Ябеда

— Найди мне Джозефину Кеннеди.
 
Глава 37
Нина дважды перемыла посуду, оттерла до блеска стол на кухне и вымела пол. Перерыла весь шкафчик, но отыскала-таки средство, от которого окна засияли хрусталем. Вынесла мусор, в гостиной пропылесосила ковер и обивку на всей мебели, метелкой из перьев смахнула с потолка паутину. Затем принялась за дверные ручки и начистила их до блеска, после чего отдраила и продезинфицировала туалет на первом этаже. Скатерть и льняные салфетки, которыми они пользовались за обедом, засунула в стиральную машину и включила кипячение.
В два часа ночи Нина опустилась на краешек плетеного кресла у окна в сад. Фонари вдоль дорожки к мастерской все еще горели.
— Чем это ты тут занимаешься?
Нина обернулась. В коротких пижамных штанах в красно-синюю клетку рядом стоял Мик с припухшим со сна лицом. Ей была приятна его близость — и вместе с тем хотелось его оттолкнуть. Мысли крутились, как белье в стиральной машине. Это был самый ужасный вечер в ее жизни — почти самый ужасный, — и она понятия не имела, что ей теперь делать. Знала только, что главное — уберечь семью.
— Наводила порядок. — Нина не узнала собственного голоса.
Во время уборки она носилась как шальная, отключившись от реальности, от того, что неминуемо должно было произойти. Она так долго жила с завязанными глазами, обманывая себя, мужа, дочь.
— Да ведь посуда уже вымыта. Я слышал шум. — Мик оглядел сверкающую чистотой комнату и нахмурился: — Ты что, уборку затеяла? В такой час?
— Мне хотелось избавиться… — Нина отвернулась к окну. — Хотелось поскорее разделаться с этим.
Мик пальцем поймал ее подбородок, повернул лицом к себе, присел возле кресла на корточки.
— Тебя что-то расстроило?
Нина покачала головой. Как смотреть в эти глаза? Ведь они видели, как из молодой девушки она стала зрелой деловой женщиной и матерью семейства.
— Все хорошо. — Она заставила себя улыбнуться. — Просто устала.
— Досталось тебе сегодня, — вздохнул Мик. — Зря я согласился на эту дурацкую встречу. — Вслед за Ниной он бросил взгляд в сад, потом повернулся и поцеловал ее в щеку. Осторожно, чуточку печально, виновато. — Если тебя это хоть сколько-то утешит — Бернетт заказал мне несколько картин.
— Да? — Нина вспыхнула. — Это… это замечательно, — добавила она, коря себя за то, что Мик пытается преуменьшить свой успех. Но новость убивала.
— Он говорит, у него целая очередь из желающих приобрести художественные произведения… хм-м… скажем так, не стандартные. — Мик сложил руки на груди. — А моими работами он хочет заполнить брешь на этом рынке.
— Прекрасно, — отозвалась Нина. Против ее воли вышло вяло, бесцветно.
Хуже того, что сообщил Мик, ничего и быть не могло. Объясниться с ним? Нет, это не вариант. В другое время она сказала бы себе, что утро вечера мудренее, и отправилась бы спать. Но не сейчас. На этот раз не будет успокоительного разделения ночи и дня, не будет подзарядки, не будет сияющих глаз и принятия решения на семейном совете. Как смеет Бернетт использовать Мика, чтобы добраться до нее! Трус и психопат.
Мик обнял ее — крепко, но нежно. Для Нины это объятие было и концом, и началом. Слезы затуманили глаза, заволокли самую основу ее жизни — того, кого она боготворила.
— О, Мик! — выдохнула она, глотая рыдания.
— Что, любовь моя?
А вдруг это тот самый случай, та минута, когда она может быть предельно откровенной с мужем? Чувствует ли он ее отчаяние?
Но Нина промолчала, не найдя в себе сил заговорить. Волна подхватила ее и неотвратимо влекла к водовороту, в темные его глубины. Она знала, что идет ко дну. И знала, что никого не должна утянуть с собой.
— Пойдем спать. Я не засну, если буду знать, что ты еще тут. Пропади она пропадом, эта встреча! — Мик поднялся, потянул Нину с кресла, привлек к себе.
— Мик, мне нужно тебе кое-что сказать. — Она словно окаменела, взгляд стал безжизненным.
— Я слушаю.
Нина набрала в грудь воздуху.
— Ты меня убьешь, но… — Она закрыла лицо руками. Надо решиться, не время раскисать. — Это вышло случайно и… — Всхлип был наигранным лишь отчасти. — Помнишь, я пошла показать Карлу твои работы в мастерской, а там было темно, я нечаянно опрокинула… тот чудесный портрет, который ты написал с меня. Хотела его удержать, но наступила прямо на холст, и он порвался! — Всхлипывания перешли в совершенно искренние рыдания. — Мне так жалко, Мик! Я не стала раньше говорить, чтобы не портить тебе вечер.
— Нина, Нина, Нина! — Мик стиснул жену в объятиях. — Так вот почему на тебе лица не было, когда ты вернулась из мастерской. А я ведь было подумал, что Карл тебя чем-то расстроил или, чего доброго, начал приставать. — Мик даже рассмеялся от облегчения. — Ради всего святого, не переживай ты из-за этого холста! Я его так заштопаю, ты и не заметишь. — Поцеловав Нину в шею, он велел не заниматься ерундой и зря не волноваться. — Все будет хорошо, любовь моя.
— Спасибо тебе, Мик, — шепнула ему в плечо Нина, зная, что не будет ничего хорошего.
Должно быть, она все-таки заснула, потому что не заметила, как совсем рассвело. Она видела, как между шторами пробиваются первые лучи, слышала, как на улице мурлычет себе под нос и звенит бутылками молочник, почувствовала, как качнулась кровать, когда из-под одеяла выбрался Мик. В постель он не вернулся. Нина догадалась, что муж встал пораньше, чтобы поработать.
И тут она вспомнила.
Дарованная сном двухчасовая передышка мигом соскользнула с нее, как и пуховое одеяло. Она встала и пошла в ванную. Включила душ и, пока вода нагревалась, разглядывала себя в зеркале. Постепенно отражение исчезло в клубах пара.
— Вот и нет тебя, — прошептала она, открывая стеклянную дверцу душевой кабинки и шагая под горячие струи.
Она стояла под душем, и потоки воды шевелили ее волосы, разгладили их по плечам. Нина медленно провела ладонями по лицу — хотелось смыть колючую усталость. Не вышло.
Вчерашний ужин — хотя она почти не ела — камнем лежал в желудке. Должно быть, она заболела. Держась обеими руками за кафельные плитки, Нина подалась вперед, опустила глаза на свои ноги и просто стояла под водой.
Потом, завернувшись в полотенце, снова долго смотрела в запотевшее зеркало. Мало-помалу его поверхность очистилась, появилось ее лицо. Не отрывая глаз от своего отражения, Нина представляла, что из зеркала на нее глядит совсем другая женщина.
 
Глава 38
В библиотеке висят картины. На картинах — лица. Равнодушные глаза взирают на меня сверху вниз. Я иду вдоль стены, разглядываю людей на картинах, шепотом спрашиваю у них: а вы видели то, что видела я?
— Считается, что среди них есть и ценные.
Я не оборачиваюсь, хотя мне следовало бы вздрогнуть, развернуться с круглыми глазами, охнуть, начать оправдываться, уверять, что я ужасно занята, извиниться и убежать.
— Наш Палмер — страстный коллекционер живописи.
Эдам стоит у меня за спиной, на расстоянии дыхания, от его близости горит шея.
— Чтобы по-настоящему оценить картину, нужно время. — Я вовсе не это собиралась сказать, и вообще я собиралась улизнуть со своей стопкой чистого белья.
— Ну-ну, продолжай. — Таким тоном учитель подбадривает запнувшегося ученика. Эдаму невдомек, до чего мне тяжело вести с ним сейчас этот разговор. Прошлое, как выясняется, мчится резвее настоящего, оно куда проворнее. Миг — и оно становится будущим.
— Просто на каждую картину у художника уходит уйма времени. Поэтому и смотреть на них следует не торопясь, чтобы должным образом оценить работу мастера. — Не зная точно, где он стоит, я осторожно поворачиваюсь и оказываюсь нос к носу с Эдамом.
И совсем некстати принимаюсь хохотать.
— Боже правый, это еще что за вид?
Эдам делает удрученную физиономию: грустный клоун с намалеванной улыбкой.