Искатель. 1965. Выпуск №5
— Вам?
— Да, дорогая, мне. В мое время уже не было ни кровной вражды, ни мести, столь трагически разделивших Ромео и Джульетту, но… существовали границы между государствами, социальными лагерями. Мы с моей покойной Мэри, Марией Робертовной, американкой по рождению и врачом, как и я, по специальности, встретились и полюбили друг друга на научной конференции в Сан-Франциско. И все же ваш покорный слуга счастливо прожил с женой долгую жизнь, преодолев все преграды. Что же разделило вас с любимым, Вилена, разделило в наше время?
— Я прошу очень многого. Знаю, что нелегко вам будет дать согласие. Но я уверена, что вы согласитесь, поняв меня, оценив все, что произошло со мной.
— Говорили, что нет повести печальнее на свете…
— Нет!.. Есть повесть печальнее, это моя повесть!.. — прервала старика Вилена. — Для этого я должна была бы рассказать вам все… и о себе… и о Владлене…
Она помолчала. Старик одобряюще смотрел на нее.
И она стала рассказывать… Академик молча слушал и кивал головой. Многое, конечно, он знал сам, многое дорисовывал своим воображением.
Перед ним развертывалась жизнь двух любящих друг друга молодых людей.
МУЗЫКА НЕБЕСНЫХ СФЕРСеминар проводился в уютном зале института. Одна стена была сплошь занята двумя белыми пластиковыми досками, которые нажатием кнопки можно было переменить местами. Нижняя с уже написанными формулами оказывалась вверху, а на спустившейся можно было писать. Конечно, не мелом. Теперь уже никто им не писал. На белых досках рисовали огромными карандашами, похожими на те, какими прежде пользовались плотники для разметки бревен.
Зал был невелик. Сотрудники занимали несколько рядов. Сидевшие в первом ряду пользовались длинным столом, а следующие ряды были снабжены пюпитрами, приделанными к спинкам предыдущего ряда.
Когда Владлен Ратов и его товарищи по лаборатории: Костя Званцев и Ваня Болев — вошли в зал, профессор Шилов уже стоял, опершись руками о стол.
Едва они заняли свободные места, как он сказал:
— Темой сегодняшнего разговора будет переход группы Ратова на «План Озма-прим».
Костя и Владлен переглянулись.
Шилов был известным ученым, в свое время прославившимся дерзкими гипотезами. Это он еще до американцев Коккони и Моррисона указал длину волны, на которой вероятно ждать радиосигналы внеземных цивилизаций. Братья по разуму, рассуждал он, должны учесть, что всякая разумная раса, достигшая известного уровня цивилизации, будет изучать вселенную с помощью радиоприборов. В этом случае непременно будет изучаться космический водород, заполняющий собой межзвездное, пространство. А его атомы под влиянием ближних звезд-светил, как известно, излучают радиоволны на длине волны двадцать один сантиметр. Приборы разумной расы, изучающей космос, непременно примут, кроме излучения межзвездного водорода, и радиосигналы. Американские ученые пришли к тому же выводу. Начались исследования по плану Озма. Радиотелескопы были направлены к звездам Тау Кита и Эпсилон Эридана, около которых ожидали существования планет с развившейся жизнью. Правда, результатов эти исследования не дали, конечно, тридцатилетний срок в таком случае слишком мал, но имя Шилова стало известным.
Однако автор смелой гипотезы чужих гипотез не терпел. С большим предубеждением он отнесся к выступлению в свое время молодого советского астронома Кардашева, поставившего под сомнение верность его рассуждений. Кардашев доказывал, что сигналы других цивилизаций надо искать не в диапазоне наибольших шумов, создаваемых межзвездным водородом, а в диапазоне наименьших помех. Однако во имя объективности и демонстрации широты своих взглядов он допускал, чтобы одна группа в руководимой им радиообсерватории вела исследование в развитие (или в опровержение!) идей Кардашева. Эту группу недавно возглавил Владлен Ратов.
Владлен и Костя встали и пересели в первый ряд, оказавшись прямо перед Шиловым за длинным столом.
— Идеи Кардашева, — продолжал Шилов, — проверявшиеся в течение тридцати лет, не дали плодотворных результатов, да и не могли дать, поскольку исходили из неверных посылок… — Шилов оглядел аудиторию и заметил, что Владлен пытается встать. Он пожал плечами, словно апеллируя к собравшимся, и сделал милостивый жест рукой, приглашая Владлена высказаться.
— Простите, Игнатий Семенович, — начал Ратов. — Едва ли можно говорить о неверности основных посылок Кардашева, если вспомнить, что он допускал сигналы разумян в диапазоне наименьших радиопомех, а не среди шумов, создаваемых космическим водородом.
— Великолепная, бесценная мысль! — иронически воскликнул Шилов. — Можно подумать, что мы не умеем выделять организованные сигналы из хаотических шумов! Или прикажете равняться на вчерашний день радиотехники?
— Все же я напомню вам, Игнатий Семенович, — упрямо продолжал Ратов, — что со времени выдвижения гипотезы Кардашева нами, да и всеми другими, кто вел исследования в том же направлении, обнаружено, что мощность сигналов переменна.
— Может быть, вы расшифровали эту переменность? — Шилов наклонился через стол к Владлену, словно хотел лучше расслышать, что он скажет. — Ведь она, насколько мне известно, колеблется от ста дней до пятнадцати минут.
— Нет, — едва слышно признался Ратов. — Эта периодичность не расшифрована. Мы еще не знаем, с какой стороны подойти к расшифровке.
— Вот именно!.. — развел руками Шилов. — С тем же успехом можно пытаться расшифровать как разумное послание смену времен года или дня ночью.
— Я думаю, Игнатий Семенович, такое сравнение необоснованно, — вежливо возразил Ратов. — Переменность силы сигналов может оказаться не сущностью кода, а лишь средством привлечения внимания.
— Почему же ваше внимание не привлечено мигающими звездами? — с убийственной иронией перебил Шилов. — Астрономы давно знают, что двойные звезды меняют силу света из-за того, что в своем вращении взаимно затмевают одна другую. Почему бы не допустить, что такое же явление есть и в радиозвездах, экранирующих радиоизлучение?
— Сто дней, как период вращения таких гипотетических звезд, еще можно представить, а пятнадцать минут? — не без ехидства спросил Владлен.
Шилов покрылся красными пятнами.
— Научные выводы нельзя делать на основе не объясненных пока «белых пятен» науки. Бесперспективность поиска разумных сигналов в расчете, что они ведутся на какой-нибудь случайной волне, не рассчитанной заранее на привлечение к себе внимания наблюдателя, очевидна. Мне хотелось бы, чтобы мои молодые коллеги из группы Ратова с тем же энтузиазмом, с которым они готовы отстаивать старые позиции, перешли бы на общий развернутый поиск направленных сигналов на длине волны двадцать один сантиметр.
— Убедите нас, и мы пойдем за вами, — сказал Костя Званцев с места.
Шилов поискал его глазами и ответил:
— Разве вы сами не найдете себе ответ? Разве научная совесть не подскажет его вам? Допустимо ли считать, будто внеземная цивилизация на подачу сигналов без адреса — «всем, всем, всем» при изотропном, так сказать, излучении будет тратить на эту затею энергию, сопоставимую с излучением большой звезды или, что уж совсем дико, с энергией скопления звезд — галактикой.
Владлен снова встал.
— Простите, что я поднимаю старый спор. Разве может быть предел развитию разума, росту цивилизации? Ведь еще Кардашев более четверти века назад показал, что при том же росте энерговооруженности нашей земной цивилизации, какой был до сих пор, спустя каких-нибудь пять тысяч лет мы уже должны владеть энергией, сравнимой с той, которую излучает нам Солнце. А через пятьдесят тысяч лет? А через миллион лет? Разве энерговооружение нашей цивилизации не позволит тогда вести изотропную передачу братьям по разуму, затрачивая для этого энергию, равную нашему Солнцу?
Шилов смерил Владлена взглядом.
— Весьма подходящая тема для научного семинара. Обнаженное научное мышление!.. Произвольная экстраполяция!.. Кто вам сказал, что рост энерговооружения нашей земной цивилизации будет идти по прежнему закону? Известно ли вам, что намагничивание железа в какой-то момент увеличивается по прямой, по крутой прямой, но потом эта крутая прямая превращается в кривую, которая лишь стремится приблизиться к предельному уровню. Это уровень насыщения. Нельзя упустить из виду элементарную особенность всего, что имеет конечное значение. Магнит невозможно намагнитить больше, чем он на это способен. Кстати, закон насыщения вы можете проверить и на собственном желудке. Страдая жаждой, вы выпьете в пять минут пять стаканов воды — это допустимо, но это не значит, что в последующие пятьсот минут вы выпьете пятьсот стаканов воды. Во-первых, вам столько не нужно. Во-вторых, столько воды может и не оказаться в сосуде, из которого вы пьете.