Предводитель волков. Вампир (сборник)
Тибо вздохнул.
Но все-таки должно же было быть что-то! Ясно, что Анелетта не испугалась бы просто так.
Тибо наклонился ниже к воде. И заметил в волосах нечто блестящее, искрящееся в черных кудрях и спадавшее на лоб.
Он наклонился еще ниже.
И заметил красный волос.
Но волос не обычного красного цвета! Этот цвет не был похож ни на светло-огненный, ни на светло-оранжевый, не было в нем ни оттенка цвета бычьей крови, ни примеси пунцового.
Это был кроваво-красный цвет с оттенком живого пламени.
Не вдаваясь в причины того, как волос столь необычного цвета появился у него на голове, Тибо попытался его вырвать.
Он опустил прядь, в которой алел ужасный красный волос, аккуратно взял его большим и указательным пальцем и с силой дернул.
Волос не поддался.
Тогда Тибо решил, что недостаточно крепко схватил его, и попробовал другой способ.
Он намотал волос на палец и дернул изо всех сил.
Волос порезал кожу на пальце, но не поддался.
Тибо намотал строптивый волос на два пальца и потянул.
Волос приподнял кожу на голове, но не поддался, словно башмачник ввязался в состязание с дубом, раскинувшим над ручьем свои тенистые ветви.
Сначала Тибо подумывал продолжить путь к Койолль, убеждая себя, что, в общем-то, сомнительный цвет волоса не должен расстроить его планы относительно женитьбы.
И все-таки этот несчастный волос не давал ему покоя – он дразнил его, переливался перед глазами тысячами отблесков, подобно тому как мерцает пламя, перебегая с головешки на головешку.
Наконец терпение Тибо лопнуло. Он топнул ногой и воскликнул:
– Тысяча чертей! Я не так далеко отошел от дома и справлюсь с этим проклятым волосом.
Он бегом возвратился домой, вошел в хижину, взял столярные ножницы и, глядя в осколок зеркала, зажал ими волос как можно ближе к корню. Затем наклонился к верстаку и изо всей силы ударил по ручке ножниц.
Ножницы глубоко вошли в деревянную часть верстака, но ничуть не повредили волоса.
Тибо предпринял еще одну попытку, но на этот раз вооружился деревянным молотком и, подняв руку над головой, с удвоенной силой ударил по рукоятке ножниц.
Все осталось по-прежнему. Он только заметил на лезвии инструмента тоненькую зазубрину толщиной точно с волос.
Башмачник вздохнул. Он понял, что этот волос – цена выполненного желания – принадлежит волку, и отказался от своего намерения.
Глава 7
Парень с мельницы
Видя, что не удается обрезать или вырвать проклятый волос, Тибо решил получше спрятать его, прикрыв другими волосами.
Не у всех же такие глаза, как у Анелетты.
Впрочем, как мы говорили, у Тибо была прекрасная черная шевелюра, и, сделай он пробор сбоку и уложи иначе прядь, можно было рассчитывать, что волос не будет заметен.
Он позавидовал молодым вельможам, которых видел при дворе госпожи Ментенон и которые пудрили волосы и могли скрыть любой их цвет.
К сожалению, он не имел права пудрить волосы: это было запрещено сословными законами того времени.
Тибо удалось причесаться так искусно, что красный волос не был виден под другими, и он все-таки решил нанести визит прекрасной мельничихе.
Только на этот раз, опасаясь встретиться с Анелеттой, башмачник не пошел той же дорогой и, вместо того чтобы повернуть налево, повернул направо.
В результате он вышел на дорогу в Ферте-Милон и направился через поля по узенькой тропке, которая привела его прямо в Писселе.
Оказавшись в Писселе, Тибо спустился в долину, по которой и пришел в Койолль.
Он не пробыл там и пяти минут, как увидел идущего навстречу парня, ведущего двух ослов, груженных зерном, в нем признал своего двоюродного брата Ландри. Ландри был первым помощником у красавицы мельничихи.
Поскольку Тибо был знаком с вдовой Поле лишь заочно, он рассчитывал, что Ландри станет его поручителем на мельнице.
И эта встреча была большой удачей.
Тибо ускорил шаг и догнал Ландри. Услышав за собой шум, Ландри повернулся и узнал Тибо. Башмачник, который всегда находил в Ландри товарища по забавам, был удивлен, увидев его печальное лицо.
Ландри остановился, хотя его ослы продолжали идти, и подождал Тибо.
Первым заговорил Тибо.
– Ну что, – спросил он, – братец Ландри, что случилось? Я волнуюсь, оставляю мастерскую, чтобы пойти пожать руку родственнику и другу, которого не видел вот уже больше полутора месяцев, а он встречает меня такой кислой миной!
– Ах, мой бедный Тибо, – ответил Ландри, – что уж тут поделаешь! Я встречаю тебя с такой миной, какая есть, но будь добр, поверь, что в глубине души очень рад тебя видеть.
– В глубине души… но по лицу этого не скажешь.
– Почему?
– Ты говоришь, что рад, таким грустным тоном. Когда-то, мой дорогой Ландри, ты был весел и игрив, как ход мельничного колеса, аккомпанировавший твоим песням, а сейчас мрачен, как кладбищенские кресты. Так что случилось? Вода уже не крутит жернов?
– О! Еще как крутит, Тибо. Не в воде дело: вода, наоборот, прибывает более чем когда-либо, и шлюз не бездействует. Но, видишь ли, на жернове не пшеница, а мое сердце… и он так вращается, что мое сердце разорвано на кусочки и перемолото.
– Вот как! Значит, ты несчастен на мельнице Поле?
– Ах, лучше бы Бог дал мне попасть под мельничное колесо в тот день, когда я впервые ступил сюда!
– Ну и ну! Ландри, ты пугаешь меня! Расскажи-ка о своих горестях, малыш.
Ландри тяжело вздохнул.
– Мы сыновья брата и сестры, – продолжал Тибо. – Какого черта! Похоже, я слишком беден, чтобы дать несколько экю, если тебе нужны деньги, но мог бы помочь добрым советом, если у тебя печаль на сердце.
– Спасибо, Тибо, но мне не помогут ни советы, ни деньги.
– Скажи же, что с тобой: когда говоришь, становится легче на душе.
– Э, нет! Ты напрасно просишь, я не буду рассказывать.
Тибо рассмеялся.
– Ты смеешься? – спросил Ландри с удивленным и рассерженным видом. – Моя печаль веселит тебя?
– Я смеюсь не над твоей печалью, Ландри, а потому что ты надеешься скрыть от меня ее причину, хотя нет ничего легче, чем догадаться о ней.
– Ну что ж, догадывайся.
– Ты влюблен, черт побери! Только и всего.
– Я? Влюблен? – воскликнул Ландри. – И кто тебе сказал такую чушь?
– Это не чушь, это правда.
Ландри снова вздохнул, только еще безнадежнее, чем в первый раз.
– Сдаюсь! – сказал он. – Это правда, я влюблен!
– Ах! Какое счастье! Наконец-то слово вымолвлено! – сказал Тибо, и сердце его забилось сильнее: он предчувствовал, что двоюродный брат может стать его соперником. – И в кого же ты влюблен?
– В кого я влюблен?
– Да, я тебя спрашиваю.
– Что до этого, братец Тибо, то скорее ты вырвешь сердце у меня из груди, чем заставишь признаться.
– Но ты уже признался.
– Как! Я уже признался? – воскликнул Ландри, уставившись на башмачника изумленными глазами.
– Конечно.
– Да? И кто же она?
– Не ты ли сказал, что лучше бы тебе было попасть под колесо мельницы в тот день, когда ты пришел наниматься на службу к Поле, чем стать ее первым помощником? Ты несчастен на мельнице, ты влюблен… Итак, ты влюблен в мельничиху, и твое несчастье – от этой любви.
– Ах! Замолчи же, Тибо! Вдруг она нас услышит!..
– Полно! Как она может нас услышать? Где она, по-твоему? Или у нее дар становиться невидимой либо превращаться в бабочку или цветок?
– Неважно, Тибо, замолчи!
– Так что же, мельничиха строга, у нее нет сострадания к твоему отчаянию, бедный малыш? – заметил Тибо.
В этих внешне сочувственных словах нельзя было не заметить оттенка удовлетворения и насмешки.
– Ах! Мне действительно кажется, что она строга! – сказал Ландри. – Вообще-то я полагал, что она не отвергает мою любовь… День-деньской я пожирал ее глазами, и порой она тоже задерживала на мне свой взгляд, а взглянув – улыбалась… Увы! Мой бедный Тибо, я был так счастлив от этих взглядов и от ее улыбок! Боже мой, почему я не мог довольствоваться этим?
