Поджог по-ирландски

Старик между тем потягивал виски, и что-то простое и спокойное в его манере пить словно отшвырнуло их дублинскую бухту и захлестнуло волнами. Они барахтались, пока Кэйси не спросил: 
- Ваша светлость, вы слышали что-нибудь о Горе-Злосчастье? Я имею в виду не Кайзеровскую войну на море, а наше собственное великое Горе-Злосчастье и Мятеж, который захватил даже наш город, наш трактир, а теперь вот и особняк. 
- Множество тревожащих обстоятельств доказывают, что сейчас неблагополучные времена, - сказал его светлость. - Я хочу сказать, что чему быть, того не миновать. Я знаю всех вас. Вы на меня работали. Я думаю, что достаточно вам заплатил. 
- В этом нет сомнения, ваша светлость. - Кэйси выступил вперед. - Но старым порядкам приходит конец, и мы уже слышали о том, как старые дома под Тарой и крупные поместья под Килламандрой пылают во имя независимости. 
- Чьей независимости? - спросил старик, смягчившись. Моей? Во имя освобождения от обязанностей по домашнему хозяйству? Ведь мы с женой носимся по этому дому с быстротой воды в унитазе. Или... впрочем, продолжайте. Когда бы вы хотели сжечь этот особняк? 
- Если это не очень побеспокоит вас, сэр, то прямо сейчас, - сказал Тимолти. 
Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло. 
- Ну, милые мои! - сказал он. 
- Конечно, если это неудобно, мы можем прийти попозже, быстро произнес Нолан. 
- Попозже! Что вы мелете? - воскликнул Кэйси. 
- Мне очень жаль, но, пожалуйста, позвольте я все вам объясню. Леди Килготтен сейчас спит, и мы ожидаем знакомых, которые отвезут нас в Дублин на премьеру пьесы Синга. 
- Это чертовски хороший писатель, - сказал Нолан, - и... 
- Отойдите! - приказал Кэйси. 
Люди отступили назад. Его светлость продолжал говорить голосом хрупким, как у мотылька: 
- Мы планировали устроить здесь ответный обед на десять персон. Я надеюсь, вы позволите нам подготовиться к завтрашнему вечеру? 
- Нет, - отрезал Кэйси. 
- Подождите! - возразили остальные. 
- Поджог - это само собой. - сказал Тимолти. - Но надо же поступать разумно. Я хочу сказать, что вот они собрались в театр, а не увидеть пьесу - это ужасно. К тому же обед приготовлен, не пропадать же ему, уж лучше все съесть. И гости придут. Будет трудно их всех заранее предупредить. 
- Именно об этом я и думал, - сказал его светлость. 
- Да, я знаю! - воскликнул Кэйси, скользя руками по щекам, скулам, губам, закрывая глаза и растерянно отвернувшись, - Знаю я, но поджоги не откладывают, их нельзя перенести, это же не чаепитие, черт побери, их нужно делать, когда задумано, вовремя. 
- Вот и делай, если спички не забыл, - пробурчал Риордан. Кэйси аж взвился, казалось, он вот-вот ударит Риордана, но вовремя сообразил, что тот, в сущности, прав. 
- Кроме всего прочего, - заметил Нолан, - та мисс наверху, она замечательная леди, и было бы несправедливо лишать ее в эту ночь развлечений и отдыха. 
- Вы очень любезны. - Его светлость наполнил ему бокал. 
- Давайте проголосуем, - предложил Нолан. 
- Дьявол, - прорычал Кэйси. - Я наперед знаю результаты голосования. Всех устроит завтрашняя ночь, черт бы ее подрал. 
- Благодарю вас, - произнес старый лорд Килготтен. - На кухне для вас будет приготовлена холодная вырезка. Вы сначала зайдите туда, может быть, вы будете голодны, а ведь работа предстоит нелегкая. Приходите завтра, скажем, часов в восемь вечера. К тому времени я увезу леди Кирготтен в Дублин в отель. Я не хочу, чтобы она заранее узнала, что ее дома больше не будет. 
- Господи, да вы настоящий христианин, - пробормотал Риордан. 
- Давайте не будем об этом особенно говорить, - сказал старик. - Я уже считаю все это совершившимся фактом, а я не склонен жалеть о прошлом никогда, джентльмены. 
Он поднялся. Подобно старому слепому пастуху, пасущему своих агнцев, он удалился в холл, а за ним, семеня мелкими шажками, последовало разбежавшееся, но благополучно собравшееся вновь стадо. 
Уже почти у дверей лорд Килготтен краем затуманенного старческого глаза как будто заметил нечто и остановился. Он повернулся и задумчиво уставился на портрет итальянского дворянина. 
Чем дольше он смотрел, тем заметнее было, как у него дергаются веки, а губы шевелятся, словно произносят непонятные никому слова. 
Наконец Нолан не выдержал и спросил: 
- Что это, ваша светлость? 
- Я вот только подумал, любите вы Ирландию или нет. 
- Праведный Боже, конечно, да! - хором ответили все. Разве нужно об этом спрашивать? 
- Я тоже, - приветливо молвил старик. - А любите ли вы то, что в ней есть, то, что существует на ее земле, ее достояние? 
- Что толку об этом говорить, - ответили все. 
- Тогда меня вот что беспокоит. Вот портрет кисти Ван-Дейка. Он очень старый, очень хороший, уникальный и дорогой. Это, джентльмены, наше национальное достояние. 
- Это что, взаправду так? - спросили они и сгрудились вокруг портрета. 
- Господи, это прекрасная работа, - сказал Тимолти. 
- Лицо-то какое, - заметил Нолан. 
- Смотрите-ка, его маленькие глазки, кажется, так и следят за вами, - сказал Нолан. 
- Они простодушны, - сказали все. 
Они уж было собрались отойти, когда его светлость спросил: 
- Понимаете ли вы, что все это принадлежит не мне, не вам, а только всем людям, как драгоценнейшее наследие? А завтра ночью оно будет потеряно навеки. 
Все так и замерли с разинутыми ртами. Раньше это не приходило им в голову. 
- Упаси Боже, - воскликнул Тимолти. - Мы никак этого не допустим. 
- Мы сначала вынесем это из дома, - сказал Риордан. 
- Остановитесь! - воскликнул Кэйси. 
- Спасибо, - сказал его светлость. - Но куда вы все это денете? Ветер разорвет все это в клочья, они зразу размокнут под дождем, расслоятся от града. Нет, нет, пусть уж лучше сгорят сразу. 
- Ничего подобного. - сказал Тимолти, - я возьму его к себе домой. 
- А когда эта вся грызня кончится, - сказал его светлость, - вы передадите этот ценный дар искусства и красоты прошедших времен в руки нового правительства? 
- Я позабочусь о каждом из этих произведений искусств, сказал Тимолти. 
А Кэйси посмотрел на огромное полотно и сказал: 
- Сколько же это чудовище может весить? 
- Я думаю, - еле слышно произнес старик, - от семидесяти до ста фунтов.