Т. 07 Пасынки Вселенной
Вайо закашлялась. Я поспешил вмешаться:
— Майк, ее зовут Вайоминг Нотт.
— Очень рада познакомиться с тобой, Майк. Можешь звать меня просто Вай.
— Уай нот? — тут же выдал Майк.
Я опять вмешался:
— Майк, это была шутка?
— Да, Ман. Я заметил, что ее имя в уменьшительном варианте отличается от английского вопросительного наречия лишь написанием и что ее фамилия звучит так же, как отрицание. Каламбур. Не смешно?
— Очень смешно, Майк, — сказала Вайо. — Я…
Я махнул ей рукой, чтобы замолчала.
— Хороший каламбур, Майк. Шутка одноразового употребления. Смешно благодаря элементу неожиданности. Во второй раз неожиданности уже нет. Поэтому не смешно. Понятно?
— Я экспериментально пришел к такому же заключению в отношении каламбуров, обдумав твои замечания, сделанные в позапрошлой беседе. Рад, что мои рассуждения подтвердились.
— Молодец, Майк. Прогрессируешь. Теперь насчет первой сотни шуток. Я их прочел, Вайо тоже.
— Вайо? Вайоминг Нотт?
— А? Ну конечно. Вайо, Вай, Вайоминг, Вайоминг Нотт — все это одно и то же. Не зови ее только «Уай нот».
— Я согласился больше не пользоваться этим каламбуром, Ман. Gospazha, можно я буду называть вас Вайо, а не Вай? Я пришел к заключению, что односложную форму имени легко перепутать с односложным же наречием вследствие недостаточной определенности и без всякого намерения каламбурить.
Вайоминг похлопала ресницами — английский язык Майка в те времена мог вызвать приступ удушья, — но быстро пришла в себя:
— Конечно, Майк… Вайо — та форма моего имени, которая мне нравится больше всего.
— Тогда я буду ею пользоваться. Полная форма твоего имени тоже может быть понята неправильно, так как по звучанию идентична названию района в Северо-Западной административной зоне Северо-Американского Директората.
— Да, наверно. Я там родилась, и мои родители назвали меня в честь этого штата. Я о нем мало что помню.
— Вайо, я сожалею, что по этому каналу не могу показать тебе иллюстрации. Вайоминг — это четырехугольная территория, лежащая в координатах Терры между сорок первым и сорок пятым градусами северной широты и между сто четвертым градусом с тремя минутами и сто одиннадцатым градусом с тремя минутами западной долготы. Таким образом, его площадь двести пятьдесят три тысячи пятьсот девяносто семь, запятая, два, шесть квадратных километров. Это район возвышенных всхолмлений и гор с ограниченным плодородием и редкой природной красотой. Население было малочисленным, но значительно выросло в результате плана переселения, явившегося составной частью Программы перепланировки Большого Нью-Йорка в две тысячи двадцать пятом тире тридцатом годах после Р. X.
— Это было еще до моего рождения, но я кое-что слыхала: моих деда с бабкой переселили, и в конце концов именно поэтому я оказалась в Луне.
— Могу ли я продолжить описание территории, именуемой Вайомингом? — спросил Майк.
— Нет, Майк, — вмешался я опять, — у тебя там материала небось на несколько часов?
— Девять, запятая, семь, три часов нормального чтения, если не включать сноски и ссылки.
— Этого я и боялся. Возможно, когда-нибудь Вайо захочет выслушать все до конца. Но я позвонил, чтобы познакомить тебя с этой Вайоминг… которая также представляет собой весьма возвышенный район редкой природной красоты и импозантных всхолмлений.
— С ограниченным плодородием, — добавила Вайо. — Манни, если ты собираешься продолжать проводить свои дурацкие параллели, можешь включить и эту. Майка совсем не интересует, как я выгляжу.
— Откуда ты знаешь? Майк, я хотел показать тебе фото Вайо.
— Вайо, меня интересует твоя внешность — я ведь надеюсь, что ты станешь моим другом. Но я уже видел несколько твоих фотографий.
— Видел? Где и когда?
— Я разыскал и рассмотрел их сразу же, как только услышал твое имя. По контракту я храню архивные файлы Клиники родовспоможения Гонконга-в-Луне. Кроме биологических и физиологических данных, которые имеются в историях болезни пациентов, банк информации содержит девяносто шесть твоих фотографий. Вот я их и изучил.
Вайо поперхнулась.
— Майк может все, — объяснил я ей, — а времени ему на это надо меньше, чем нам — икнуть. Ты привыкнешь.
— О господи! Манни, ты представляешь, какие фотографии делают в этой клинике?
— Об этом я как-то не подумал.
— И не думай! Боже мой!
Майк проговорил робким и смущенным голоском — точь-в-точь проштрафившийся щенок:
— Gospazha Вайо, если я тебя обидел, то непреднамеренно, и я очень сожалею. Я могу стереть эти снимки из временной памяти и так закодировать архивы роддома, что получу к ним доступ лишь по повторному требованию клиники и без каких-либо ассоциаций с твоей личностью. Сделать так?
— Это он сумеет, — заверил я ее. — С Майком ты в любой момент можешь начать жизнь заново — в этом смысле с ним проще, чем с людьми. Он может забыть так прочно, что никогда не соблазнится взглянуть хоть уголком глаза… и ни о чем не вспомнит, даже если ему прикажут. Так что принимай его предложение — и конец проблеме.
— Э-э-э… Нет, Майк, тебе можно их смотреть… Но ни в коем случае не показывай их Манни!
Майк явно колебался — секунды четыре или даже чуточку больше. Полагаю, такая дилемма довела бы компьютер меньшей мощности до безумия. Но Майк ее разрешил.
— Ман, мой единственный друг, должен ли я принять этот приказ?
— Программируй, Майк, — ответил я. — И исполняй. Вайо, тебе не кажется, что ты уж слишком сурова? Впрочем, отдаю должное твоей предусмотрительности — ведь Майк мог бы распечатать их для меня в следующий раз, когда я к нему попаду.
— Первый снимок в каждой серии, — заявил Майк, — как показывает мой ассоциативный анализ подобных данных, имеет столь высокую эстетическую ценность, что мог бы доставить наслаждение любому здоровому и половозрелому мужчине.
— Ну как, Вайо? Хотя бы в качестве платы за Apfelstrudel?
— Что?! Снимок на фоне измерительной сетки, волосы зашпилены и спрятаны под полотенцем, на лице ни грамма косметики… У тебя, видно, совсем крыша поехала! Майк, не давай ему смотреть ни в коем случае!
— Не дам. Ман, это и есть не-дура?
— Для девушки — да. Девушки — народ интересный, Майк. Они умеют делать умозаключения на основании даже меньшей информации, чем ты. А теперь давайте-ка оставим эту тему и обратимся к шуткам.
Это их отвлекло. Мы прошлись по всему списку, сравнивая наши отметки. Затем попытались объяснить Майку те шутки, которые он не понял. С переменным успехом. Но настоящим камнем преткновения стали шутки, которые я отметил как «смешные», а Вайо — как «не смешные», и наоборот. Вайо спросила у Майка, что он о них думает.
Лучше бы она спрашивала его до того, как мы проставили оценки. Этот электронный прохвост-малолетка во всем соглашался с ней, а не со мной. Думал ли он так на самом деле? Или просто старался подлизаться к новой знакомой? А может, он решил подшутить надо мной, продемонстрировав свое извращенное чувство юмора? Спрашивать я не стал.
Когда мы закончили, Вайо написала на листке телефонной книжки: «Манни, если судить по номерам 17, 51, 53, 87, 90, 99, то Майк — это она».
Я не ответил, только пожал плечами и встал.
— Майк, я не спал уже двадцать два часа. Вы, детишки, болтайте себе на здоровье. Завтра я позвоню.
— Спокойной ночи, Ман. Добрых снов. Вайо, а ты хочешь спать?
— Нет, Майк. Я немного подремала. Но, Манни, мы же не дадим тебе заснуть, разве нет?
— Нет. Когда я хочу спать, то сплю.
Я стал застилать себе коечку.
— Извини, Майк! — Вайо вскочила и отобрала у меня простыню. — Я застелю ее потом сама. А ты храпи себе вон там, tovarishch, ты же крупнее меня. Вытянись как следует.
Я слишком устал, чтобы спорить, вытянулся и тотчас заснул. Кажется, сквозь сон слышал какое-то хихиканье и даже повизгивание, но поскольку просыпаться не стал, то полной уверенности у меня нет.
Проснулся я позже, а по-настоящему пришел в себя, только услышав женские голоса: один — теплое контральто Вайо, а другой — нежное высокое сопрано с французским акцентом. Вайо засмеялась чему-то и сказала: