Кукловоды

4
Проснулся я уже в сумерках и от нечего делать просто смотрел в окно, наблюдая, как оживает с приходом ночи столица. Огибая мемориальный комплекс, уходила вдаль река. Выше по течению, за границей округа, в воду добавляли флуоресцин, и от этого река светилась в ночи переливами розового, янтарного и алого цветов. По ярким полосам сновали туда-сюда прогулочные катера, до отказа набитые парочками, у которых, без сомнения, «одно на уме».
На суше, то здесь, то там посреди старых зданий зажигались прозрачные купола, отчего город становился похож на какую-то сказочную страну огней. К востоку, где в свое время упала бомба, старых домов не было вообще, и весь район казался огромной корзиной разукрашенных пасхальных яиц – вернее, гигантских скорлупок, освещенных изнутри.
Наверно, мне приходилось видеть столицу ночью чаще чем большинству людей, и я никогда об этом не задумывался. Но сегодня у меня возникло такое чувство, будто это «в последний раз». Только не от красоты сдавливало горло – от понимания, что там, внизу, под покровом мягкого света – люди, живые люди, личности, и все заняты обычными своими делами, любят, ссорятся, как кому нравится – короче, каждый делает, черт побери, что ему хочется, как говорится, под виноградником своим и под своей смоковницей, и никто не испытывает страха.
Я думал обо всех этих людях, и мне виделась совсем другая картина: милые добрые люди, но у каждого – присосавшийся за плечами паразит, который двигает их ногами и руками, заставляет говорить, что ему нужно, и идти, куда ему хочется. Подумав об этом, я дал клятву: если победят паразиты, я лучше погибну, но не позволю такой твари ездить у меня на спине. Агенту Отдела это не сложно, достаточно откусить ноготь, если руки связаны или еще что, есть множество других способов. Старик планирует на все случаи жизни.
Но он планировал подобные штуки совсем для иных целей, и я это знал. Наше с ним дело – охранять безопасность людей, а вовсе не сбегать, когда приходится слишком туго.
Но сделать сейчас я все равно ни черта не мог. Я отвернулся от окна и подумал, что мне, пожалуй, не хватает компании. В комнате оказался стандартный каталог «эскорт-бюро» и «агентств моделей», какой можно найти почти в каждом большом отеле; я полистал его и захлопнул. Веселые подруги меня совсем не интересовали, я хотел видеть только одну-единственную девушку, ту самую, неприступную. Вот только где ее искать?
Я всегда ношу с собой пузырек с пилюлями «Темпус фугит» [1] – встряска для рефлексов, не раз бывало, помогала мне справиться с трудными ситуациями. И что бы там ни писали всякие паникеры, эти пилюли вовсе не вырабатывали патологического пристрастия, как, например, гашиш.
Хотя, конечно, какой-нибудь пурист мог бы сказать, что я пристрастился, потому что я иногда принимал их, чтобы свободные сутки казались неделей отпуска. И мне нравилось легкое эйфорическое ощущение, которое они вызывали. Но главное – это свойство растягивать субъективное время в десять и более раз, дробить его на мельчайшие отрезки, за счет чего в те же календарные сроки можно прожить гораздо дольше. Да, разумеется, я знаю эту жуткую историю о человеке, который состарился и умер за один месяц, потому что принимал пилюли одну за другой, но я пользуюсь ими лишь изредка.
А может быть, тот человек знал, что делал. Он прожил долгую счастливую жизнь – не сомневайтесь, счастливую – и в конце концов умер тоже счастливым. Какая разница, что солнце вставало для него только тридцать раз? Кто ведет счет счастью и устанавливает правила?
Я сидел, глядя на пузырек с пилюлями, и думал, что там достаточно – по моему личному времени – года на два. Забраться бы в нору и закрыть вход...
Я вытряхнул на ладонь две штуки, налил стакан воды. Затем сунул их обратно в пузырек, нацепил пистолет и аппарат связи, вышел из отеля и направился в Библиотеку Конгресса.
По дороге остановился в баре и просмотрел последние новости. Из Айовы ничего не было, но с другой стороны, когда в Айове вообще что-нибудь случается?
В библиотеке я сразу прошел в справочный отдел и занялся каталогом, выискивая с помощью «мигалок» нужные темы: от «летающих тарелок» к «летающим дискам», потом к "проекту «Блюдце», через «огни в небе», «кометы», «диффузионную теорию возникновения жизни», две дюжины тупиковых маршрутов и всякую околонаучную муру для чокнутых. Где руда, а где пустая порода? Только со счетчиком Гейгера и определишь. Тем более, что самая нужная информация прячется, возможно, под семантическим кодом где-нибудь между баснями Эзопа и мифами о затерянном континенте.
Однако через час я все-таки подобрал целую стопку селекционных карточек, вручил их весталке за стойкой, и та принялась скармливать их машине. Наконец она закончила и произнесла:
– Большинство пленок, что вы заказали, уже выданы. Остальные документы доставят в зал 9-А. На эскалатор, пожалуйста.
В зале 9-А работал только один человек. Этот человек поднял голову и сказал:
– Ну и ну! Волк собственной персоной. Как ты меня вычислил? Я была уверена, что ушла чисто.
– Привет Мэри, – сказал я.
– Привет, – ответила она, – и всего хорошего. Я все еще не ласкова, и мне нужно работать.
Я разозлился.
– Знаешь что, грубиянка, тебе это может показаться странным, но я пришел сюда отнюдь не ради твоих, без сомнения, прекрасных глаз. Время от времени я тоже, случается, работаю. Но можешь успокоиться: как только мои пленки прибудут, я смоюсь отсюда к чертовой матери и найду себе другой зал. Пустой.
Вместо ответной вспышки она вдруг смягчилась.
– Извини, Сэм. Женщине порой приходится выслушивать одни и те же слова сотни раз. Садись.
– Нет уж, спасибо. Я все-таки пойду. Мне нужно работать.
– Останься, – попросила она. – Видишь, тут написано: если ты унесешь пленки из того зала, куда они доставлены, сортировочная машина просто перегорит от натуги, а главный библиотекарь совсем рехнется.
– Я, когда закончу, верну их сюда.
Она взяла меня за руку, и я почувствовал, как у меня по коже побежали приятные теплые мурашки.
– Ну, пожалуйста, Сэм. Извини меня.