Медный король
Если здесь пройдет корабль, они же увидят меня на воде, подумал Развияр не столько с отчаянием, сколько с удивлением. Когда таможенник назвал его «гекса», когда его решили вышвырнуть за борт, когда он летел уже в воду, брошенный десятком рук – ни на мгновение, ни на единый миг он не верил в свою смерть и не собирался умирать. Не собирался и теперь. Тем удивительнее было, что руки отказываются служить, ноги сделались тяжелыми и тянут на дно, а зубы так стучат от холода, что этот стук, наверное, слышен в городе.
В небе выступили тусклые звезды. Тусклые – потому что их забивало сияние Мирте. Развияр плыл, пытаясь теперь согреться и не ставя другой цели. Море тоже светилось; глубоко под водой – Развияр испугался, как глубоко, – зажглись зеленоватые огоньки. В книге про путешествие на Осий Нос были страницы о морских гадах – хапуне, всееде, морском крючнике, о донном драконе, в просторечии называемом Утробой. Развияр ослабел, представив, как в глубине моря под ним открываются горящие глаза и разворачиваются крючья, хоботы и щупальца.
Поверхность воды, сперва державшаяся под подбородком, достигла губ. Потом ноздрей. Потом Развияр нырнул и вынырнул, и опять ушел под воду с головой. Забарахтался, не желая сдаваться, но почти сразу же выбился из сил.
Налетел ветер с моря. На краю зрения качнулось что-то, на миг закрыв тусклые звезды. Развияр рванулся: ему померещилась лодка, совсем близко, рядом!
Огромное и темное, пустое раскачивалось на волнах. Не лодка; нечто вроде круглого плота с палкой посередине. Развияр кинулся к нему, зашлепал по воде руками, разбивая отражение далеких огней и звезд. Хотел ухватиться за край, но пальцы соскользнули. В отчаянии, что умирает так близко от спасения, Развияр закричал и двумя руками ухватился за деревянный край плавучего сооружения.
Навалился локтем. Отдышался. Теперь, по крайней мере, его не утянет так просто вглубь, море не сглотнет его, не переварит; сопя и кашляя, Развияр выполз на край плота, как студенистая улитка.
Плот качнулся. Противоположный край поднялся над водой, а тот, на который вскарабкался мальчик, ушел под воду. Развияр перебрался ближе к центру. Палка, торчавшая посередине деревянного круга, венчалась, оказывается, круглой плошкой с фитилем и остатками жира.
Развияр привалился к этой палке спиной.
Он не утонет. Он дождется на этой штуке утра, и тогда его подберет корабль… Волны мягко покачивали деревянный круг, и казалось, что он плывет куда-то. А может, меня вынесет к берегу, подумал Развияр и лизнул мокрую ладонь.
Соленая вода не утоляла жажду. Наоборот, стало хуже. Развияр обхватил себя за плечи, пытаясь согреться. Теперь, в темноте, Мирте сиял во всем своем великолепии – Развияру казалось, что до него долетает музыка, такая тонкая и нежная, как бывает только от струн под смычком.
И в эту музыку вплелся другой звук – мерное шлепанье. Через несколько мгновений Развияр понял, откуда оно доносится: черный силуэт лодки скользил по залитой светом воде. Лодка была не гребная и не парусная – колесная. Громче всего были удары лопастей по воде, потом Развияр услышал поскрипывание вала и неразборчивую песенку. Человек, сидевший на корме, держал поперек колен длинную палку, и на конце ее то вспыхивал, то угасал лепесток огня.
– Не пойму я, красавица, – мурлыкал человек, – не пойму я, красавица, где туда, где сюда, о-о-о… Разве ласки горячие… никогда, никогда… разве ласки, туда, никогда не сюда… Стой! Фру!
Он фыркнул, шлепанье стихло, поскрипывание, наоборот, стало громче. Лодка подошла вплотную к плоту, на котором сидел Развияр; человек поднял свой шест, встал на ноги – и вдруг замер. За его спиной переливался огнями Мирте, лица Развияр не мог рассмотреть.
– Эй! Ты кто? – спросил человек со страхом. – Живой или мертвец?
Развияр хотел ответить, но вместо этого громко стукнул зубами. Человек в лодке, волнуясь, достал откуда-то тусклый фонарь, подкрутил колесико, и стало светлее.
– Ты кто? – человек в лодке поднял фонарь. – Вроде, человек… Вроде, мальчишка… Ты что, с корабля упал?
Развияр кивнул.
– Вот же ж… – пробормотал человек. – А ну, иди сюда… тут нельзя сидеть, это бакен, понял? Сигнальный огонь… я и так припозднился…
Развияр хотел перебраться на лодку, но вместо этого свалился опять в воду. Бакен сильно качнулся. Человек протянул Развияру руку и вытащил на корму.
– Холодный какой… Иди на нос, а то я и сам промокну… Иди на нос, говорят тебе!
Почти всю лодку занимало колесо, откуда смотрели на Развияра две пары желтых глаз. Содрогаясь, он перебрался через него по изогнутому трапу, сел на носу и снова обхватил себя за плечи. Бакенщик тем временем прикрутил опять фонарь, поднял шест и, потянувшись к бакену, ткнул языком пламени в плошку.
Загорелось сразу, и так мощно, что Развияр прищурился. Бакен, спасший его от смерти, был маленьким и круглым, и глядя на него со стороны, Развияр удивился: как можно было сидеть на такой утлой деревяшке?
– Мне еще три огня, – пробормотал бакенщик. – Припозднился сегодня, ой… Пошли! Ну!
Завертелся барабан, сперва медленно, потом все скорее. Внутри бежали бок о бок темные звери, Развияр не мог их как следует рассмотреть. По сторонам лодки зашлепали лопасти.
– Вот же ж, – бормотал бакенщик. – А я все выпил почти… Ну вот на дне осталось. На!
Он бросил фляжку, Развияр не поймал ее, и фляжка упала на дно лодки.
– Руки дырявые, – сказал бакенщик. – Пей давай… А то.
Развияр с третьей попытки отвинтил крышку. Жидкости во фляге было и правда на дне, а пахла она резко и едко. У Развияра слезы навернулись на глаза.
– Пей, ну! – торопил бакенщик.
Развияр выпил. Сразу ничего не почувствовал, но уже через мгновение ему сделалось лучше; он увидел, как победно сверкают огни Мирте, как отражаются в каждой капле, срывающейся с гребной лопасти, и как отдаляется, покачиваясь на воде, зажженный бакен.
– Кто ты такой, а?
– Разви…яр.
– Юнга? Матрос?
– Не. Нет.
– А кто?
Развияр закашлялся.
* * *Огни зажигались один за другим. Огромные ездовые крысы, запертые в колесе, знали и выполняли команды «Фру» и «Ну». Развияр заснул.
Он спал, скорчившись на носовой скамейке, не замечая ни холода, ни света. Море убаюкивало его. Он спал, будто предчувствуя: жизнь будет долгой и надо набраться сил.
Его разбудил чужой голос. Из полумрака (возле Мирте ночи не бывают темными) выплыла другая лодка, и молодой сварливый голос окликнул бакенщика:
– Эй! Ты бы еще под утро выехал!
– Припозднился, бывает…
– Бывает… Вот сядет кто-то на мель, тогда тебя и подвесят за это самое «бывает»… Кто это у тебя?
Развияр загородил лицо локтем – слишком ярким показался свет разгоревшегося фонаря.
– На бакене сидел. Я уж думал, утопленник.
– «На бакене»… зачем подобрал его, тебя спрашиваю? Мало бед? Мало тебе второго предупреждения?
– Ну, помирал ведь, на бакене-то… Мальчишка совсем.
Обладатель молодого сварливого голоса подогнал свою лодку поближе.
– Эй, ну-ка отвечай, кто такой!
– Развияр.
– Откуда взялся?
– За борт… упал.
– С какого корабля, а ну, не врать!
– С «Крыламы».
– «Крылама» проходила сегодня, – сварливый человек хмыкнул. – Юнга?
– Нет.
– Что-то мне не нравится этот малый, – пробормотал сварливый человек. – А ну-ка… посмотри на меня, сопля!
Развияр поднял голову. Сварливый человек смотрел на него из полумрака, высоко подняв фонарь.
– Старый, – сказал изменившимся голосом. – А ну, глянь на него, тебе там ближе. Сдается мне, что у него гексавая рожа.
Бакенщик, подобравший Развияра, посветил ему в лицо фонарем. Развияр зажмурился.
Тихонько плескалась волна, трогая лопасти гребных колес.
– Что, – сказал бакенщик изменившимся голосом. – Выкинули с корабля, так?
Развияр снова начал дрожать. Сварливый ругнулся длинно и непонятно.
– Не любят они, – пробормотал бакенщик. – Да. У них с этим… строго.