Пешеход

Луна поднялась уже высоко и сияла среди звезд, дома стояли серые, молчаливые. 
-- Ни одна женщина на меня не польстилась, -- с улыбкой сказал Леонард Мид. 
-- Молчите, пока вас не спрашивают. 
Леонард Мид ждал, холодная ночь обступала его. 
-- Вы просто гуляли, мистер Мид? 
-- Да. 
-- Вы не объяснили, с какой целью. 
-- Я объяснил: хотел подышать воздухом, поглядеть во-круг, просто пройтись. 
-- Часто вы этим занимаетесь? 
-- Каждый вечер, уже много лет. 
Полицейская машина торчала посреди улицы, в ее радио-глотке что-то негромко гудело. 
-- Что ж, мистер Мид, -- сказала она. 
-- Это все? -- учтиво спросил Мид. 
-- Да, -- ответил голос. -- Сюда. -- Что-то дохнуло, что-то щелкнуло. Задняя дверца машины распахнулась. -- Вле-зайте. 
-- Погодите, ведь я ничего такого не сделал! 
-- Влезайте. 
-- Я протестую! 
-- Ми-стер Мид! 
И он пошел нетвердой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье, ни вообще в машине. 
-- Влезайте. 
Он взялся за дверцу и заглянул -- заднее сиденье по-мещалось в черном тесном ящике, это была узкая тюремная камера, забранная решеткой. Пахло сталью. Едко пахло дезинфекцией; все отдавало чрезмерной чистотой, жестко-стью, металлом. Здесь не было ничего мягкого. 
-- Будь вы женаты, жена могла бы подтвердить ваше алиби, -- сказал железный голос. -- Но... 
-- Куда вы меня повезете? 
Машина словно засомневалась, послышалось слабое жуж-жание и щелчок, как будто где-то внутри механизм-инфор-матор выбросил пробитую отверстиями карточку и подста-вил ее взгляду электрических глаз. 
-- В Психиатрический центр по исследованию атависти-ческих наклонностей. 
Он вошел в клетку. Дверь бесшумно захлопнулась. Поли-цейская машина покатила по ночным улицам, освещая себе путь приглушенными огнями фар. 
Через минуту показался дом, он был один такой на одной только улице во всем этом городе темных домов -- един-ственный дом, где зажжены были все электрические лампы и желтые квадраты окон празднично и жарко горели в хо-лодном сумраке ночи. 
-- Вот он, мой дом, -- сказал Леонард Мид. 
Никто ему не ответил. 
Машина мчалась все дальше и дальше по улицам -- по каменным руслам пересохших рек, позади оставались пус-тынные мостовые и пустынные тротуары, и нигде в ледяной ноябрьской ночи больше ни звука, ни движения.