НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 24

— Коллеги, — заглянул в большую комнату Жюль. — Продолжение следует. У нас еще полчаса. А там кто-то приехал.
 
13
Шар был включен и обращен на рыцарский лагерь в тринадцатом веке. Вечерело. Небо над лесом обесцветилось, на его фоне лес стал почти черным, а закатные лучи солнца, повисшего над крепостной стеной, высвечивали на этом темном занавесе фигуры процессии, выползшей на берег.
Впереди ехали верхами несколько рыцарей в белых и красных плащах, два монаха в черных, подоткнутых за пояс рясах, за ними восемь усталых носильщиков волокли крытые носилки. Затем из леса показались пехотинцы и, наконец, странное сооружение: шестерка быков тащила деревянную платформу, на которой было укреплено нечто вроде столовой ложки для великана.
— Что это? — спросила Анна.
— Катапульта, — сказал Кин.
— А кто в носилках?
В полутьме было видно, как Жюль пожал плечами.
Носильщики с облегчением опустили свою ношу на пригорке, и вокруг сразу собралась толпа.
Крепкие пальцы схватились изнутри за края полога, резко раздвинули его и на землю выскочил грузный пожилой мужчина в сиреневой рясе и маленькой черной шапочке. На груди у него блестел большой серебряный крест. Коротко постриженная черная борода окаймляла краснощекое круглое лицо. Рыцари окружили мужчину и повели к шатру.
— Подозреваю, — сказал Кин, — что к нам пожаловал его преосвященство, епископ Риги Альберт. Большая честь.
— Это начальник меченосцев? — спросила Анна.
— Формально — нет. На самом деле — правитель немецкой Прибалтики. Значит, к штурму Замошья орден относится серьезно.
Епископ задержался на склоне, приставил ладонь лопаткой к глазам и глядел на город. Рыцари что-то объясняли ему. Носильщики, бросив поклажу, уселись на траву.
Ратники погнали платформу с катапультой к мосту через ручей. От группы рыцарей, окружавших епископа, отделился рыцарь, тот, который чуть не убил рыжего красавца. За ним в черной сутане один из приближенных епископа. Ратники подвели коня.
— Стяг не забудьте, брат Фридрих, — сказал монах.
— Брат Теодор возьмет, — сказал рыцарь.
Ратник помог рыцарю взобраться в седло с высокой передней лукой. Левая рука рыцаря двигалась неловко, словно протез, на правой перчатка была кольчужная, на левой — железная.
— Погодите! — крикнула Анна. — Он же разговаривает! Вы починили звук?
Кин улыбнулся.
— Он по-русски разговаривает?
— Нет, по-немецки. Мы же не слышим. Тут иной принцип. Знаете, что бывают глухонемые, которые по губам могут угадать, о чем говорит человек?
— Знаю.
— Наша приставка читает движения губ. И переводит.
У моста через ручей к рыцарю присоединился молодой божий дворянин в красном плаще с длинным, раздвоенным на конце вымпелом, прикрепленным к древку копья. Вымпел был белым, на нем — две красные башни с воротами, сверху — тиара.
Рыцари поднялись по склону к городу, придержали коней у рва. Молодой меченосец поднял оправленный в серебро рог. Крепость молчала.
Анна сказала:
— Не люблю многосерийные постановки, всегда время тянут.
— Сделайте пока нам кофе, — сказал Жюль. — Пожалуйста.
Анна не успела ответить, как ворота приоткрылись, выпустив из крепости двух всадников. Впереди ехал князь в синем плаще с золотой каймой. За ним ятвяг в черной одежде и красном колпаке. В щели ворот были видны стражники. Приветствуя князя, Фридрих поднял руку в кольчужной перчатке. Князь потянул коня за уздцы, и тот мотнул головой, мелко перебирая ногами.
Шар метнулся вниз — Кин хотел слышать, о чем пойдет речь.
— Ландмейстер Фридрих фон Кокенгаузен приветствует тебя, — сказал рыцарь.
— На каком языке они говорят? — тихо спросила Анна. Жюль взглянул на табло, по которому бежали искры.
— Латынь, — сказал он.
— Здравствуй, рыцарь, — ответил князь.
Черный ятвяг легонько задел своего коня нагайкой между ушей, и тот закрутился на месте, взрывая копытами зеленую траву. Рука молодого трубача опустилась на прямую рукоять меча.
— Его преосвященство епископ рижский и ливонский Альберт шлет отеческое благословение князю Замошья и выражает печаль потому, что плохие советники нарушили мир между ним и его сюзереном. Епископ сам изволил прибыть сюда, чтобы передать свое отеческое послание. Соблаговоли принять, — сказал рыцарь.
Молодой рыцарь Теодор протянул свернутую трубкой грамоту, к которой на ленте была прикреплена большая печать. Фридрих фон Кокенгаузен принял грамоту и протянул русскому.
— Я передам, — сказал русский посол. — Что еще?
— Все в письме.
Ятвяг крутился на своем коне, словно дразнил рыцарей, но те стояли недвижно, игнорируя легкого, злого всадника.
Анна поняла, что человек в синем плаще — не князь города. Иначе кому он передаст грамоту?
— Я слышал, что ты живешь здесь, — сказал ландмейстер.
— Третий год.
— Мне жаль, что обстоятельства сделали нас врагами.
— Нет разума в войне, — сказал русский.
— Мне недостает бесед с вами, мой друг, — сказал рыцарь.
— Спасибо, — ответил русский. — Это было давно. Мне некогда сейчас думать об этом. Я должен защищать город. Князь — мой брат. Как рука?
— Спасибо, ты чародей, мой друг.
Маленькая группа людей разделилась — русские повернули к воротам, раскрывшимся навстречу, немцы поскакали вниз, к ручью.
 
14
Шар пролетел сквозь крепостную стену, и Анна впервые увидела город Замошье изнутри.
За воротами была небольшая пыльная площадь. Заборы и слепые стены тесно стоявших домов стискивали ее, и, превращаясь в узкую улицу, она тянулась к белокаменному собору. На площади собралось много народу, и в первое мгновение Анна решила, что люди ждут послов, но в самом деле возвращение всадников прошло незамеченным. Часовые еще запирали ворота громадными засовами, а ятвяг, подняв нагайку, бросил коня вперед, к собору, за ним, задумавшись, следовал человек в синем плаще.
У стен домов и в щели между городским валом и строениями были втиснуты временные жилища беженцев, скрывшихся в городе на время осады из соседних деревень или из посадов. Рогожки — примитивные навесы — свисали с палок. Там ползали ребятишки, варилась пища, спали, ели, разговаривали люди. И от этого дополнительного скопления людей улица, которой скакали послы, казалась длиннее, чем была на самом деле. Она завершилась другой площадью, отдаленной от задней стены крепости большим двухэтажным теремом, что соединялся с собором галереей. Собор не успели достроить — рядом в пыли и подорожниках валялись белые плиты, дальняя стена собора была еще в лесах, а на куполе, придерживаясь за веревку, колотил молотком кровельщик, прилаживая свинцовый лист. И вроде бы ему дела не было до боев, штурмов, осад.
У коновязи был колодец, из которого два мужика таскали бадью с водой и переливали ее в бочки, стоявшие рядом.
Послы оставили коней у коновязи.
На высоком крыльце терема стояли два ятвяга, дремал под навесом мальчишка в серой, до колен рубахе. Смеркалось, и длинные сиреневые тени застелили почти всю площадь.
Послы быстро поднялись по лестнице на крыльцо и скрылись в низкой двери терема. Шар пролетел за ними узким коридором. Анна успела заметить, что в темноте, изредка разрываемой мерцанием лучины или вечерним светом из открытой двери, перед залом, куда вошли послы, сидели в ряд монахи в высоких куке-лях, с белыми крестами, в черных рясах. Лишь лица желтели от лампады — над ними был киот со смуглыми ликами византийских икон.
Рыжий красавец в белой рубахе, вышитой по вороту красным узором, сидел за столом, опершись локтями о старую выщербленную столешницу. В углу, на лавке устроился, свесив не достающие до земли короткие кривые ноги, шут.
Ятвяг остался у двери. Посол прошел прямо к столу, чуть поклонился князю.
— Чего он звал? — спросил князь. — Чего хотел?
— Скорбит, — усмехнулся посол. — Просит верности.