожал плечами:
— Если б оперуполномоченный искал только конца собственным хлопотам… — Он спросил: — Как вы познакомились с администратором?
— Разговорились в баре. Уж не помню, кто начал. Его тоже интересовали ансамбли, записи… У меня дома стереоцентр, он собирался посмотреть… — Гаранг отвечал с готовностью. — Потом я к нему приходил. В гостиницу.
— Выпивали?
— В «Зарафшане». В «Бухаре» ресторан не работал.
— Кто платил?
— Он.
— Из красной сумки?
Гаранг облизнул воспаленные губы.
— Красную сумку он не брал в ресторан, оставлял в номере.
— Знаете, что в ней?
— Он показал. Деньги. В пачках.
— Девятого вы были у него в гостинице. Сразу прошли в номер? В подсобку не заходили?
— Я даже не знаю, где подсобка. В конце коридора? — Было похоже, Гаранг говорит правду.
— Красную сумку видели в номере?
— Она стояла рядом с кроватью.
— Потом?
— Я ушел. С того и началось. В ресторане Лутфулло Закиров завелся. Пошел с ножом… Вы же знаете!
— Администратор не говорил, что кто-то ему угрожает? Запугивает? Мстит?
— Нет.