Старший брат
- Дура, - коротко ответил Николай. - Чего об ней говорить.
- Ну, почему? Хочется в Москве.
- А чего тут сладкого? Дыхнуть-то нечем. Горько, прям чую, горько. Пришел вон, черное из меня лезет и кровь в носу.
- О-о, ты нежный какой. У нас хороший воздух.
- Вот и глотайте его. И никуда не зайдешь. По улице бегут, толкаются, прям в улице не помещаются, демонстрация. В магазин влез, еле выбрался. Ничего не пойму, кружатся, вот так вот. Прямо ад кромешный. За хлебом и то - душиловка. Хотел кренделей взять. Какое... Ноги бы унесть, без кренделей.
- А я вот каждый день стою,-сказала сестра.- Да еще в двух, трех очередях.
- Не-е, это не жизнь, - убежденно сказал Николай. - Я вот из дома утром иду на работу. Вышел и иду по улице, один. Широко, - развел он руками, просторно, спокойночко. Солнышко светит, зелень кругом, ветерок. Ни пихнут тебя, ни заденут. Иду. Знакомого увидел: "Здорово ночевали!" - "Слава богу". Дальше пошел. Вот так. Это по-человечески. Без всяких нор.
Свояк засмеялся:
- Патриот. А я своей земли патриот, своего города. Для меня он - самое лучшее место на свете. Николай ему не поверил.
- Брешешь, - сказал он. - Если б самое лучшее, ты б не убегал.
- А куда я бегу?
- Куда глаза глядят. При первом удобном случае. Отпуск, например, ты где проводишь? На Красной площади?
- Отпуск один раз в году. Отдохнуть, переменить обстановку.
- Ладно. В выходной ты где? Может, на метро катаешься? Опять нет, убегаешь подале. Греблей этой, по рекам, туризм. На лыжах. Куда? Ты бы и греб тут, по Москве-реке, если нравится. И на лыжах меж домами вилял. А? - Николай чувствовал свою правоту. - Почему, чуть свободная минута, ты как кобель с цепи - и рысью отсюда, из Москвы? Выходит, не больно тебе тут нравится. Я-то вот в выходной из дома не бегу очертя голову. Стараюсь, наоборот, в саду, в огороде.
- Ой, господи, - вздохнула сестра. - Я скучаю. Я бы домой уехала, - с улыбкой взглянула она на мужа.
- Давай, - одобрил тот с ехидцею.
А Николай не понял, оживился:
- А что? Сами говорите, дураков много. Пока они есть, меняйте свою квартиру на домик, положим, у нас. Мане работу всегда, бухгалтером. Ты инженер. К нам на станцию иди, тебе понравится. В пять часов вскакивать не надо. Выспался, поошел потихоньку. К девяти пришел. Поглядел, погонял за нами, за работягами. Пошел, порыбалил.
- Где?
- Да у нас станция, а рядом - вода. На лодочку сел. Побежал, сетчонку проверил. К обеду несешь себе судачков. Пару-тройку, - показал Николай хороший размер. - Два лещика. Сварганил свежую ушицу, отдохнул, снова пошел. Чем плохо?
- Это неплохо,- согласился свояк.-А сколько зарплата?
- Сто десять, сто двадцать.
- Сколько? - сморщился свояк.
- Боле сотни, говорю.
- У нас уборщица за такие деньги работать не будет. Понял?
- А какие же вам надо?
- Нормальные. Деньги, - произнес свояк значительно. - Чтобы можно было на них жить. По-человечески. Чтоб не считать по мелочам. Машину надо - значит, машину. Дачу - значит, дачу.
Николая этот тон немного задел. Он посидел, подумал, потом сказал с улыбкой:
- Тут машина не нужна. На работу - в метро, с работы - тоже.
- Я в выходной люблю уезжать. За город. Сел и маханул, чтоб тишина и покой. Разве плохо?
- Да оно, конечно, неплохо. Только вот ты скоро вертолет запросишь, всерьез сказал Николай.
- Почему вертолет? - не понял свояк.
- А потому, что останову нет. Велосипед, мотоцикл, машина, а там - дальше. У капиталистов есть самолеты, свои, личные. Надо и тебе. Сел в выходной -т-р-р - и на море. Покупался и назад. На машине-то не обернешься.
- Да, неплохо бы,-согласился свояк.
- Вот и я говорю, самолет, потом ракету.
- Нет, - отмахнулся свояк, - ракету не надо.
- Надо!-горячо возразил Николай.-Ведь самолеты у всех будут. Как сейчас машины, как мошкара, зудят, покою нет. А на ракете - шурш! - и махнул подальше, на другую планету. На выходной отдохнуть. А потом назад.
- Ладно, беру ракету, - сказал свояк. - А дальше что?
- И дальше придумают, какую-нибудь еще херимери.
- Слушай, - повернулся свояк к жене. - А ведь он - философ. Диоген.
- Коля у нас хорошо учился, - мягко улыбнулась жена. - И техникум заочно кончил, сам.
- Так что... Может, и вправду, - вроде засомневался свояк, - переехать. Как-нибудь проживем.
- Проживешь, - успокоил его Николай. - У нас с голоду не пухнут. Если ты не ленивый. Огородишко свой, сад. Все свежее. Я летом почти не жру. Светка меня ругает. А я пройдусь по огороду, по саду. Огурчиком похрумтел, помидор сорвал. Он - кровяной и на солнце светит. Разломил - сахарный. Я их без соли два-три. Прямо на месте. А тут яблоко манит. Абрикосов, веришь, по полведра за раз съедаю. Вишенку клюнешь, морковку дернешь, пощипешь смородинки. И все. И есть неохота. Правда, борщ я люблю с детства.
И он вдруг засмеялся, голову опустил, на сестру поглядывал и смеялся.
- Ты чего?-спросила она.
- А ты не обидишься?
- Чего?
- Да я про борщ. Ну, разве это борщ, что вы варите? Я б его сроду не ел больничный.
- Ты сравниваешь,-все же обиделась сестра.- У меня, кроме капусты да лука, ничего нет. А дома - помидоры, болгарка, вся зелень.
- Точно, - подтвердил Николай. - Помидоров не жалеем. Даже зимой. Бочковых и томат.
- Я помню ваш борщ,-сказал свояк и на жену поглядел. - Давай ужинать, а?
- Разобрало, что ли?
- Разобрало.
Сели ужинать. У хозяйки была славная вишневка, глядеть и пить приятно. Правда, Мария сама не пила, и муж ее желудком страдал. Так что пришлось Николаю одному. Он не отказывался. Пил и похваливал.
Поужинали. Пили чай, глядели телевизор. Там вначале футбол показывали, а потом бег. Да не спортсмены бежали, а всякий люд, уже в годах, пожилые и молодняк. Николай и в натуре видал, как бегали. Прямо тут, мимо дома. Но то из окна, издали, а в телевизоре, словно рядом, неслись и пыхтели мужики, ядреные бабы добром трясли. Смехота.
Николай засмеялся и не стал глядеть.
- Позор.
- Какой позор?-сказал свояк.-Спорт. А у вас не бегают?
- Ну, ребятишки, известное дело. А взрослые, - вроде не слыхать. Вроде никто еще не тронулся.
- А почему тронулся?
- А нормальный человек, он чего ж побежит? Кто ему дегтем помазал?
Николай не мог без смеха. Он свояку отвечал да нетнет и поглядывал в телевизор. А потом вдруг погрустнел и поставил точку.