Красавец и скромница
— Мы все думали, старушка, когда ты появишься, — сердечно сказал он. — Пришлось самим добывать завтрак, но мы справились. — Сделав солидный глоток вина, Хью подозвал полнеющего молодого человека: — Джереми, это Сара, сестра Анжелики, я про нее рассказывал.
Молодая женщина полноценно улыбнулась, но следующая фраза стерла улыбку с лица.
— Помнишь? Она отвечает за еду. Поговори с ней о твоем свадебном подарке. — Он заговорщически подмигнул Саре.
Ее сердце упало, когда сияющий Джереми пробасил:
— Устрицы. Сто двадцать раковин прямо из Англии к свадебному столу. Сюрприз для Анжелики, она их обожает.
— Ну ты даешь, старина. — Хью похлопал его по плечу. — Фантастика. Правда, Сара?
Честно говоря, «фантастика» — это не совсем то слово, которое Сара с удовольствием употребила бы в отношении старины Джереми и того хаоса, который он внес в ее тщательно продуманное меню. Спустя час, задумчиво глядя в контейнер с устрицами, она все еще не представляла, что делать с дорогим, но таким неуместным подарком. Все утро Сара наводила порядок на кухне, накрывала столы, расставляла по вазам доставленные флористом белые розы и не выкроила ни минуты, чтобы переодеться, причесаться или хотя бы почистить зубы. Проблема с тортом так и не была решена.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Сара набрала полный нос запаха сырых водорослей. Она захлопнула крышку контейнера над его неаппетитным содержимым. Злость, отчаяние, чувство протеста нахлынули с новой силой, Сара от души выругалась. Дважды.
— Сколько вы заплатите мне, если я не скажу об этом Лотти? — За ее спиной в дверях стоял Лоренцо.
— Вы давно здесь? — Она хотела бы, чтобы ее голос прозвучал так же невозмутимо.
— Достаточно, чтобы понять: день выдался не самый удачный. Разве вам не пора переодеваться для церемонии?
— Похоже, я не успею в церковь. — Сара указала на контейнер с устрицами. — Сюрприз к столу от лучшего друга Хью. Не представляю, что конкретно с ними делать, но думаю, это займет пару часов. — Голос был спокойным, но словно бы чужим. Думая о ночной сцене, она не могла поднять глаза от смущения.
В отличие от нее Лоренцо, похоже, воспоминания не беспокоили.
— Что с тортом?
— Катастрофа!
— Не думайте об этом. Женнаро привезет торт. Никто ничего не узнает.
— Спасибо, — пробормотала Сара. «Даже если узнают, не поверят», — подумала она.
Наступила пауза. Лоренцо как будто собирался что-то сказать, но передумал. Наконец он спросил:
— Где ваша дочь?
— Наверху. Мама одевает ее. — Голос дрогнул. Не привыкшая к дорогой красивой одежде, Лотти считала дни, когда наденет бледно-золотое шелковое платье с пышной нижней юбкой, которое несколько месяцев висело на двери материнского гардероба. Сара мечтала, что сама застегнет ей пуговички, но даже этой мечте не суждено сбыться. Впрочем, она привыкла, что жизнь несправедлива к ней.
Здравствуйте! С каких это пор жизнь устроена по справедливости?
— Поднимитесь к дочери и переоденьтесь. Еще есть время. — Лоренцо взял молодую женщину за плечи, повернул лицом к двери и подтолкнул к выходу, предупреждая возражения. — Не думайте об устрицах — их нельзя открывать до того, как подадут к столу. Вы что, хотите отравить всех?
— Ну, может, не всех, — мрачно заметила Сара, направляясь к лестнице.
— Спасибо, Женнаро, ты очень выручил, — сказал Лоренцо по-итальянски и повесил трубку.
Торт доставят в течение часа. Женнаро обещал прислать своего ассистента для помощи на кухне и двух официантов. Это будет стоить недешево, но Лоренцо был готов заплатить в десять раз больше, чтобы загладить вину перед Сарой. Конечно, ее отчим должен был тоже раскошелиться, подумал он, глядя из окна на автомобиль «феррари.» с белыми лентами на капоте — свадебный подарок невесте, вокруг которого толпились гости. Вульгарная красная машина стоила дорого, но у Гая и Хью, несмотря на проблемы со вкусом, не было проблем с деньгами.
Им ничего не стоило заплатить за торт и обслуживание свадебного приема, но их вполне устраивало, что Сара делала все бесплатно. У Лоренцо темнело в глазах, когда он думал о вчерашней ночи, о Саре, трудившейся в поте лица на кухне, когда все давно спали, после того как насладились ужином, который она для них приготовила. Он вспоминал ее спутанные волосы, раскрасневшееся, усталое, блестящее от пота лицо, жар, исходивший от ее тела…
Он двинул кулаком по оконной раме с такой силой, что Лупо взвизгнул от испуга и побежал прятаться. Лоренцо снова захлестнули угрызения совести. Он и так раскаивался в том, как вел себя с Сарой, а после вчерашнего происшествия на кухне вина легла на его плечи, как свинцовое ярмо.
Для эгоистичной избалованной семьи Сара была лишь прислугой, готовившей вкусную еду и убиравшей посуду, тихо и незаметно. Она никого не интересовала как личность: они не задумывались о том, что она хочет, что чувствует. Самое ужасное, что вчера он поступил так же. Для него она была лишь податливым женским телом, которым он хотел обладать…
Отвращение к себе вновь охватило его. Едва знакомый с Сарой, он уже понял, что меньше всего ей нужен пустой, случайный секс. Ее самооценка и без того достаточно низка, чтобы так обойтись с ней. Если он хочет завоевать ее доверие, заставить раскрыться, он должен добиться этого, не соблазняя ее.
Жаль. Очень жаль.
Лоренцо собирался снова сесть за стол и приняться за работу, когда услышал голоса в холле. Вероятно, Анжелика готовилась выйти к гостям. Он посмотрел на часы. Прошло только двадцать минут с того момента, как он отправил Сару наверх принять душ и переодеться; вряд ли она успела подготовиться за это время. Значит, она не увидит Лотти во всем великолепии.
Схватив маленькую кинокамеру, которую использовал для рабочей съемки, он бросился к двери и слегка приоткрыл ее. В золотых лучах солнца Анжелика, откинув с лица прозрачную вуаль, торжественно спускалась по лестнице в платье из легчайшего жемчужно-белого шелка. Она улыбалась фотографу, снимавшему ее снизу, от подножия лестницы. Во всем ее облике сквозил женский триумф, а лицо выражало безмятежное спокойствие и уверенность.
За ней шла Фенелла в облегающем золотом платье, наверняка выбранном специально, чтобы подчеркнуть ее худобу. Лоренцо проигнорировал ее, обратив камеру на маленькую девочку в венке из белых роз, с глазами полными ощущения собственной важности, вприпрыжку следующую за невестой.
Лоренцо почувствовал, как дрогнуло его сердце. Он должен был смириться со своей бедой, но боль всегда подстерегала где-то рядом, сжимая горло удушающим спазмом. Он держал в фокусе лицо Лотти. Кинокамера была щитом, отдалявшим его от жизни со всеми проблемами и неприятностями. Как телескоп Галилея, она позволяла видеть явления, которые он не осмелился бы исследовать, не прячась за равнодушные линзы объектива. Через маленькое окошко видоискателя он наблюдал за Лотти, которая, откинув со лба вьющийся локон, посмотрела наверх и вдруг улыбнулась, отчего на пухлых щеках появились ямочки. Так, так, кого-то это нам напоминает, подумал он.
Камера последовала за взглядом, и Лоренцо перевел дыхание: на лестничной клетке, облокотившись на перила, стояла завернутая в полотенце Сара с мокрыми после душа волосами. Поймав взгляд дочери, она улыбнулась в ответ, и ее губы вслед за воздушным поцелуем безмолвно прошептали: «Ты прекрасна». Камера запечатлела всю сцену.
Фотограф начал выстраивать группу для коллективного снимка, и Лотти, кинув последний взгляд на мать, заняла свое место впереди группы, рядом с Фенеллой. Лоренцо по-прежнему видел в видоискатель только Сару, едва удерживаясь от искушения снять крупным планом роскошную грудь, приоткрывшуюся, когда она наклонилась, глядя вниз. В этот момент в глазах молодой женщины как будто погас свет. Она выглядела невыносимо печальной.
Фотограф сказал что-то, подружки невесты засмеялись, расслабились, приняли более непринужденные позы. Только Лоренцо видел, как одинокая слезинка сорвалась со щеки Сары вниз, блеснув, как бриллиант в тиаре Анжелики.