Душа Ардейла
Накануне Барату пришлось потрудиться. Да и не только ему. Волки, видимо, тоже провели совет и решили на нем уничтожить людей, мешающих им, волкам, добраться до сладкого мяса внутри сараев. Всей стаей белые волки вечером вошли в деревню. Их встретили охотники. Пылающие факелы освещали страшное поле боя людей и зверей. Огонь не пугает белых волков. Почему? Никто не знал. Всех зверей огонь пугает, а волков нет. На острие группы охотников находились Барат с Огнем в руках и Ребан-воин с двумя парными клинками, которыми он владел в совершенстве. Именно они и приняли на себя первый удар волчьей стаи.
Барат едва удерживал меч в руках! Тот рвался в бой с яростным гудением. Гудение, само собой, слышно было только Барату. Зато голубое сияние у клинка видели все.
Во главе волчьей стаи двигались четыре мощных самца. В их глазах отражались огни факелов. Губы их морщились, обнажая устрашающие клыки. Они стелились над сугробами, не проваливаясь в глубокий снег. Отставая на несколько метров, за вожаками двигалась основная масса стаи. Барат, напрягая глаза, насчитал голов сорок.
Голубое сверкание Огня не осталось незамеченным волками. Самцы остановились, глухо порыкивая. Ребан, прихрамывая, сместился вправо. Его клинки были опущены вниз остриями. Руки были обманчиво расслаблены.
Самый мощный вожак неожиданно бросился на Ребана. Это послужило сигналом для остальной стаи. Барату стало не до того, чтобы смотреть по сторонам.
Отскок в сторону, удар сверху вниз… Поворот, принять стойку… Снова уход с линии прыжка, удар острием… Время спрессовалось в единый миг, заполненный свистом клинка, мимолетными, зафиксированными зрением картинами — оскаленными волчьими мордами, предсмертным визгом разрубленных тварей.
Стае пришлось пройти сквозь мясорубку, устроенную двумя защитниками. Прорвавшихся совместными усилиями добивали охотники деревни. Волки дорого отдавали свои жизни. Люди тоже не все целы были. Много рваных ран перевязали женщины после боя.
Барат пришел в себя внезапно. Только что кипела яростная схватка — и вдруг все закончилось. Он стоял на истоптанном снегу, среди кровавых луж и туш убитых волков. Остервенение боя начало проходить. Навалилась усталость. Вокруг были слышны негромкие разговоры, стоны, изощренная ругань мужчин. Как ни странно, у Барата не было ни царапины. Ребан тоже обошелся без серьезных ранений благодаря изумительному владению клинками. Хотя одежда была разодрана в нескольких местах.
У Барата на левом сапоге был оторван каблук, которым он сгоряча пытался отодвинуть в сторону смертельно раненного волка. Издыхающий зверь не замедлил вцепиться в сапог. Рванувшись, Барат оставил в пасти волка, вместе с каблуком, всю подошву. Остаток боя он провел с босой ногой.
Сейчас Барат чувствовал удовлетворение меча боем. Да и сам он был собой доволен. Ремни сбруи нигде не жали. Она на удивление ловко сидела на плечах. Видно было, что Ребан постарался и, обладая точным глазомером, все тщательно подогнал под фигуру парня.
— Ты вчера хорошо орудовал мечом! — похвалил Ребан. — Многие удары были выполнены хоть и не совсем идеально, но правильно. Где ты научился им? Я ведь тебя еще не учил таким приемам.
Барат почувствовал, как стало жарко щекам. Да, Ребан не учил ударам, но Барат тайком подсматривал за упражнениями учителя, а потом, наедине с самим собой, старательно повторял увиденное.
— Я смотрел, как это делаешь ты, — неуверенно произнес Барат.
Брови Ребана поползли вверх.
— Ты уловил технику ударов? Ты меня удивил! — Ребан покачал головой. — Да и сам я вижу, что пришла пора учить тебя технике боя — ударам, блокам, контрударам. Это будет тяжелая наука, но она стоит того, чтобы ее изучать. Я знаю, что когда-нибудь ты уйдешь отсюда. Там, в далях неведомых, тебе эта наука пригодится. Ты не сможешь здесь усидеть. Не такой ты человек.
Барат не хотел убеждать Ребана, что никуда он не собирается. Что работа с отцом в кузнице ему очень нравится и менять ее на какие-то дали Барат не собирается. Просто ему нравилось работать с мечом, ощущать в руках сильного и верного друга. В результате тренировок тело стало гибким, а силой его Единый и так не обидел. Ощущение силы и ловкости тоже было приятным.
Барат не знал, что Ребан, встречаясь с Туротом за кружкой эля, горячо говорил:
— Это необычный боец будет, Турот, ох необычный! Понимаешь? Он шутя схватывает и выполняет то, на что у меня уходили месяцы и годы упорных занятий. Мальчишка как будто родился с мечом в руках.
— А кузнец какой! — Турот кивал головой. — Это все кровь ардейлов, говорю тебе, кровь ардейлов себя знать дает!
— Пусть идет в дружину к князю, — гнул свою линию Ребан. — Там он может такую карьеру сделать, что тебе и не снилось! Деньги лопатой грести будет!
— Не пущу! — гневно стучал кружкой по столу Турот. — Талант кузнеца загубить не дам!
— Да что он с таким мечом дома делать будет? — рычал в ответ Ребан. — Он воин, и воин прирожденный!
— Мечом пусть владеет, но место его тут, в кузнице! — упрямо стоял на своем Турот. — Ты же видел меч, он его своими руками выковал. Не дядя подарил! А ты хочешь такой талант погубить. А если он погибнет в какой битве? Да Сайна мне вовек не простит! Я сам себе не прощу! Его нам Единый дал. Дал не для того, чтобы мы его погубили. Он мой сын! Пусть не похож! Отец не тот, кто дал жизнь, а тот, кто поднял на ноги, человеком сделал!
— Так ты что, хочешь, чтобы он здесь, в захолустье, жизнь прожил? — сердито спрашивал Ребан. — Парень на многое способен. Наша деревня для него тесна! Понимаешь?
Турот задумался. Действительно, то, что у Барата возможности великие — понятно. Что тесно ему тут будет, тоже ясно. Сейчас, может быть, и нет, а потом давить на него стены будут. Рваться душа в дали непонятные начнет. Но не хотелось отпускать его, до боли не хотелось. А Сайна? Она же костьми ляжет на пороге, но не отпустит!
Турот щедро отхлебнул из кружки, сморщился и, выхватив наугад из миски соленый огурец, смачно им захрустел.
— Ладно, Ребан, — решил схитрить он. — Пока об этом рано говорить. Пускай малец тут пока повертится. Научится чему еще. А там видно будет. Захочет идти, держать насильно не буду. Ты учи его хорошенько мечом орудовать. Гоняй побольше! А я уж в кузнице ему головы поднять не дам! Чтобы дурь юношеская в голову не лезла!
Глава 5
— Ну и что это ты только что изобразил? Я тебя что, так учил? — Ребан поднялся со ступени крыльца, на которой только что сидел, и, прихрамывая, подошел к Барату. — Смотри! Движение плоскости клинка, при веерной защите, должно быть строго параллельно земле. С одновременным поворотом тела линия не должна меняться. Ты окружаешь себя кольцом из стали твоего клинка! Все, попавшее в это кольцо, должно быть перерублено! При хаотическом движении возможно невольное парирование, движение прерывается, и ты оказываешься в уязвимом положении. Давай еще раз! И ускорь движение! Клинок при этом должен становиться туманной полосой.
Тяжело дыша, Барат с досадой смотрел на своего мучителя. Как можно ускорить движение на рыхлом снегу, с тяжелыми металлическими колодками, привязанными к ногам, и свинцовыми накладками на лезвии деревянного меча? Бросить бы все и уйти в кузницу! Там отец что-то новое задумал. Сказал, что его, Барата, помощь пригодится. Да нет, не получится. После обеда время принадлежит Ребану, и с этим ничего поделать нельзя. Отец ясно дал это понять.
Тяжелое дыхание вырывалось изо рта и срывалось белым облачком за спиной. Барат несся по зимнему лесу, выполняя задание Ребана. Надо добежать до сопки и вернуться назад до того, как сгорит тщательно отмеренная Ребаном лучина. Огонь уютно устроился в ножнах на спине. По ощущениям Барат мог бы назвать его состояние дремотой. Ладно подогнанные ремни не мешали бегу. Если бы не утяжелители на ногах, Барат легко сбегал бы туда и обратно. Зачем Ребан их вешает? Говорит, что потом Барат все поймет и оценит. Потом — это потом! А сейчас Барат воспринимал такие действия как проявление очередного самодурства учителя.