Сборник 11 ВОЖДЕНИЕ ВСЛЕПУЮ

– Кто-то…
– …другой! Нет ли у нее?…
– Да хоть бы и есть?
– Как она посмела?!
– Прошло четыре года, Генри, целых четыре года. Но она… поверь, у нее никого нет. Она до конца своих дней останется вдовой.
– Похоже на правду. Хорошо, что для начала я наведался к тебе. Ты меня вразумил. Стало быть, она по-прежнему одинока и… нет, постой. Почему же она больше не плачет – ни ночью, ни утром?
– Только не делай вид, будто ты рассчитывал на неиссякаемый фонтан слез.
– Черт побери, мне этого очень недостает. Должна же у человека быть какая-то отдушина!
– Разве у тебя нет друзей… среди?…-Стив Ральфс смутился, покраснел и добавил виски в оба стакана.
– Ты хотел сказать – "среди покойников"? От них толку не добьешься. Зануды. Словом перемолвиться не с кем.
– А ведь ты был бесподобным рассказчиком, Генри.
– Почему "был"? Я таким и остался, разве нет? А ты – самый благодарный слушатель.
– Рассказывай, Генри. Я тебя слушаю.
– Сдается мне, самое главное уже сказано. Она перестала ко мне приходить. Это плохо. Перестала плакать. Это еще хуже. Слезы – бальзам, который дает возможность… таким, как я… существовать дальше. Как ты думаешь, если я к ней наведаюсь, она будет по мне плакать, как прежде?
– Зачем тебе к ней наведываться?
– По-твоему, незачем?
– Ты ее только напугаешь. Это будет непростительно.
– От кого, скажи на милость, я должен ждать прощения?
– От меня, Генри. Я тебе этого не прощу.
– Да-а-а. Вот оно как. Ну-ну. Добрый совет от лучшего друга.
– Именно так, от лучшего друга. – Стив Ральфс подался вперед. – Ты ведь и сам хочешь, чтобы она справилась со своей бедой?
– Нет! Да. Нет. Тьфу ты, не знаю, что и сказать. Да, наверно, хочу.
– Не забывай: она по тебе скорбела и плакала изо дня в день почти четыре года.
– Я не забываю. – Генри Гроссбок покачал в руке свой стакан. – Что могла, она сделала. Наверно, пора ее отпустить.
– Это великодушный шаг.
– Нет во мне великодушия, не желаю быть великодушным, но, видно, придется. Уж очень я ее люблю, мою милую.
– Согласись, Генри, у нее впереди еще долгие годы жизни.
– И то верно. Вот дьявольщина. Мужчины стареть не торопятся, а умирают раньше. Женщины стареют раньше, а умирать не торопятся. Чудно распорядился Господь. Какой в этом смысл?
– Вот Его и спроси. Ты же теперь у Него под боком.
– У кого? У Господа? Я, жалкий выскочка? Ну-ну. Скажешь тоже. М-м-м… – Генри прихлебывал виски. – Ладно, решено. Только чем она будет заниматься? Разъезжать с кем попало в открытых лимузинах? Куда ей себя девать?
– Будет брать уроки танцев, Генри. Займется ваянием. Живописью.
– Она всегда об этом мечтала, только как-то все не складывалось. У меня то концерт, то прием для спонсоров, то сольное выступление, то лекции, то гастроли. У нее даже была присказка: куда спешить, всему свой срок.
– И этот срок настал, Генри.
– А я и не заметил, вот ведь как. Уроки танцев, говоришь? Ваяние? Разве у нее получится?
– Танцует она посредственно. А скульптуры делает просто превосходные.
– Похвальное увлечение. Или лучше сказать "повальное"? Так или иначе. Что ж, можно только порадоваться. Да-да, меня это радует. По крайней мере, хоть какое-то занятие. А мне самому что остается? Решать кроссворды.
– Почему кроссворды?
– А что, черт возьми, ты посоветуешь, в моем-то положении? К счастью, я помню наизусть все кроссворды, которые печатались в "Нью-Йорк Тайме" и "Сэтердей Ревью", – и умные, и дурацкие. Да, кроссворды. Египетский фараон, известный своими сокровищами, десять букв. Тутанхамон. Одно из Великих озер, три буквы. Эри! Ну, это ерунда. А вот, например, пятнадцать букв – древняя столица в Средиземноморье. Тут надо пораскинуть мозгами! Константинополь.
– Имя из пяти букв. Свой в доску, лучший друг, образцовый муж, скрипач-виртуоз.
– Генри?
– Угадал. Это ты. – Стив Ральфс, улыбаясь, поднес к губам стакан.
– В таком случае мне остается только надеть шляпу и откланяться. Впрочем, я пришел без шляпы. Ну, не важно.
У Стива Ральфса вырвался какой-то сдавленный звук.
– Что это было? – забеспокоился Генри, наклонился к нему и прислушался.
– Не сдержал рыданий, Генри.
– Молодец! Мне уже лучше. Поверь, это согревает мое изболевшееся сердце. Будь добр…
– "…повторяй эту попытку хотя бы пару раз в неделю на протяжении следующего года". Я не ошибся?
– Мне, право, неловко…
– Постараюсь, Генри. – У Стива Ральфса опять застрял комок в горле. Он поспешил залить его глотком виски. – Знаешь, что мне пришло в голову? Позвоню-ка я Эвелине. Скажу, что пишу о тебе книгу и хочу получить твои дневники, записи, клюшки для гольфа, очки и прочие мелочи, а сам буду раз в неделю их перебирать и скорбеть о тебе. Не возражаешь?
– Да ты голова! Вот что значит настоящая дружба. – Генри Гроссбок просиял. На его щеках даже проступил румянец. Допив виски до последней капли, он поднялся с кресла.
У двери что-то заставило его обернуться и в упор посмотреть на Стива Ральфса.
– Святые угодники, неужели это слезы?
– А что же еще, Генри?
– Давай, давай. Уже лучше. До Эвелины, конечно, далеко, да и рыдания глуховаты. Но сойдет и так. Прими мою благодарность.
– Не говори глупостей, Генри.
– Ну, хорошего понемножку. – Генри отворил дверь. – До скорой встречи.
– Не будем торопить события, Генри.
– В каком смысле? Ах, вот ты о чем! Конечно не будем. Счастливо, дружище.
– И тебе счастливо, Генри. – Из горла того, кто помоложе, вырвался еще один подозрительный звук.
– Продолжай в том же духе, – улыбнулся Генри. – Чтобы я спокойно прошел по коридору. Ну, как говаривал Граучо Маркс…
С этими словами он исчез. Дверь захлопнулась.
Медленно подойдя к телефону, Стив Ральфс примостился на стуле и набрал номер.
На другом конце провода раздался щелчок; в трубке зазвучал голос.
Стив Ральфс утер глаза тыльной стороной ладони и, помолчав, произнес:
– Эвелина?