Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2
Прошло еще три года, и на этот раз уже дочь была крещена Аддой.
Старший из сыновей Реми посвятил себя сельскому хозяйству, охоте и рыболовству. Второй сын, Бернар, пошел подмастерьем к слесарю, а третий, Жюль, стал учиться у столяра, которого прислали Реми его компаньоны.
Стоит ли рассказывать о том, что колония процветала, росла и ширилась. И вот наступило время, когда хижины в колонии уже казались слишком маленькими и тесными, и Реми принял решение на их месте построить большой дом — жилище для виконта Сент-Эрмина, а вокруг настроить домов поменьше, в которых будут жить Реми, его семейство, прислуга и другие работники колонии.
Реми составил план будущего дома виконта, и, поскольку это было событие, которого все ждали с нетерпением, каждый счел своим долгом добавить что-то от себя в этот план. Двое юношей уже были достаточно крепки и умелы, чтобы вместе со своими мастерами принимать участие в работах. Реми воплотил в формах балок и веранд все свое плотницкое искусство. Затем, в то время как Ева занялась внутренним убранством дома, украшая его тканями, привезенными из Прома, Пегу и даже Калькутты, занялись постройкой других домов в деревне, которых должно было быть никак не меньше пятнадцати или восемнадцати.
На эти грандиозные труды ушло два года; но колония постоянно развивалась, она уже приносила пятнадцать — восемнадцать тысяч талков, или почти шестьдесят тысяч франков, и работа подвигалась куда быстрее, чем ожидалось.
Трое сыновей Реми выросли в красивых и статных юношей, и все трое искусно владели оружием.
Дважды маленькая колония подвергалась нападениям пиратов; но благодаря четырем блокгаузам, возвышавшимся по углам, им был оказан такой прием, что сил и надежд на новый штурм у разбойников не оставалось.
Жюстин превратился в настоящую грозу для незваных гостей, будь то люди или звери. Если в радиусе двух-трех лье вдруг показывались тигр или пантера, Жюстин тут же вскидывал на плечо свое ружье, засовывал за пояс отцовский топор и не возвращался, пока свирепая кошка не была умерщвлена. В тот день, когда он вошел в столовую в тигровой шкуре, наброшенной на голову и плечи, и увидел тех, кого столь долго ждали, он убил одиннадцатого тигра.
Годом раньше большое горе свалилось на эту прекрасную семью, на слуг и рабов — всех обитателей колонии: жена Реми, мать троих сыновей и прекрасной девушки, скончалась.
LXXIII
ПОХОРОНЫ ВИКОНТА ДЕ СЕНТ-ЭРМИНА
Теперь, когда мы знаем, как была основана колония виконта Сент-Эрмина на Земле бетеля, мы можем вернуться к прерванному повествованию.
Нет нужды рассказывать нашим читателям о том впечатлении, которое произвел на двух сестер, сэра Джеймса Эспли и Рене вид патриархального семейства, которое перенесло в начало XIX века нравы и обычаи библейских евреев.
Реми не уступал в почтенности Аврааму, а Ребекка не была прекраснее Адды; Давид и Ионафан были не более горды, чем Бернар и Жюль, и, наконец, Самсон, разорвавший льву пасть, не превосходил Жюстина ни в храбрости, ни в ловкости.
Юные особы, как и двое молодых людей, отправились в отведенные им комнаты, не переставая удивляться увиденному и восхищаться этому сдержанному величию. На следующее утро Адда, заглянувшая к девушкам, чтобы узнать, как они провели ночь, попросила принять ее отца. Получив приглашение, старик тяжелым и медленным шагом поднялся к ним. Держа в руках маленькую книжечку, он собрался представить им свой отчет.
— Сударыни, — начал он, — первое, что следует сделать должнику, когда он встречается спустя двадцать четыре или двадцать пять лет со своим кредитором, — это подтвердить сумму долга и отчитаться по нему.
Девушки в полном недоумении смотрели на старика.
— Наш отец никогда не говорил с нами об этом, — произнесла Элен. — Если он что и думал на этот счет, так это то, что скорее он является вашим должником, а не наоборот. Единственное наставление, которое мы получили от него, сводилось к тому, чтобы продать поселение, а вырученные деньги разделить с вами поровну.
Реми засмеялся:
— Я не в состоянии принять такие условия, мадемуазель, это означало бы, что та скромная служба, которую я сослужил своему почтенному хозяину, обошлась бы ему слишком дорого. Нет, мадемуазель, пройдемте, если вы не слишком устали, вместе со мной, чтобы иметь возможность увидеть собственными глазами, в каком состоянии пребывает наследство, оставленное вам. Пусть ваша сестра сопровождает вас по правую руку, а если вы пожелаете, то с нами пойдут и два достойных молодых человека. Я был бы только счастлив, если бы имел возможность отчитаться перед вами в присутствии возможно большего числа свидетелей.
Девушки обменялись взглядами: они склонялись к мнению, что все должно происходить в узком кругу. Они были полны самых теплых чувств и намерений по отношению к доброму слуге и опасались, как бы человек, который уже не был чужим, поскольку был помолвлен с одной из них, не воспрепятствовал тем вольностям, которые они, по его мнению, себе позволяли.
— Мы пойдем одни, мой достойный друг, — сказала она. — Укажите же нам дорогу, прошу вас.
Старик сделал несколько шагов вперед и открыл маленькую дверь, знаком приглашая девушек войти. Маленькая комната, быть может, единственная во всем доме выложенная из камня, имела окна, на которых были прикреплены решетки, состоявшие из многочисленных переплетенных металлических прутьев. Вся мебель в комнате сводилась к двум железным бочкам, одна из которых имела три фута в высоту, а вторая — всего лишь фут. Бочки были железными цепями прикованы к стене на высоте человеческого роста и опирались на металлические брусья, на которых были закреплены два железных обруча.
Старик достал из кармана ключ и отпер висячий замок, освободив таким образом крышку. Своей рукой старик приподнял и откинул крышку — и изумленным взорам девушек предстало бесчисленное количество крохотных, с мизинец толщиной, слитков золота. Девушки стояли, прижимаясь друг к другу, и выглядели ошеломленными.
— В этой бочке, сударыни, должно быть чуть больше миллиона.
Девушки вздрогнули.
— Но чье это? Не может быть, чтобы это принадлежало нам.
— Тем не менее это сущая правда, — заметил старик. — Вот уже двадцать лет, как я с выгодой управляю вашим имуществом. Все это время, год за годом, оно приносило от пятидесяти до пятидесяти пяти тысяч франков в год. Я никогда не подсчитывал общей суммы, впрочем, отчеты всегда были точны; но, если отнять предстоящие издержки на жизнь, остаток должен составить около девятисот тысяч франков.
Девушки переглянулись.
Старик достал второй ключ из кармана и открыл маленькую бочку, также прикованную добросовестной и умелой рукой к стене. Она оказалась наполовину заполненной рубинами, изумрудами, золотыми слитками и драгоценными камнями, служившими, в чем мы убедились, разменной валютой в Бирме. Старик запустил руку на самое дно и сверкающим каскадом высыпал обратно то, что зачерпнул.
— А это что? — спросила Элен. — Неужели вам удалось найти богатства Гаруна аль-Рашида?
— Ну что вы! — отвечал старик. — Я думаю, цена на меру золота везде постоянна, тогда как эти камешки, совсем необработанные, будут стоить во Франции в два раза дороже. В тамошних ценах здесь покоится около трехсот тысяч франков.
— И куда вы собрались со всем этим? — спросила Элен смеясь, тогда как Жанна, погруженная в свои мысли, обнаруживала полное безразличие к происходящему.
— Все это, должен я вам сказать, мои дорогие госпожи: земля, люди, животные, урожай, как и это золото и эти драгоценные камни, — все принадлежит вам.
— Мой друг, мне известно о соглашении между вами и моим отцом. «Реми, — сказал он вам, покидая вас, — раз вы хотите, я оставляю вас здесь. Заложите здесь хозяйство, используя те скромные средства, которые я вам дал, а когда я вернусь или от моего имени прибудет кто-либо из моих родственников, вы разделите все поровну между вами и мной». К несчастью, Реми, я и есть та самая наследница, которая пришла просить у вас его долю: половина всего, чем вы здесь располагаете, принадлежит мне и моей сестре, но другая половина — ваша.