Бессмертие страсти

— Что ты запомнила с прошлого вечера? — властно спросил он.
Она моргнула и приподняла худенькое плечико.
— Я работала за стойкой. Какой-то тип с двумя громилами начал ко мне приставать. — Она прищурилась: — Я как раз бежала в кладовку, когда ты… что-то со мной сделал. Тебе лучше знать что.
Он не стал отвечать на ее укор.
— Чего хотели от тебя эти мужчины?
Она помолчала.
— Поговорить.
— О чем?
— Понятия не имею. А чего хотите вы?
Он тихо зашипел, раздраженный ее уклончивыми ответами.
— Ты их знаешь? Они уже к тебе подходили?
— До этого я никогда в жизни их не видела.
— И ты не знаешь, почему они могли тобой заинтересоваться?
— Нет.
Он внимательно всмотрелся в ее бледное лицо. Похоже, что она не лжет. Ведь он знал, что Сальваторе потратил много недель, разыскивая ее по всему Чикаго: в этом не было бы нужды, если бы они были знакомы раньше.
— У них должна быть какая-то причина. — Стикс бросил на нее суровый взгляд. — Ты обладаешь какой-то ценностью, раз Сальваторе был готов пойти на такой риск.
Как это ни странно, она не съежилась и не заскулила под его взглядом. Больше того: вздернула свой подбородочек и гневно сверкнула глазами.
— Послушайте, я стараюсь не превращаться в истеричку, которая машет руками и хлопается в обморок, но если вы не скажете мне, кто вы такой и почему я оказалась здесь, начну вопить и не замолчу, пока не добьюсь ответов, — пригрозила она.
Стикс удивленно моргнул. Возможно, ему следует пересмотреть свой подход к этой женщине. Конечно, от нее достаточно много хлопот. И нет сомнений в том, что она перепугана. Но в ней ощущалась стальная решимость, которой он совершенно не ожидал.
— Ты желаешь правды? — вопросил он.
— Ах, полно! — Она картинно поджала губы. — Если вы попытаетесь отделаться каким-нибудь штампом вроде того, что я не вынесу правды, то я уже точно завизжу.
Он понятия не имел, о чем она говорит, но если ей действительно хочется знать правду, он готов ею поделиться.
— Хорошо. Мужчина, который подошел к тебе вчера вечером, — это Сальваторе Джулиани.
Она подняла брови:
— Считается, что я должна знать это имя?
— Он — вожак стаи.
— Вожак стаи? Вы хотите сказать, что он какой-то главарь бандитов?
— Я хочу сказать, что он — король оборотней. Громилы, как вы их назвали, — это члены его стаи.
Ее лицо застыло, а пальцы стиснули одеяло с такой силой, что костяшки побелели.
— Ладно. Я рада, что мы это прояснили, — проговорила она наконец, тщательно подбирая слова и следя за интонацией. — А теперь, если вы вернете мне мою одежду…
— Ты сказала, что хочешь знать правду.
— Именно.
Стикс досадливо вздохнул.
Со смертными всегда проблемы. Они ничему не верят, даже если доказательства окружают их со всех сторон.
Она передвинулась к изголовью, выдавив из себя напряженную улыбку.
— Ну, мы ведь не очень сообразительные. Так как насчет моей одежды…
Он стремительно переместился на кровать. Не настолько близко, чтобы она испугалась за свою безопасность, но достаточно близко, чтобы у нее не было шансов бежать.
— Эти мужчины были вервольфами, а я — вампир, — сурово проговорил он.
— И надо полагать, Франкенштейн ждет прямо за дверью?
Стикс тихо зашипел. Идиотские голливудские мифы! Смертные достаточно глупы и без того, чтобы гноить им мозги этой дрянью.
— Я вижу, что ты не успокоишься, пока не получишь доказательства. — Чувствуя необходимость в наглядной демонстрации, Стикс растянул губы и позволил своим клыкам удлиниться. — Ну вот.
Не было испуганного вопля. Не было обморока. Не было даже шумного вздоха. Эта невозможная женщина продолжала разглядывать его так, словно у него мозги размягчились.
— Я и раньше видела клыки. Я ведь все-таки работаю в баре для готов. У половины наших посетителей есть какие-нибудь клыки.
— Я мог бы в качестве доказательства тебя высушить, но не думаю, что тебе это понравится, мой ангел. — Он протянул руку за ножом, который свалился с подноса. Нож был достаточно длинным и острым, чтобы сделать свое дело. — Может, это тебя убедит.
Она отшатнулась, и в ее глазах вспыхнул страх.
— Что вы, к черту, задумали? — вопросила она.
Стикс распахнул ворот своей шелковой рубашки, открыв верхнюю часть грудной клетки и необычную татуировку в виде дракона, которая сверкала при свете свечей.
Не колеблясь, он полоснул ножом по гладкой коже вдоль грудной клетки. На этот раз пленница тихо вскрикнула, в ужасе прижав ладонь к губам.
— Господи! Ты настоящий псих! — выдохнула она.
— Смотри! — приказал он. Его бронзовая кожа быстро срослась, не оставляя никакого следа, кроме редких капелек крови.
Он еще не успел поднять голову, когда почувствовал, что пленница начала двигаться, и не успел он угадать ее намерения, как она осторожно прижала пальцы к его груди.
Его тело напряглось от резкой вспышки неожиданного чувства. Пленница едва коснулась его, но жар ее кожи, казалось, обжег его клеймом желания.
Ему захотелось схватить эту руку и провести ею по своему телу. Сократить то небольшое расстояние, которое их разделяет, и обхватить ее так крепко, чтобы она не смогла вырваться.
Он не понимал, откуда взялось это странное влечение, но начал опасаться, что от него не так-то просто будет избавиться.
Проклятие всем богам!
— Потрясающе, — пробормотала она.
Огромным усилием воли заставив себя не шевелиться, он пытался не дать своим мыслям разлететься в полном беспорядке.
— Я — вампир. Настоящий вампир. Не один из поддельных актеришек, которые толкутся в барах для готов и собираются на ежегодные конвенты.
Казалось, она его не слушает: ее пальцы продолжали терзать его грудь.
— У тебя все зажило.
— Да.
Она подняла голову, устремив на него встревоженные зеленые глаза.
— И ты можешь это делать потому, что ты вампир?
— Многие демоны обладают способностью заживлять все раны, кроме самых опасных.
— А для этого обязательно быть демоном?
Он нахмурился:
— Ты мне веришь?
Она облизнула губы, вызвав у Стикса острое желание застонать.
— Я верю, что ты — нечто… сверхъестественное. Это — политически корректный термин?
Политически корректный? Стикс тряхнул головой. Более странного существа, чем эта женщина, он еще никогда не встречал.
— Я предпочитаю «вампир» или в крайнем случае «демон». — Он посмотрел на нее с подозрением. — Ты… восприняла это лучше, чем я ожидал.
Ее ресницы опустились, пряча выразительные зеленые глаза.
— Ну… я сама никогда не была полностью нормальной.
— Не была нормальной? Что это значит? — спросил он.
— Я… да ничего.
— Говори! — Она упрямо молчала, и он протянул руку и взял ее за подбородок. Он намеревался держаться сурово. Она здесь для того, чтобы отвечать на его вопросы. К несчастью, ее кожа оказалась гладкой, словно теплый шелк, и он не смог справиться с желанием податься ближе и ощутить ее цветочный аромат. — Скажи мне, мой ангел.
— Ладно. — Она вздохнула и подняла глаза. — Проще показать. Дайте мне нож.
Он поднял брови. Неужели она решила, что он настолько увлечен ее хрупкой красотой, что позволит зарезать себя?
Конечно, он немного растерян. Растерян так, как не терялся уже много десятилетий. Но не настолько, чтобы возмечтать о смерти.
— Ты меня убить не сможешь, — предупредил он.
— А я и не собираюсь. — Она склонила голову к плечу. — Наверное, для этого нужно другое?
— Другое?
— Ну, вы знаете: солнечный свет или деревянный кол в сердце.
— Или отсечение головы.
Она поморщилась:
— Мило. Я не планировала ничего настолько впечатляющего.
Он неохотно положил нож ей на ладонь.
Пленница сжала нож и, прежде чем он успел отреагировать, сделала небольшой разрез на подушечке большого пальца.
— Что ты… — Гневный возглас Стикса оборвался: ручеек сладкой человеческой крови пересох, а рана сразу же зажила. Разрез не был глубоким, но ни один смертный не смог бы излечиться с такой скоростью. Стикс поднял глаза и всмотрелся в пленницу с пытливым вниманием: — Ты — не совсем человек.