Научи меня умирать

Всего полшага… Я вжался в стену так, будто хотел проломить ее телом.
И в этот момент луна скрылась за облаками.
Меня накрыла темнота. Пятно слилось с ней. Но не исчезло. Я чувствовал, что оно совсем рядом. Может быть, оно уже коснулась меня. Может быть, его щупальце уже ползет вверх по моей ноге…
Завопив, я бросился к двери. Мне было плевать, что будет. Выносить этот кошмар я больше не мог.
Когда я захлопывал за собой дверь, мне показалось, что в комнате кто-то тяжело и тоскливо вздохнул…
Как добрался до дома, я не помню. Словно меня накачали наркотиками. Все было в тумане. Вылез через окно, добрел до машины, вел ее как автомат. Ввалился в квартиру, доплелся до кровати и рухнул на нее, даже не раздеваясь.
И моментально уснул.
Где-то посреди ночи я проснулся. Как лунатик сходил в туалет, разделся и завалился обратно в постель. И спал без всяких сновидений до полудня.
 
Глава 12
По окну барабанил дождь. Это было первое, что я услышал, когда вынырнул из сна.
Шум дождя. Серый свет из окна. Я лежу в своей постели. Еще одно утро.
Сколько их было? Я посчитал в уме. Получилось одиннадцать тысяч семьдесят восемь дней.
Одиннадцать тысяч семьдесят восемь восходов. Столько же закатов.
Одиннадцать тысяч семьдесят восемь… Если перевести дни в часы – цифра расплющит меня, как кроссовок тинэйджера жестяную банку из-под кока-колы. Хрусть – и я плоский, как рисовая лепешка.
Хрусть…
Я вспомнил разговор с обезьяной. Удалось мне это безо всякого труда. Даже все интонации… Она сказала, что жизнь – это паутина. Нити пересекаются, расходятся, снова сходятся в неведомом человеку порядке. Каждая нить – дорога, которой можешь идти. Все-таки паутина – не совсем верное слово. Лучше сказать – лабиринт.
Множество ходов, перекрестков, ответвлений, ведущих в тупик. Или в лабиринт чужой жизни. Так бредешь себе, бредешь, свернул не туда, не в тот коридор, оказался в чужом лабиринте. И продолжаешь идти по нему, думая, что все в порядке. Что идешь туда, куда надо. А из того лабиринта переходишь в другой… В итоге оказываешься в такой дали от собственной жизни, что вернуться туда уже невозможно. Дорогу не найти.
Прозевать момент, когда свернул не туда, – проще простого.
Может быть и так, что кто-то заблудится и залезет в твой лабиринт. И будешь натыкаться на него то там, то тут. Не обойти, не обогнать… Идешь, а впереди чужая спина. Тоже ничего хорошего. Особенно, если человек не нужен тебе.
Но все-таки оказаться в чужом лабиринте куда хуже.
Я прокрутил в голове свою жизнь, чтобы понять, не заблудился ли.
Вышло, что заблудиться мог очень даже просто. Скорее всего, так и случилось.
Когда учился в старшей школе, больше всего на свете я хотел рисовать комиксы. Не могу сказать, что получалось у меня уж очень здорово. Но лучше, чем у некоторых моих приятелей, фанатеющих от манга.
Отец сказал, что это не занятие для молодого человека. И настоял на том, чтобы я поступил в университет.
«Одно другому не мешает, Котаро. Ты можешь учиться и рисовать свои картинки. Но профессия у тебя должна быть. Профессия – это уверенность в завтрашнем дне».
Мать молчала, но я видел, что она на его стороне. Еще бы!
Стандартная ситуация. Похожие слова говорят миллионы родителей миллионам детей во всем мире. И девяносто процентов детей поступают так, как от них требуют.
Я вошел в эти девяносто процентов.
Рисовать я, правда, не бросил. Но для того чтобы чего-то добиться в том или ином ремесле, нужно знать, что у тебя нет запасного выхода. Должно быть отчаяние обреченного. У меня его не было. Я знал, что, если не буду валять дурака в университете, получу хорошую работу. Поэтому так и не стал художником. То, что я рисовал, никуда не годилось. После нескольких неудач я махнул на это рукой.
Потом мне захотелось стать барменом. Бросить к чертям университет и начать протирать стаканы. Постепенно скопить на собственный бар…
На этот раз даже мать не молчала.
Можно было тогда плюнуть на все и сделать по-своему. Можно было. Но к тому времени я научился бояться.
Обычно на вопрос, почему не стал ни тем, ни другим, я отвечаю: не сложилось. И себе так говорю. Не сложилось. А на самом деле влез в чужой лабиринт. Свернул один раз не там, и все. Заблудился. Принял его за свой. Ничего примечательного в этой истории, конечно, нет. Не я один такой. Но от этого не легче.
Таких поворотов десятки. Если один раз сбился с пути, выйти на верную дорогу очень трудно.
Я тридцатилетний мальчишка. Моя жизнь – это лишь игра в жизнь. Единственное, что меня волнует – декорации и костюмы, в которых приходится играть. Если они хороши – значит, игра получилась.
Я прожил тридцать лет, так и не узнав, каково это – бросать в пике торпедоносец, заходя на цель, или удерживать последний рубеж обороны, будучи прикованным к пулемету. Все, что для меня важно, – купить новую дорогую игрушку или как следует развлечься. Даже не пытаясь по-настоящему узнать, чего я стою. Я проживу долгую тихую бесполезную жизнь в чужих лабиринтах и умру чужим для самого себя человеком. Умру, так и не испытав в этой жизни ничего, кроме ленивой скуки. И еще страха лишиться этой сытой жизни.
Я перевернулся на другой бок. Вставать не хотелось. Комната выглядела недружелюбно в свете серого дня. Сезон дождей…
Хандра. Это обыкновенная хандра. Слишком много на меня навалилось. Я запутался в чужих лабиринтах. Но как найти свой? Может быть, для этого и правда нужно сесть за штурвал торпедоносца?
Это обыкновенная хандра. Она пройдет. Обязательно пройдет. Нужно только дать ей время.
Иногда мне кажется, что меня уже нет. Я лишь плод чьего-то воображения. Искорка чужого сознания. Кто-то выдумал меня, выдумал мир, в котором я живу.
Существую ли я на самом деле, или я лишь призрак – всем безразлично. Даже мне самому. Те, с кем я соприкасался, воспринимали меня как мимолетный эпизод. Я сам к этому стремился, и у меня, судя по всему, неплохо получалось. Люди проходили мимо, бросали на меня недоуменные взгляды и исчезали в серой мутной дымке… Кто-то останавливался, чтобы перекинуться со мной парой слов, и тоже исчезал, пожав плечами в ответ на мои ответы… Я неприметный камень на распутье множества чужих дорог.
Лицо мокрое. Что это? Слезы? Капли дождя?
Я не плачу. Просто что-то сжимается там, внутри. Сжимается так, что кажется – на месте желудка, печени, кишок вот-вот образуется черная дыра. Я перестану существовать. То, что после меня останется, будет искривлять пространство и время.
Лицо мокрое. Это просто дождь. Черная дыра не может плакать. Это дождь…
Из депрессивного забытья меня выдернул телефонный звонок.
Конечно же, это была Вик.
Конечно же, с очередным оригинальным предложением.
– Привет. Как спалось?
Голос у нее был бодрый. Пожалуй, даже слишком бодрый. Я бы сказал, что она на взводе. В ее голосе слышался адреналин.
– Спалось… Не так, чтобы очень…
– Поехали кататься.
– Не понял?..
– Кататься. На машине. Есть такая штука, которая едет сама по себе, без вола. Называется машина. Поехали, покатаемся на ней.
– Не думаю, что хочу садиться за руль сегодня…
– Тебе не придется. Спускайся, я около твоего дома. Только быстрее… По-жа-луй-ста.
Щелчок. Гудки.
Вылезать из постели я не хотел. Но еще меньше я хотел объяснять, почему не хочу вылезать из постели.
Я встал, ополоснул лицо холодной водой, наскоро почистил зубы, оделся и вышел из квартиры. На сборы ушло минут пятнадцать. Никакого повода для упреков.
Вик нервно ходила взад-вперед перед черным Porsche 911. Я присвистнул. Эта машина стоит кучу денег. Не просто кучу, а очень большую кучу.
Porsche 911 … Легенда. Я о таком могу только мечтать.
Увидев меня, Вик махнула рукой и села на водительское место.