Хроники Эмбера I-II
— Повелитель Корвин, — торжественно произнесла она, — ты — единственный принц Эмбера, за исключением Бенедикта, который может рассчитывать на мою помощь. Но Бенедикт бесследно исчез, тому вот уже двадцать два года, и один Лир знает, где могут лежать его кости.
— Я ничего не помню, — ответил я. — Сплошной туман в голове. Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Бенедикт был моим военным инструктором и научил владеть всеми видами оружия. Я даже думать не хочу, что мог погибнуть человек столь искусный, терпеливый и мягкий в обращении.
— Совсем как ты, Корвин, — сказала Муари и, взяв меня за руку, притянула к себе.
— Ты ошибаешься, — ответил я и сел рядом.
— Обед подадут не скоро, — заметила она и ласково прикоснулась ко мне теплым плечом.
— Когда?
— Когда прикажу.
И мне ничего не оставалось, как притянуть ее к себе и нащупать застежку пояса.
На оранжевой кушетке я подарил Муари обещанную балладу, и губы ее ответили мне без слов.
Завершив трапезу (я научился искусству есть под водой, о чем расскажу подробнее позже, если в этом возникнет необходимость), мы встали из-за стола, накрытого в Мраморном зале, стены которого были украшены коричневыми и красными сетями и канатами. Длинный узкий коридор привел нас к спиральной лестнице, светившейся в темноте и уходившей далеко вниз. Спустившись на несколько ступенек, Рэндом энергично воскликнул: «К черту!», сошел с лестницы и поплыл рядом.
— Так быстрее, — пояснила Муари.
— Слишком долго идти, — согласилась Дейдра, которая, естественно, не раз спускалась по такой же лестнице в Эмбере.
Мы присоединились к Рэндому и минут через десять достигли дна. Я вновь стоял на ногах, и тело мое не стремилось всплыть. Несколько небольших факелов, расположенных в нишах, тускло горели, освещая окружающее нас пространство.
— В чем тут дело? — спросил я. — Почему в той части океана, которая является отражением Эмбера, вода подчиняется иным законам?
— Потому что так должно быть, — сказала Дейдра, и ответ ее вызвал во мне раздражение.
Из огромной пещеры, в которой мы очутились, по всем направлениям уходили тоннели. Мы свернули в один из них. Идти пришлось довольно долго, и в самом конце пути нам стали встречаться боковые ответвления, входные отверстия которых были закрыты решетками или дверьми. У седьмой по счету двери мы остановились.
Высеченная из цельной каменной плиты, обитая металлом, она была раза в два выше моего роста, и, глядя на нее, я невольно вспомнил легенды о тритонах.
Затем Муари улыбнулась — и улыбка эта предназначалась мне одному, — вытащила большой ключ из связки, висевшей у нее на поясе, и сунула его в замочную скважину. Однако открыть дверь ей не удалось: то ли силенок не хватило, то ли в помещение давно не входили.
Рэндом что-то проворчал, откинул руку Муари в сторону, взялся за ключ, небрежно повернул его и, услышав громкий щелчок, толкнул дверь ногой.
Мы увидели большую комнату, похожую на танцевальный зал. Черный гладкий пол блестел, как стекло. На полу был выложен узор, который назывался Лабиринтом.
Холодный огонь сверкал, дрожал и переливался, непрерывно меняя очертания. Его ажурный рисунок, в котором чувствовалась неведомая сила, почти целиком состоял из кривых линий, и лишь в центре проглядывались две или три прямых. Он напоминал мне фантастически сложную головоломку, только непомерных размеров, которую можно было решить, водя карандашом (или ручкой, если на то пошло) по бумаге, чтобы куда-то попасть или откуда-то выбраться. Мне даже показалось, что я слышу слова: «Начало здесь», — и я невольно посмотрел в противоположный конец комнаты, заодно прикинув размеры Лабиринта. Он был ярдов сто пятьдесят в длину и сто в поперечнике, не меньше.
В моей голове зазвенели колокола, и на смену им пришла привычная боль. Мой мозг, видимо, панически боялся мыслей о Лабиринте и гнал их прочь. Но если я действительно был принцем Эмбера, моя кровь, мои нервы, мои гены знали и помнили странный огненный узор и должны были помочь мне правильно решить эту проклятую головоломку.
— Эх, покурить бы! — сказал я, и девочки с готовностью захихикали, не подавая виду, что тоже нервничают.
Рэндом взял меня за руку.
— Тебе предстоит тяжелое испытание, но его можно выдержать, иначе мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Иди очень медленно и, главное, не отвлекайся. С каждым твоим шагом вверх будет подниматься сноп искр. Не волнуйся. Это не может причинить тебе вреда. Ты все время будешь чувствовать сильный поток, как бы проходящий сквозь тело, и станешь как пьяный. Сосредоточься и во что бы то ни стало продолжай идти вперед. Запомни, ты можешь погибнуть, если остановишься или свернешь в сторону.
Он наставлял меня на ходу: мы огибали комнату по правой стене, направляясь к дальнему концу Лабиринта. Девочки немного отстали.
Я наклонился и шепнул ему на ухо:
— Я пытался уговорить Муари смягчить наказание. Не вышло.
— Так и знал, что ты за меня заступишься. Не беспокойся, Корвин. Если придется год стоять на голове, я тоже выдержу. К тому же я могу надоесть им до такой степени, что меня выгонят раньше.
— Она хочет женить тебя на слепой. Ее зовут Вайа.
— Великолепно! — сказал он. — Прекрасная шутка!
— Помнишь, мы обсуждали вопрос о регентстве?
— Да.
— Будь добр к ней, проживи здесь ровно год, и я в долгу не останусь.
Молчание.
Затем Рэндом многозначительно сжал мне руку.
— Твоя подружка? — Он ухмыльнулся. — Хорошенькая?
— Я могу считать, мы договорились? — медленно спросил я.
— Считай, договорились.
И незаметно мы пришли в дальний угол комнаты, с которого начинался Лабиринт.
Я посмотрел на огненную линию рядом с моей правой ногой. Вода неожиданно показалась мне очень холодной.
Не колеблясь, я поставил на светящуюся тропинку левую ногу, и вокруг нее заплясали бело-голубые искры. Я сделал первый шаг и почувствовал тот поток, о котором говорил Рэндом. Я пошел вперед.
Послышался громкий треск, и волосы на моей голове встали дыбом. Тропинка круто завернула, чуть ли не в обратном направлении. Еще через десять шагов мне показалось, что мое тело стало испытывать какое-то сопротивление, словно передо мной образовался непроницаемый барьер, толкающий меня назад с той же силой, с которой я стремился его преодолеть.
Я боролся, как мог, продолжая идти вперед. Препятствие под названием Первая Вуаль, неожиданно вспомнил я. Испытание, которое мог выдержать только человек, являвшийся составной частью Лабиринта.
Ноги отказывались мне повиноваться, каждый шаг давался с огромным трудом, из волос начали сыпаться искры. Я сосредоточился на огненной линии, ничего не видя вокруг и жадно хватая ртом воздух.
Сопротивление исчезло так же внезапно, как появилось. Я «сорвал» Первую Вуаль, выдержал испытание, и в результате что-то приобрел.
Я приобрел частичку самого себя.
Перед моим внутренним взором появились мертвецы Аушвица, с пергаментной кожей и торчащими ребрами. Я знал, что присутствовал на процессе в Нюрнберге. Слышал голос Стивена Спендера, декламирующего «Вену», видел премьеры постановок Бертольта Брехта. Помнил, как ракеты вылетали из стальных шахт в Пенемюнде, Ванденберге, Кеннеди, Кызылкуме. Своими руками трогал Великую китайскую стену. Мы пили вино и пиво, и Шахпур сказал, что в стельку пьян, а потом его стошнило. В девственных зеленых лесах американского запада я как-то добыл три скальпа за один день. В долгом походе я мурлыкал под нос мелодию, вскоре ставшую популярной песней: «Блондиночка, блондиночка…». Я помнил… помнил мою жизнь на отражении, которое люди называли Землей.
Еще три шага.
Я держал в руке окровавленную шпагу. Покончив с тремя противниками, я ускакал, скрываясь от погони. Это было во времена Великой французской революции… Воспоминания, уходившие в глубь веков.
Еще один шаг.
Шаг… к мертвым. Они были повсюду. Стоял жуткий омерзительный запах гниющей плоти, и где-то выла издыхающая от смертельных побоев собака. Клубы черного дыма застилали небо, ледяной ветер бил в лицо редкими каплями дождя. В горле у меня пересохло, руки тряслись, голова горела, как в огне. Я шел, спотыкаясь, в тумане горячки, пожиравшей мои тело и мозг. Придорожные канавы были завалены отбросами, дохлыми кошками и зловонными нечистотами. Скрипя несмазанными колесами и звеня колокольчиком, по улице проехала похоронная телега, обдав меня грязью с головы до ног.