Сборник 11 ВОЖДЕНИЕ ВСЛЕПУЮ
Дерзкая кража
Около трех часов ночи, когда на небе не было луны и только звезды следили за происходящим, Эмили Уилкс проснулась от какого-то подозрительного звука.
– Роуз? – позвала она.
Ее сестра, чья кровать стояла на расстоянии вытянутой руки, уже успела проснуться и широко раскрыть глаза, а потому ничуть не удивилась.
– Ты слышишь? – спросила она, и весь эффект пошел насмарку.
– Я как раз собиралась сказать тебе , – отозвалась Эмили. – Но раз ты сама слышала, то незачем и…
Она осеклась и резко села в кровати, а вместе с ней Роуз, точно их обеих дернули за невидимые нитки. Престарелые сестры – одной восемьдесят, другой восемьдесят один, обе худые, как жерди, – не на шутку переполошились и уставились в потолок.
Эмили Уилкс показала глазами наверх:
– Ты об этом?
– Не завелись ли у нас мыши?
– Судя по топоту, это бестии покрупнее. Наверно, крысы.
– Ага, и судя по топоту – в сапогах и с поклажей.
Тут нервы не выдержали. Выскочив из кроватей, сестры набросили халаты и торопливо, насколько позволял артрит, сбежали по лестнице. Кому охота лежать в постели, если над головой топочут бестии в сапогах?
Оказавшись внизу, они ухватились за перила и стали смотреть вверх, перешептываясь.
– Что можно делать у нас на чердаке в такое время суток?
– Воровать старый хлам?
– А вдруг они спустятся и нападут на нас с тобой?
– Кому нужны две старые дуры с тощими задницами?
– Слава богу, чердачная дверца открывается только в одну сторону, а снизу она заперта.
Они стали маленькими шажками красться наверх, откуда исходили таинственные звуки.
– Я знаю! – внезапно воскликнула Роуз. – На прошлой неделе чикагские газеты писали: в городе участились хищения антикварной мебели!
– Скажешь тоже! Если в доме и есть какой-то антиквариат, так это мы с тобой!
– Неправда, на чердаке кое-что имеется. Моррисовское кресло 10 – старинная вещь. Несколько обеденных стульев, еще того древнее, и хрустальный канделябр.
– Из хозяйственной лавки, куплен в тысяча девятьсот четырнадцатом. Такой страшный, что совестно было даже на улицу выставить вместе с мусором. Слушай внимательно.
Наверху стало тише. Они стояли на верхней площадке и, обратившись в слух, не спускали глаз с чердачного люка в потолке.
– Кто-то открывает мой сундук. – Эмили зажала рот обеими руками. – Слышишь? Петли скрипят, надо почаще смазывать.
– На что им сдался твой сундук? В нем ничего ценного.
– Как сказать…
Наверху, в темноте, грохнула крышка.
– Идиот! – прошептала Эмили.
Непрошеный гость крадучись прошелся по чердаку, стараясь быть осторожным после такой промашки.
– Там наверху окно, они вылезают на крышу! Сестры подбежали к окну спальни.
– Открой ставни, высунь голову! – крикнула Роуз.
– Чтобы они меня увидели? Нет уж, спасибо!
Подождав еще немного, они услышали царапанье, а потом стук – сверху что-то упало на подъездную дорожку.
Тяжело дыша, они распахнули створки, взглянули вниз и увидели, как две тени уносят по дорожке длинную приставную лестницу. Одна тень сжимала в свободной руке небольшой белый сверток.
– Все-таки что-то сперли! – зашипела Эмили. – Бежим!
Они спустились в холл, распахнули входную дверь и увидели на росистом газоне две дорожки следов. От обочины отъехал грузовик.
Выскочив на улицу, каждая приложила ладонь козырьком, чтобы рассмотреть ускользающий номер.
– Проклятье! – воскликнула Эмили. – Ты успела разглядеть?
– Только семерку и единицу, больше ничего. Вызовем полицию?
– Сначала посмотрим, что из вещей пропало. Шевелись!
Вооружившись фонариком, сестры поднялись по чердачной лестнице, открыли люк и вскарабкались на самый верх, в темноту.
По мере того как они прочесывали чердак, спотыкаясь о старые чемоданы, детский велосипед и пресловутый канделябр, Эмили обшаривала помещение лучом света.
– Все на месте, – сказала Роуз. – Даже странно.
– Не спеши. Проверим сундук. Берись. Они потянули за кольца, и крышка подалась, выпустив наружу облако пыли и аромат прежних времен.
– Ой, Эмили, помнишь? Духи "Бен Гур", двадцать пятого года, появились одновременно с фильмом! 11
– Тихо, – оборвала ее Эмили. – Помолчи!
Луч фонаря осветил аккуратную вмятину на старом выходном платье: это был совсем небольшой отпечаток – дюйма два в высоту, четыре в ширину и восемь в длину.
– Боже милостивый! – воскликнула Эмили. – Они пропали!
– Кто?
– Мои любовные письма! Девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого года. Тридцать штук, перевязанные розовой лентой. Их нет!
Эмили разглядывала похожее на гробик углубление в середине сложенного выходного платья.
– Кому могли понадобиться старые любовные послания, написанные безвестным отправителем, которого, наверно, уже нет в живых, безвестному адресату, то есть мне, которая тоже одной ногой в могиле?
– Эмили Бернис! – воскликнула Роуз. – Ты на какой планете живешь? Разве ты не смотрела утренние телепередачи, после которых хочется рот с мылом прополоскать? Разве не читала светскую хронику в городской газете? Разве не листала идиотские женские журналы в парикмахерской?
– Стараюсь этого избегать.
– Напрасно, в другой раз посмотри! Эти щелкоперы мать родную не пожалеют ради завлекательной истории. Не далее как завтра нам позвонят и потребуют выкуп, а нет – продадут эти письма какому-нибудь издателю для серии женских романов или для рубрики "Советы влюбленным". Форменный шантаж, и ничего больше. Угроза огласки! Медлить нельзя.
– Не надо звонить в полицию! Пойми, Роуз, мне невыносимо полоскать перед чужими свое нижнее белье! У нас вино в кладовке осталось? Доставай, Роуз! Помирать, так с музыкой!
Они чудом не скатились с лестницы.
На другой день, всякий раз, когда мимо дома проезжал почтовый фургон, Эмили раздвигала занавески в надежде, что он остановится. Фургон не остановился.
На следующий день у обочины притормозил пикап телемастера: водитель искал нужный адрес. Эмили выбежала на улицу, готовая отразить нападки любых журналистов – охотников копаться в чужом белье. Нападок не последовало.