Быть любимой
Пожалуй, Лена была опаснее, и Света заметила, что с каждым днем ее раздражение против Лены растет. Свете даже не хотелось с ней разговаривать и делиться радостями и тем более — многочисленными горестями. Курить они по-прежнему ходили вместе, но почти не говорили: так, сидели на темной и холодной черной лестнице.
Как-то Свете понадобилось собрать визы специалистов на одном административном документе. Подождав, когда Лена выйдет по каким-то своим делам, Света наклонилась к Нининому ушку и почти зашептала, хотя их и так никто не мог слышать, прося пробежаться по отделам.
Нина, не отрываясь от перевода, громко спросила:
— А что, Лене нельзя это поручить? Она, по-моему, сидит и от безделья просто мается. Пусть развлечется, а? Ей порастрястись полезно.
— Да меня от нее тошнит! Я с ней даже разговаривать не хочу!
— Пару недель тому назад вас так же тошнило от меня, что выразилось в поручении перевести какую-то итальянскую чушь для какого-то постороннего шофера. Теперь вас тошнит от нее, и вы предлагаете мне бегать по фирме, хотя у меня переводов аккурат до конца недели.
— Это не срочно.
— Кто это вам сказал? Вы это видите?
Нина показала ей бумажку-стикер, прилепленную к первой странице какой-то технической инструкции, на которой рукой одного из замов было начертано «Пр. пр. очень срочно».
— Это как раз даже пыр-пыр очень срочно!
— Ой, ну, Ниночка, пожалуйста! Ну, пожалуйста!
Нина сохранила файл и повернулась к Свете лицом.
— То есть в честь вашей тошноты я должна делать и переводческую работу, и организационную, а Лена днями и неделями будет пялиться в телевизор на свои дурацкие сериалы, не делая ни того ни другого? Почему перепады вашего настроения неизменно выражаются в увеличении моей рабочей нагрузки?
Свете было нечего ответить, и, когда вернулась Лена, Света поручила ей пройтись по отделам. Лена спокойно взяла бумажку и через полчаса вернулась, собрав все подписи.
— Ну и стоило сыр-бор городить? — спросила у Светы Нина, когда Лены снова не было в комнате. — Спокойно она все сделала. Нельзя ли немножко меньше поддаваться своим эмоциям? Я человек, конечно, повидавший виды, но в один прекрасный момент эти ваши взвивы и взвывы могут мне надоесть. За эти, знаете ли, деньги в пять утра вставать и ваши эти настроения на мозги принимать… Такую зарплату я могу и поближе к дому найти. Сейчас внешнеэкономической деятельностью в каждом ЖЭКе занимаются…
Свете было очень неприятно слушать подобные штуки, тем более что она сама понимала, что эмоции ее явно перехлестывают и к людям она относится не так, как следует, а как диктует сиюминутное настроение. Недавно ее безумно расстроил ее большая, стодвадцатикилограммовая любовь — Витюша Силенков.
…Еще в алексашинские времена ему оплатили двухнедельную учебу в США, в самом ковбойском штате Техас. Это, конечно, был холостой выстрел, потому что английским он владел примерно так, как Света — суахили. Нина была в отпуске, поэтому Свете пришлось самой сначала брать для Силенкова бумаги, заполнять их, а потом везти в американское посольство. (От этого она особенно обозлилась на Нину, сидевшую в отпуске дома, в то время как бедная Света тряслась в транспорте и мерзла у посольства.)
Силенков за услуги, как водится, спасибо не сказал и, наверное, если б можно было послать Свету вместо себя на собеседование, то он бы так и сделал, но, к несчастью, внешне они были мало похожи.
Вернувшись из Штатов, Силенков сразу вызвал ее к себе. Света, сияя от предвосхищения подарков и запоздалой, но горячей силенковской благодарности, под ироничным, из-за плеча, взглядом Нины побрызгалась лаком и духами, попудрила носик, подкрасила губки и понеслась на любовно-деловое свидание.
Витюша, весьма довольный поездкой, рассказал о том, как он был на бейсбольном матче, и вручил ей кучу материалов для срочного перевода — надо же было отчитываться за плодотворную учебу. Ни о каких подарках, даже о пустяковеньком сувенирчике, речи не возникло…
Виду Силенкову она не подала, но, уже поднимаясь одна в лифте, Света увидела себя в зеркале. Лицо у нее было перекошенным мукой, мертвенно-бледным, и, против ее воли, по нему в два ручья текли слезы. Немыслимая обида, невыносимая боль, разочарование, отчаяние… Куча переводов — вся Витина благодарность? Как добралась до отдела, Света не помнила. В комнате ее встретили расширившиеся при ее появлении светло-зеленые Ленины глазищи.
— Ты чего?!! На тебе лица нет! Случилось что?!
— Опять мне Силенков ни-че-го из Америки не привез! А я его так любила! — выдохнула Света свое отчаяние и разрыдалась, не в силах больше сдерживаться.
— О господи, матушка, вы уж совсем… — вступила Нина, картинно схватившаяся за сердце. — Я-то подумала, что вас, как минимум, вчетвером изнасиловали! Или детишек похитили и лимон долларов выкупа требуют! Вы в своем уме — по таким причинам рыдать? У вас что — много лишнего здоровья по таким поводам его тратить?!! Нашли на кого — на эту жирную скотину!
У Нины здоровье всегда было на первом месте, и только по такому поводу она могла выйти из себя.
Потом Лена, попив с ней кофе и отнюдь не избегая матерных выражений, выговорила ей за то, что нельзя любить всех без разбору, и плевать на этого хама и раздолбая, и что плакать из-за какой-то неподаренной безделушки нелепо, глупо и не по делу.
Нет, нет, Лена и Нина просто не понимали, что дело не в каком-то брелочке, а в любви! В том, что Света должна ежеминутно чувствовать, что ее любят, ценят! И не важно кто — жирный, нежирный… Любить Свету были обязаны все, а действительно искренне и преданно любили за всю жизнь от силы двое-трое… Хотя она старалась добиться любви окружающих всеми возможными способами.
…По фирме многие годы ходила сплетня, как Света бегала для Силенкова за сигаретами, — а кто ее мог распустить, кроме него самого? Света некстати вспомнила об этом, и ей стало еще хуже.
Проплакала она от расстроенных чувств целых три, с небольшими перерывами, дня, вплоть до вечера пятницы, когда ушли на выходные довольные собой и жизнью Нина и Лена, а они с Наташей из отдела кадров утешились бутылочкой мартини и шоколадкой. Вот Наташа действительно ее любила — все эти годы…
Она, будучи скорее ровесницей Нины, нежели самой Светы, очень о Свете заботилась, можно сказать, по-матерински, хотя тоже часто ей выговаривала за ее любовные порывы. А тут Наташа принесла ей вырезочку о том, что один психолог-психоаналитик решает жизненные проблемы своих пациентов простыми, естественными методами. Они с Наташей позвонили в центр, где это светило принимало страждущих, и им сказали, что Светин случай — самый их профиль, нигде, как у них, ей не помогут, и стоить это будет за все про все каких-то паршивых двести баксов.
Сумма, конечно, Свету впечатлила, но поскольку эти заначенные от цепких пролетарских клешней Евсеева двести долларов у нее были, она решила пустить их на благое дело избавления от психологической вторичности, как ее трепетность и влюбчивость по-научному именовала эрудированная Нина.
Психолог, к которому ее пропустили только после оплаты, слушал ее очень внимательно, изредка задавая наводящие вопросы. Потом сказал ей, что она чересчур эмоциональна, слишком зависит от отношения к ней других людей, быстро отдает эмоции и также быстро забирает их, если не встречает взаимности. А самое главное — человек, к которому она обратила свой благосклонный взгляд, просто не успевает в силу психологической инерции ответить на ее чувства, а она воспринимает это как предательство и трагедию. Ей нужно повышать самооценку, укреплять волю, а укрепить волю можно только укрепив весь организм.
Врач выписал ей рецепт на какой-то американский витаминный комплекс и выдал ей книгу собственного сочинения под названием «Что такое неприятности и как с ними бороться». Посоветовал он и терапевтическое лечение — в качестве подсобного. Оно состояло в ежедневном производстве очищающих клизм, сырьем для которых служила… собственная моча очищающегося. Ее следовало уварить до одной трети объема и, остудив, применять в качестве лекарства.