Журнал «Если», 1993 № 11-12

Признаться, я сочувствую нашему больному: ведь врач, который должен был заботиться о его здоровье, позволил ему захворать. Хотя это, конечно, не оправдывает его…
— Так, — сухо подытожил майор, — вы на его стороне.
— Он сумеет защититься и без меня, — отрезал Конвей. — Я говорил, что он боялся умереть и потому искал себе самого лучшего врача… О!
— Что? — немедленно спросил О'Мара.
Ему ответил Приликла:
— Доктора Конвея только что посетила мысль.
— Какая-такая мысль? Не вздумайте что-либо от меня утаивать! — отеческие нотки в голосе О'Мары исчезли без следа и, судя по блеску глаз майора, он был тому весьма рад. — Что стряслось?
Счастливый, возбужденный и в то же время неуверенный в себе, Конвей подошел к интеркому, заказал по нему довольно-таки странный комплект оборудования, проверил крепость ремней, удерживающих пациента на его ложе, и наконец сказал:
— Я считаю, что пациент находится в здравом рассудке, а мы пошли не по тому пути. Суть проблемы в том, что он съел.
— Я догадывался, что вы произнесете что-нибудь этакое, — отозвался побледневший О'Мара.
Прибыло заказанное оборудование — длинный деревянный кол с заостренным концом и механизм, который направлял кол вниз под определенным углом и с заданной скоростью. С помощью тралтана Конвей установил агрегат над операционным столом, выбрал на теле пациента место, где под шестидюймовым слоем мускулов и жира, находились несколько жизненно важных органов, и привел механизм в действие. Кол прикоснулся к шкуре ЭПЛХ и принялся углубляться в нее со скоростью около двух дюймов в час.
— Да что вы, черт возьми, творите? — гаркнул майор. — Вампира лечите, что ли?
— Разумеется, нет, — ответил Конвей. — Я выбрал деревянный кол для того, чтобы пациент мог защищаться. Или, по-вашему, он устоял бы против стального стержня? — Он жестом подозвал тралтана и принялся наблюдать за погружением кола в тело ЭПЛХ. Приликла периодически сообщал об эмоциональном излучении, О'Мара расхаживал по палате, что-то бормоча себе под нос.
Острие вонзилось примерно на четверть дюйма, когда проявились первые признаки утолщения и отвердевания кожи. Ороговение происходило в окружности диаметром около четырех дюймов, центром которой была ранка, нанесенная острием кола. В сканер Конвей увидел, что под кожей, на глубине где-то в полдюйма, образуется слой тканей, отдаленно напоминающий губку.
Этот слой набух на глазах, сделался полупрозрачным, а через десять минут превратился в жесткую костяную пластинку. Кол начал гнуться. Похоже было, что он вот-вот сломается.
— Мне кажется, защитные резервы ЭПЛХ все тут, — сказал Конвей, следя за тем, чтобы его голос прозвучал ровно, — и я предлагаю их удалить.
Вдвоем с тралтаном они быстро вырезали костяную пластину и сразу же поместили её в стерильный контейнер с крышкой. Конвей приготовил инъекцию того же лекарства, которое пытался применить накануне — но отнюдь не максимальную дозу, — и ввел её пациенту, а потом помог ФГЛИ обработать и зашить рану. На это ушло минут пятнадцать, по истечении которых ни у кого не осталось сомнений в том, что лекарство подействовало и пациенту лучше.
Тралтан поздравил Конвея, О'Мара сыпал проклятиями и угрозами, требуя немедленного ответа на свои вопросы. Приликла сказал:
— Доктор, вы ввели лекарство, но тревога больного не уменьшилась. Он на грани истерики.
Конвей с усмешкой покачал головой.
— Пациент под наркозом и ничего не чувствует. Однако я согласен, что в настоящий момент, — он кивнул на стерильный контейнер, — его личный врач не слишком доволен своей участью.
А в контейнере творилось вот что: извлеченная кость начала размягчаться, из нее потекла лиловая жидкость, которая перемещалась по дну контейнера, словно наделенная сознанием — как, впрочем, оно и было на деле.
По настоянию О'Мары Конвей отправился к нему в кабинет. Майор говорил комплименты, правда, в таких выражениях, что порой трудно было разобрать любезность это или оскорбление. Но таков уж был О'Мара; до Конвея постепенно доходило, что главный психолог вежлив только с теми, кто представляет для него профессиональный интерес.
Вопросы О'Мары ещё не иссякли.
— Разумная, амебная форма жизни, упорядоченный набор субмикроскопических, вирусоподобных клеток, — ответил Конвей на один из них. — Лучшего доктора не найти. Он обитает внутри пациента и, обладая необходимыми познаниями, лечит его от всех болезней. А существу, которое патологически боится смерти, иного и не нужно. Такой врач — совершенство, каковым, кстати говоря, он и является, ибо заболевание ЭПЛХ — не его вина.
Оно возникло из-за невежества пациента в своей собственной физиологии.
По-моему, он прошел процедуру омоложения достаточно рано, то есть не стал дожидаться зрелого возраста или старости. Но в последний раз, то ли запамятовав, то ли по небрежности, он пропустил свое обычное время омоложения, отсюда кожное заболевание. Как уверяют патологи, для ЭПЛХ эта болезнь типична. В нормальных условиях они попросту сбрасывают кому, и все проходит. Но наш пациент, поскольку его память стерлась, не имел о том никакого представления, а значит, его личный врач тоже находился в неведении.
Этот, так сказать, внедренный врач знал о своем подопечном крайне мало, но его девизом было всеми силами поддержать статус-кво. Когда кожа ЭПЛХ начала отваливаться, он принял меры к тому, чтобы удержать её на месте, не сознавая, что вмешивается в естественный процесс, вроде выпадения волос или сбрасывания кожи рептилиями. К тому же, ЭПЛХ, вероятно, донимал его жалобами. И вот между организмом пациента и врачом развернулась жестокая борьба. Кроме того, не стоит забывать, что ЭПЛХ винил врача в своем заболевании, так что последнему пришлось погрузить «хозяина» в беспамятство, чтобы заняться тем, что он считал необходимым.
Он нейтрализовал наши первые инъекции, поскольку они были для него посторонней субстанцией, проникшей в тело пациента. Что случилось при попытке хирургического вмешательства, вы наблюдали собственными глазами.
Лишь когда мы стали угрожать жизненно важным органам деревянным комом и вынудили врача бросить все остальное…
— Знаете, — проговорил О'Мара, — когда вы попросили прислать деревянный кол, я решил надеть на вас смирительную рубашку.
Конвей усмехнулся.
— Мне кажется, ЭПЛХ можно вернуть его врача, — сказал он. — В патологии его просветили насчет физиологии того, кого он чуть было не угробил, и теперь он будет лучшим из личных врачей, а ЭПЛХ, по-моему, сумеет разобраться в ситуации.
О'Мара тоже улыбнулся.
— А я-то опасался, каких он дел натворит, придя в сознание! Судя по всему, он парень вовсе неплохой, дружелюбный.
Поднимаясь, чтобы уйти, Конвей обронил:
— Он отличный психолог. Любезен со всеми и всегда…
Ему удалось захлопнуть за собой дверь до того, как майор обрел дар речи.
Перевел с английского Кирилл КОРОЛЕВ
  
Александр Кульберг,
 
член-корреспондент РАМН
 
ПЛЕНЕННЫЙ ГУЛЛИВЕР
 
 
«У кого что болит, тот о том и говорит», — гласит народим мудрость. И потому тему 
«космического
 госпиталя» мы решили продолжить размышлениями о заболеваниях, которые не сумели предугадать даже писатели-фантасты. Эти болезни вызываются «сбоями» иммунной, защитной системы организма. Какую цену мы платим за успехи цивилизации и что несет нашему здоровью будущее — об этом статья А.Кульберга, руководителя лаборатории иммунохимии НИИ Эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф.Гамалеи.
 
Все чаще люди, где бы они ни жили, сетуют на свой плохой иммунитет, пытаются восстановить его.
Этими проблемами озабочены сегодня и тысячи исследователей, врачей всего мира, работа которых проходит в сотнях, подчас великолепно оснащенных центров; ежегодно собираются всемирные и региональные конгрессы иммунологов, на страницах специальной печати появляются тысячи научных отчетов, регистрируется масса патентов на новые лекарственные средства. Тем не менее иной раз даже у профессионала возникает чувство, что два потока событий — действительное ухудшение состояния иммунитета людей и научные исследования по этой проблеме протекают в непересекающихся пространствах. Какие-то факторы подтачивают иммунитет, а специалисты погружены прежде всего в анализ процессов внутри самой иммунной системы, не зная или отмахиваясь от событий, проходящих далеко за ее границами и способных свести на нет все их усилия.