Несущий смерть
Керл рассеянно слушал болтовню отставного гладиатора и из вежливости кивал. А затем пришла Кэрол. Она была премиленькой и вызывала желание, а когда Керл узнал, что она замужем за бригадиром-паци, ему захотелось ее еще больше. Их имена удивительно красиво звучали вместе - Керл и Кэрол.
Заполучить ее в свою постель, как и предполагал Керл, оказалось совсем несложно. Мало какая женщина могла устоять перед Керлом Вельхоумом загадочным, угрожающе-обаятельным. Имя Несущий Смерть действовало безотказно, но даже зовись Керл иначе и не будь его репутация столь привлекательна для женщин, он все равно имел бы у них успех. Женщины находили этого высокого шатена с голубыми глазами и твердыми, чуть асимметричными чертами лица неотразимо обаятельным. Ах, малышка Кэрол! Она была очаровательна, а ее кожа пахла ландышем. Ее муж знал, что они встречаются, но боялся даже пикнуть...
Керл вздохнул и едва не подавился пеной. Это не осталось незамеченным, и сильные руки приподняли голову Керла, водрузив ее на упругий пластиковый валик.
Керл лежал и чувствовал, как невесомая пыль оставляет поры полумертвой кожи. Временами ему казалось, что вместе с пылью отстает и эпидермис. Слой за слоем. Скоро кожа отпадет совсем, и обнажатся покрытые полупрозрачной пленкой мышцы. А затем и они начнут распадаться. Тоненькими длинными волокнами - пока не останутся лишь белые кости. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы наполненная щелочью вода растворила скелет? Лишь голый череп будет лежать на пластиковом валике и ухмыляться. Бедный Йорик!
Интересно, откуда выплыла эта странная фраза? Керл чуть пошевелил плотно сжатыми губами, пытаясь повторить:
- Бедный Йорик!
- Сделать похолоднее?
Он не ответил. Откуда она знает, что Керл любит холодную воду? Раньше он всегда мылся лишь ледяной водой и презирал шампуни, жидкое мыло, разного рода губки, щеточки и аквамассажеры. Откуда она все это знает? Чувствует? Или, может быть, вызубрила наизусть досье на гладиатора Керла Вельхоума?
Должно быть, он неважно выглядит. Тело исхудало и покрылось синими пролежнями, атрофированные руки и ноги напоминают корявые сучья погруженного в липкий ил дерева. Впрочем, не важно.
В первый раз ему было очень неприятно, когда она положила его тело в ванну. Беспомощный, лишенный одежды, уродливо-неподвижный, доступный чужим взорам. Он и прежде редко раздевался, тем более на людях, проводя большую часть жизни под броней гимпиора. Очутившись в ванне, которую заливали яркие лучи света - он чувствовал их кожей, - Керлу захотелось спрятаться или хотя бы перевернуться на живот. Но он знал, что не сможет сделать этого. Гораздо проще было умереть, но и это было недоступно. Она зорко следила за тем, чтобы Керл не захлебнулся. Вскрыть бы себе вены, подобно этому, как его... О котором рассказывал Квинт Курций.
Старина Квинт! Славную недельку они провели тогда на Соммете. Керл мысленно улыбнулся, вспомнив кривые рожи порядов, когда они ставили на его удостоверении выездную визу. Он не доставил им удовольствия и не поддался ни на одну их провокацию. Паци лишь осталось пожелать Керлу доброго пути. А он послал им воздушный поцелуй. Это было великолепно!
Она словно почувствовала, что Керлу хочется лечь на живот. Руки приподняли негнущееся тело и перевернули его. Голова вновь оказалась на мягком валике. Где-то у самого носа плескала вода. Если бы Керл мог высунуть язык, то, верно, дотянулся бы до нее. Что-то шершавое и мягкое одновременно принялось тереть спину.
Это было приятно, и Керлу захотелось зажмуриться. Как жмурится кошка, когда ей чешут за ухом. Теплая волна сквозь кожу согрела омертвелые мускулы. Керл попробовал пошевелиться. Нет, только показалось. А как бы было великолепно, если бы его тело вдруг ожило, он встал и сомкнул пальцы на ее тонкой шее.
Шея обычно тоненько хрустит, если ее сильно сдавить пальцами. И тут же становится скользкой от крови.
Интересно, успела бы она удивиться? Интересно, смог бы он сомкнуть пальцы? Шершавое коснулось пяток. Стало чуть щекотно. Затем мягкие руки обработали пальцы ног, вычищая несуществующую грязь.
Тело Керла вернулось в исходное положение. Шершавое коснулось груди, живота (малыш, ты не слишком привлекательно смотришься!), ног. Точно так же делала Гэй с Оргуски, подобравшая его, раненного, у своего дома. Керл тогда был еще молокососом и по собственной глупости не сумел уклониться от встречи с ночным патрулем. Он не помнил точно, сколько президентских леопардов он уложил и как сумел уйти от погони. Гэй подобрала его, спрятала и долго лечила. Скорее, считала, что лечила, - на Керле обычно все заживало как на кошке. Гладиатор мог уже на третий день покинуть ее дом, но на него была объявлена охота, и он счел, что лучше отсидеться. Гэй точно так же купала его, медленно проводя рукой от иссеченной синеватыми венами шеи к ногам. Где-то на полпути она обычно возбуждалась и, не снимая халата, залезала в воду. Тяжелая ткань набухала и неохотно пропускала руки Керла к округлым бедрам.
Она начала теребить его шевелюру. Волосы пока жили, но Керл подозревал, что скоро они начнут выпадать. Облысев, его голова будет смотреться весьма уродливо.
Зажурчала, убегая, вода. Керл был извлечен из ванны и помещен в сушильню. Горячие струи приятно обжигали тело, теплыми язычками проникая в самые крохотные щели. Это смутно напомнило Керлу его безумное путешествие по Огненной пустыне. Это было давно, когда он был горяч и неумен. Как-то Керл поспорил, что пересечет пустыню в Мераске - самое страшное место на планетах Содружества. Пари было заключено на десять тысяч кредитов. Керлу было известно, что пройти надо всего шестнадцать миль, но температура здесь достигала семидесяти градусов по Цельсию. Он знал обо всем этом, но не догадывался, что такое семьдесят по Цельсию. Он не предполагал, что значит шестнадцать миль, когда воздух напоминает расплавленный кисель, вязко обжигающий рот и трахею. Условия пари были жесткими, и он должен был идти без сопровождения гиппера. Если бы Керл упал, то там бы и остался. Керлу захотелось упасть уже после первой мили. Но он стиснул зубы покрепче - тогда он еще мог это сделать - и шел. Каждый глоток воздуха был невообразимой пыткой, лицо и обожженные кисти рук горели так, словно на них капали кислоту.