НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 24

Анна вдруг хмыкнула.
— Ты чего? — спросил Жюль.
— Знал бы Роман, что коллегу за полу держит.
— Лучше, чтобы не знал, — серьезно ответил Жюль.
— Ты зачем подсматривал, дяденька? — спросил шут. — Не поверил, что дам любезной зелье?
— Она придет ко мне?
— Кого поумней меня спроси!
Заскрипели ступеньки крыльца.
Дверь, отворившись, обозначила силуэты людей. Кин сразу отступил в сторону. Донесся голос шута:
— Что-то этого ратника не помню.
— Они все на одно лицо, — сказал Роман.
В щель двери видно было, как шут откинул люк в подвал. Заглянул внутрь. Выпрямился.
— Мажей не возвращался, — сказал он.
Голос его вдруг дрогнул. Анна подумала, что и шуты устают быть шутами.
— Лучше будет, если он не вернется, — сказал Роман.
— Разум покидает тебя, боярин, — сказал шут жестко. — Мажей верно служил тебе много лет.
— Город не выстоит, даже если вся литва придет на помощь.
— Если погибнет епископ, будет справедливо.
— И рыцари отомстят нам жестоко. Мы погибнем.
— Мы выиграем день. Придет литва.
— Я думаю о самом главном. Я на пороге тайны. Еще день, неделя, месяц — и секрет философского камня у меня в руках. Я стану велик… Князья государств и церкви будут у моих ног… Никто не посмеет отобрать у меня Магдалену.
— Дурак, — сказал спокойно шут, — умный, а дурак, хуже меня. Епископ…
— А что, епископу золото не нужно? Власть не нужна? Епископ будет беречь меня, как золотую птицу.
— Но в клетке, дяденька.
— Условия будут мои.
— Птичка в клетке велела хозяину щи подавать?
— Будут подавать. Как миленькие.
— Рыцари прихлопнут тебя, не станут разбираться…
— Епископ знает, что я здесь. Не даст меня в обиду.
— И ты его поэтому бережешь?
— Это правда. Не ради меня — ради великой тайны.
— Ой, боярин, загляни себе в душу. Разве не страшно?
— Страшно, страшно… страшно!
— Тогда беги! Все бросай.
Роман вдруг выхватил нож.
— Я убью тебя!
— Нельзя! — крикнул шут. С неожиданной ловкостью он перепрыгнул через открытый люк, перед слабо освещенным зевом которого остановился Роман. Ухмылка не исчезла с его лица. Он бросился наружу, Кин еле успел отшатнуться.
На крыльце шут остановился, будто не понимая, почему там оказался, потом нахохлился, голова ушла в широкие плечи.
— Дождик, — сказал он, — дождик какой… До конца света дождик… Жизни нет, правды нет, один дождик.
Заскрипели ступеньки. Шут вышел во двор…
Кин стоял посреди верхней горницы. Роман спустился в подвал, но люк остался открытым.
Кин осторожно заглянул в люк, и шар, повиснув над ним, глядел туда же.
Роман стоял у стола, постукивая концами пальцев по его краю. Вдруг он вздрогнул. Он увидел, что у потухшей печи, мокрый, замерзший, стоит отрок.
— Ты что же молчишь? — спросил Роман.
— Я не догнал его, — сказал отрок.
— Я и не ждал, что ты его догонишь. А там ты был?
— Я был, — сказал отрок.
— Что сказали?
— Сказали, в час после полуночи.
— Ты грейся, грейся, — сказал Роман. — Потом поможешь мне.
— Бьет меня дрожь, — сказал отрок. — Орден нас примет?
— Ты не бойся. Меня везде знают. Меня в Венеции знают. И в Магдебурге, и в Майнце знают… меня убить нельзя…
В этот момент все и случилось.
Шар висел над самой головой Кина. Поэтому сначала было непонятно, кто нанес Кину удар сзади. На мгновение изображение в шаре исчезло, затем возникло удивленное лицо Кина, который пытался обернуться, и тут же потерял равновесие и рухнул в люк, медленно сползая в подвал по ступеням лестницы.
— Стой! Он же разобьется!
Сверху мелькнул аркан — за секунду шут успел достать и метнуть его так, что веревка охватила Кина за плечи в полуметре от пола подвала и остановила падение. Затем безжизненное тело Кина опустилось на пол. Подняв шар, Жюль увидел над люком шута с арканом в одной руке, с дубиной — в другой.
Роман и отрок отшатнулись от люка, замерли.
Роман первым сообразил, в чем дело.
— Кто? — спросил он.
— Он мне с самого начала не понравился — нет у нас такого в стражниках. У меня, знаешь, какая память на лица. Подслушивал. Думаю, епископский лазутчик.
Глаза Кина были закрыты.
— Ты его не убил? — спросил Роман.
— У нас, литовцев, голова железная, — сказал шут.
— Что же делать? — сказала Анна. — Они его убьют. Ну сделай что-нибудь, Жюль, миленький! Вытащи его обратно.
— Без его помощи не могу.
— Так придумай.
— Да погоди, ты! — огрызнулся Жюль. — Ты думаешь, он на прогулку пошел? Выпутается. Обязательно выпутается. Ничего…
— Надо его допросить, — сказал Роман.
— Только возьми у него… это.
Шут нагнулся, выхватил у Кина меч, арканом стянул руки.
В этот момент в люке показалось лицо другого стражника.
— А, Йовайла, — сказал шут. — Ты этого земляка не признаешь?
— Нет, — ответил тот быстро. — За воротами князь.
— Этого еще не хватало, — сказал Роман. — Акиплеша, убери, быстро, быстро, ну! Глузд, помоги ему!
Они оттащили Кина в сторону, в тень, Роман бросил сверху ворох тряпья… Сцена была зловещей — тени метались по стенам, сплетались, будто в драке.
Князь быстро спустился вниз, ступени прогибались, за ним — в двух шагах — ятвяг в черной куртке и красном колпаке.
Князь был в кольчуге, короткий плащ промок, прилип к кольчуге, рыжие волосы взъерошены. Князь был зол:
— Орден на приступ собрался, лестницы волокут… Как держаться, ворота слабые, людей мало. Ты чего здесь таишься?
— Какая от меня польза на стене? Я здесь нужнее.
— Ты думай. Нам бы до завтра продержаться. Роман, почему на башнях огненной воды нет?
— Кончилась, княже.
— Чтобы была! Не отстоим город — первым помрешь.
— Князь, я твоего рода, не говори так. Я все делаю…
— Не знаю, никому не верю. Как плохо — никого нет. Где Владимир Полоцкий? Где Владимир Смоленский, где Мстислав Удалой? Владимир Псковский? Где рати? Где вся Русь?
— Я приду на стену, брат, — примирительно сказал Роман.
— Тут у тебя столько зелья заготовлено!
— Это, чтобы золото делать.
— Мне сейчас золото не нужно — ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь!
— Я приду на стену, брат.
Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, взметнулись к потолку черные тени, — Кин был без сознания.
— Кто такой? Почему литовца связал?
— Чужой человек, — сказал Роман. — В дом ко мне пробрался. Не знаю, может, орденский лазутчик.
— Убей его, — князь вытащил меч.
Анна прижала ладони к глазам.
— Нет, — услышала она голос Романа. — Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь — придем.
— Ты, — сказал князь ятвягу, — останешься здесь.
— Лишнее, князь, — сказал Роман.
— Сейчас я никому не верю. Понял. Тебе не верю тоже. — Князь отпустил рукоять меча. — Нам бы до завтра продержаться.
Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, взглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами закинувших головы чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых и тяжелых шагов уходившего князя Вячко.
— Вся литовская рать не спасет его, — тихо сказал Роман.
Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо.
Ятвяг — за его спиной — тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно — для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия.
— Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, — сказал Роман.
— Он заговорил по-латыни, — заметил Жюль.
— Не все ли равно! — воскликнула Анна.
Ятвяг отступил на шаг, он был настороже.
— Не будет он пить, — сказал шут. — Он верный, как пес.
Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли.