Шанс дается лишь раз (СИ)
Честно говоря, говорить мне не хотелось совершенно, тем более — о каких-то там тотемах. Мой провожатый массировал мне плечи, молоко ласкало кожу, и мысли разбегались, словно жуки; однако, усилием воли я заставила себя вернуться к прерванной теме:
— Легенда гласит, что много веков назад Солнечный Бог взглянул вниз и ужаснулся тому, что видел; люди, его излюбленные творения, вызвали у него только жалость и сожаления. И тогда, в порыве злости, он заключил в душу одного из людей, мота, путешественника и прелюбодея, духи четырёх Зверей. Первая сущность принадлежала мудрому, смелому, могущественному и бессмертному Дракону, жившему в подземельях. Вторым заключенным был дух хитрого, жестокого, умного и быстрого Змея-Полоза, чьей вотчиной были болота. Третьим — сущность любопытного, ловкого, жадного и артистичного Лиса, чьи норы были в полях. Последней была душа надёжного, жёсткого, верного и упрямого Волка, что охотился в северных лесах. Когда сила Зверей перешла человеку, он возжелал изменить мир для себя. Позднее его назвали Эрасом Величайшим, первым Императором Ишшарры. Каждому из детей Эраса, а также его потомков, передается частичка сущности одного Зверя; Чаша Наследия помогает определить, какого именно, и дать ребёнку родовое имя; вот все, что мне известно.
Эстатра кивнула:
— Что же, справедливо; но есть ещё кое-что. История показала, что Императоры, рожденные под определённым тотемом, имеют общие характеристики, не включенные в… скажем так, официальные летописи. Так, все Драконы любят войну ради войны и грабеж ради грабежа; победа — вот истинное имя их бога. Жадные, непримиримые, не признающие мнения, кроме собственного, и правды, кроме своей, Драконы — настоящие тираны, склонные к навязчивым идеям. Все принцы, носившие такое имя, приходили к власти и приносили стране как новые достижения, так и безмерные потери. Змеи же, о которых мы с тобой говорим, предпочитают коварство и хитрость откровенной войне; не склонные к показушным выступлениям, Императоры, носившие этот тотем, славились моральным садизмом, отсутствием принципов и пугающей страстью к играм.
— Азартным? Вроде карт или шахи? — удивилась я: подобных пристрастий в Эйтане не замечала.
— О, — улыбка пэри стала подозрительно широкой, — Не совсем. Впрочем, речь не о том: в Императорской семье Драконы не рождались уже семь веков; Змеи — два века, причем Эждяс Змей был зарезан в собственной кровати в возрасте двенадцати лет. Так что, думаю, ты понимаешь, почему Эйтан вызывал у многих пристальное внимание — он, можно сказать, уникален. Ни Лисы, склонные к расточительству, возлияниям и падкие на лесть, ни Волки, за которых обычно правят Советники, не могут сравниться со Змеями.
— Но почему же его сослали? — поразилась я искренне. Эстатра развеселилась:
— О, это было шоу! Когда у двенадцатилетнего Змея на балу спросили, по душе ли ему построенный отцом птичник, он при иностранных послах и Сиятельных пэрах сказал вслух то, о чём многие только думали.
Признаться честно, от такой формулировки мне стало не по себе.
— Что же он сказал? — уточнила я тихо, с изумлением осознав, что искренне переживаю за непутёвого двенадцатилетнего мальчишку.
— Он сказал, что Эжару Коту птичник нравится, наверное, только потому, что коты любят есть птиц. Он, Эйтан, птиц не любит и считает, что за те же деньги можно было отремонтировать один из военных кораблей, севших на мель — и толку больше, и шума меньше, — мягко проговорила Эстатра, внимательно наблюдая за моей реакцией. Каюсь, я едва удержалась от того, чтобы схватиться за голову: как ему такая глупость только пришла на ум?! Но показывать свои эмоции Ящерице я не собиралась, потому уточнила:
— И что, старый Лис сослал его?
— Не сразу, — пожала плечами Эстатра, — Сначала приказал выпороть, потом — посыпать раны солью до тех пор, пока Змей не признает себя ничтожным и глупым.
Мне вдруг показалось, что молоко в бассейне холодное, а руки массажиста — липкие и неприятные.
— И как, быстро признал?
— А ты как думаешь? В общем, Эйтана сослали в храм Ори-тани, что на северной границе; там мальчишка быстро освоился, возмужал и расправил крылья. Наставнику Ори, Жрецу Мизару, Змей очень понравился, и он взялся всему обучать парня. Спустя шесть лет мои шпионы доносили, что Эйтан сам всем заправляет, пока его Наставник борется с тяжелым недугом… подозрительно напоминающим отравление. Впрочем, это может быть обычным совпадением, как и пожар на мануфактурах Кота. Я права, девочка?
— Вы всегда правы, — отозвалась я, отрешённо глядя в потолок. Откровения откровениями, но выдавать тайны принца не входило в мои планы.
Прервав рассказ, Ящерица принялась рассеянно рисовать на белой поверхности неведомые узоры. Я тоже молчала, обдумывая услышанное.
— Что же, — прервала Эстатра затянувшееся молчание, — Нам снова пора покинуть бассейн, моя хорошая. Позволим ловким пальчикам поколдовать над нашими волосами, и, чтобы нам не было скучно, я расскажу тебе о женщинах в жизни принца Эйтана.
На наши плечи снова легли полупрозрачные накидки; я следовала за пэри Эстатрой, чувствуя, как накатывают волны нетерпения и жаркого, непонятного волнения, замешанного на иррациональной ревности. Сдерживая порывистую резкость движений, я с удивлением осознала, что ни одного откровения в жизни не жаждала столь отчаянно.
Мы сели в мягкие кресла и поставили ноги на теплые пуфы, для этого предназначенные. Наших провожатых сменили парень и девушка, которые были чуть постарше. Юноша подошел ко мне и начал перебирать пряди моих волос; его спутница, чуть поклонившись, занялась причёской Ящерицы. В ответ на мой чуть недоумённый взгляд, Эстатра улыбнулась уголком губ, поймала руку девушки и пробежалась дорожкой поцелуев по тонкому запястью.
— Кому что нравится, моя милая, — проговорила пэри низким, чуть хрипловатым голосом, — За свои деньги мы можем позволить себе маленькие… капризы.
Я прикрыла глаза, чувствуя, что, чего бы ни добивалась пэри, я уже не выйду из этих Купален прежней.
Тем временем мой личный парикмахер начал втирать какое-то масло в кожу головы, осторожно массируя корни волос.
— Закрой глаза, Омали, — велела Ящерица низким, чувственным голосом, которому крайне сложно не подчиниться, — Научись наслаждаться чужими прикосновениями, девочка моя. Почувствуй удовольствие — и ты когда-нибудь сможешь им поделиться…
Повисло молчание. Все, что я чувствовала — это умелые мужские пальцы, касающиеся моей кожи; это действительно было приятно.
— Итак, Эйтан дан Ониа… — начала Ящерица неспешно, — Кто был его первой любовницей, доподлинно неизвестно, но, предположительно, это была жена его покровителя, Жреца Ори. Она была старше принца на десять лет, и моложе своего мужа — на тридцать. Любовников у неё было предостаточно, но Эйтана она выделяла: возможно, её привлекал в нём титул, возможно, нечто иное… Как бы там ни было, один молчаливый, но наблюдательный человек, работавший в те времена в Храме, утверждал, что муж этой дамы ею же и был отравлен. Медленнодействующий яд, поражающий нервную систему, почтенная лэсса добавляла, вероятнее всего, в лекарства от мужской слабости, которые Жрец принимал — эдакая милая ирония. Тут я, как мне кажется, должна уточнить: рецепт этой отравы, как и правила её применения — информация, широкой общественности недоступная. Единственный источник, где её можно почерпнуть — Большая Императорская Библиотека, и мы обе понимаем, кто в окружении лэссы такими знаниями мог владеть.
Эстатра прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновениями своей светловолосой служанки, и замолчала. Очевидно, она хотела дать мне время на то, чтобы осознать услышанное.
Конечно, я могла бы, как многие девушки на моём месте, ужаснуться, разрыдаться или начать искать принцу оправдания. Но факты, названные Ящерицей, указывали на вполне определённую картину, неприглядную, но реальную и логичную. Женщину выдали замуж за старика, возможно, насильно; как и многие, оказавшиеся на её месте, мужа своего она возненавидела и принялась мстить ему — и себе заодно — изменяя направо и налево. Судьба столкнула её с принцем Эйтаном, желающим прибрать Храм к своим рукам — уж не знаю, зачем это было ему нужно. Но тогда логично предположить, что впоследствии она стала ненужным и опасным свидетелем…