Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

— А! — ответил Рондо, — не с господином ли Рене де…
— Просто Рене, сударь, — ответил Рене, — что, однако, не помешает ему назваться вашим покорным слугой, если позволите.
— Что вы, сударь, — отозвался господин Рондо, взявшись руками за подмышки и выпячивая круглый живот, — это я ваш покорный слуга — в размере трехсот тысяч франков и даже сверх того.
Рене поклонился.
— Однако мы задерживаем этих господ, — сказал он, — что ж, господа, скрещивайте оружие.
Сюркуф и Альфред Декан заняли позиции, один с неподвижностью статуи — стоит ли говорить, что это был Сюркуф, а второй — с уверенностью и грацией молодости.
Была заметна разница в стилях обоих: один — тяжелый, медлительный, несколько прямолинейный, полагался на простые приемы в защите; у второго шпага мелькала, как спицы мельницы, он сходился, сейчас же отступал, иногда без видимой причины, точно не мог устоять на месте, — и постоянные терсы или кварты. Но, на первый взгляд, ни один заметно не превосходил другого.
Молодой человек раз задел Сюркуфа, тот за десять минут, тесня юношу, коснулся его дважды.
Альфред салютовал Сюркуфу, признал свое поражение и передал рапиру банкиру.
Генерал был прав, когда говорил, что все на острове Франции в то время владели оружием, даже банкиры. Господин Рондо скинул фрак, достал из него бумажник, переложил в карман панталон и занял позицию.
Между ним и Сюркуфом завязался абсолютно равный обмен ударами. Каждому удалось задеть по два раза другого; Сюркуф первым снял маску и протянул свою рапиру Рене.
— Мой милый Сюркуф, — ответил Рене, — ты знаешь мое отвращение к поединкам, из которых устраивают спектакль, особенно если галерка знает толк в этом деле. Позволь мне последовать твоему примеру и остаться при той славе, которую ты мне создал и которую могу испортить, пытаясь подтвердить ее.
— Господа, — обратился ко всем Сюркуф, — какой я ни близкий друг Рене, но видел его в поединке лишь однажды, когда ему нужно было показать себя, то есть по той же причине, что и сегодня. Будем же к нему снисходительны, как не были друг к другу, и не примем за дерзость его скромность. И потом, — прибавил он, — как я понимаю, часы скоро пробьют обед.
Торжествующая улыбка показалась на полном и широком лице г-на Рондо, напоминавшем в эту минуту цветущий пион.
— Поскольку сударь не желает оказать мне чести биться со мной, отложим это дело до другого раза.
Рене поклонился, а Сюркуф вернул свою рапиру и маску в общую коллекцию оружия, откуда их взяли.
Вскоре действительно послышался бой часов, и показалась г-жа Декан, спустившаяся навстречу гостям на несколько ступенек. Все направились к дому; молодой человек, будто школьник, подбежал к матери, с которой не виделся с утра, и бросился ей на шею.
Гости кланялись и говорили положенные комплименты, между тем как все ждали, кто будет в этот вечер кавалером г-жи Декан.
— Подайте руку вашей милой хозяйке, господин Рене, — прервал сцену ее муж.
Рене поклонился и, с обычным изяществом предложив руку, проводил госпожу Декан до самой столовой.
Как всегда первое блюдо прошло под звяканье вилок и ножей и под стук тарелок; наконец г-н Рондо выпрямился, удовлетворенно вздохнул и повернулся к Рене:
— Вчера в перерыве, господин Рене, я зашел выпить кофе в «Кафе де ла Комеди» и там увидел, как один человек, вокруг которого сгрудились остальные, им что-то рассказывал. Рассказчик мне показался моряком, прибывшим из Бирмы. Он рассказывал такие невероятные вещи о своем капитане, что я слушал и не мог сдержать смех.
— И что он рассказывал, господин Рондо? — спросил Рене.
— Он рассказывал, как одним ударом своей абордажной сабли он разрубил надвое питона, до этого задушившего двух слонов.
— И это вам показалось смешным?
— Естественно, черт возьми!
— Уверяю вас, что если бы вы были там, вам было бы не до смеха.
— Вы, стало быть, принимаете меня за труса, господин Рене?
— Я не говорю этого, сударь, но бывают зрелища, способные напугать и самых храбрых. И тот, кто это вчера рассказывал, сам убил тигрицу и таскал за шкирки ее детенышей; но этот человек, когда появился питон, затрепетал, как дитя, а он, уверяю вас, был не трус.
— Но тогда он, по крайней мере, хвастун, потому что утверждал, что змея была пятидесяти семи футов в длину.
— Ее длину измерял он, а не я, — спокойно ответил Рене.
— И значит, это вы его капитан.
— Да, сударь, если человека зовут Франсуа.
— Да, да, именно этим именем все к нему и обращались. И питон задушил двух слонов?
— Я не знаю, душил ли он, сударь, но я слышал, как хрустнули их кости, будто в зубах охотничьей собаки. И между тем это были его последние минуты агонии: двумя пулями я размозжил ему голову.
Г-жа Декан с изумлением, а Альфред с любопытством рассматривали их гостя.
— Однако, — заметил Сюркуф, — если вам довелось слышать имя моего друга Рене, господа, следует быть более доверчивыми. В бухте Шьен-де-Плом он на глазах у всех ввязался в сражение с акулой, для которой все кончилось столь же печально, как для того питона.
— Как, — спросил Рондо, — это вы вспороли брюхо акуле, преследовавшей матроса?
— Да, сударь, но да будет вам известно, нет ничего проще. Это вопрос скорее ловкости и сноровки, и речь идет лишь об одном точном ударе ножом.
— Он рассказывал еще одну историю, — продолжил Рондо; этот отважный и достойный человек, казалось, был предназначен для того, чтобы собирать все курьезы. — Он рассказывал, как в двадцати шагах из джунглей выскочил тигр, и тогда господин Рене прицелился и, прежде чем выстрелить, произнес: «В правый глаз Филиппу»·. Я не помню, о каком именно глазе шла речь, о правом или левом, но этого рассказа никто не понял, и я — не больше остальных.
Генерал Декан рассмеялся.
— Генерал, — обратился к нему Рене, — будьте любезны, расскажите господину Рондо анекдот про Астера. Если это сделаю я, он мне не поверит.
— Дорогой господин Рондо, — начал генерал, — Астер был искусным лучником из Амфиполя, разгромленного Филиппом. Этот человек оставил свой город и удалился в Метону, который в это время также штурмовал Филипп. Астер, думая отомстить ему, да еще так, чтобы тот понял, от кого исходила месть, написал на одной из стрел: «Астер Филиппу в правый глаз». И действительно, у Филиппа не только оказался выколот глаз, но он чуть не умер от этой раны. Тогда и он решил послать в город стрелу, написав на ней: «Возьму Метону, повешу Астера». Царь македонский взял Метону и сдержал слово. Вот такой анекдот, господин Рондо, не скажу — правдивый, но исторический.
— Дьявол! Дьявол! Но перед вами, сударь, человек, ловкость которого не уступает вашей, господин Рене.
— Идет! — ответил Рене. — Вижу теперь, что вы положительно хотите лишить меня смирения, господин Рондо, и не можете простить мне мой отказ сразиться. После обеда я буду в вашем распоряжении, и, если вы примете условия, которые будут мною предложены, даю вам слово, что вам доставлю такое удовольствие.
Разговор принял общий характер, однако г-жа Декан и Альфред, которым не терпелось увидеть разрешение этого спора, а еще больше поражение Рондо, предложили после обеда перейти пить кофе и ликеры в фехтовальный зал.
Так и было решено. Рондо, чье брюхо раздулось так, как он сам себе не пожелал бы, побуждаемый самомнением, первым двинулся к выходу.
— Ваши условия, господин Рене? — спросил генерал.
— Вы говорили мне, генерал, что ваша супруга посвятила себя опеке над неимущими? — спросил Рене в свою очередь. И он поклонился г-же Декан. — Хорошо! В таком случае тот из нас, кто получит пять уколов, будь это я или господин Рондо, а значит, тот, кто все пять оставит без ответа, платит тысячу франков.
— О-хо-хо! — разразился своим грубым хохотом Рондо. — Думаю, я буду в состоянии принят^ ваше пари, сударь.
Рондо взял рапиру, пропустил ее клинок под подошвой своего ботинка, рассек ею воздух, согнул, присел и, сжав рапиру в руке, встал в позицию.