День середины лета (СИ)
Весьма одобрительный гул - не только среди господ, но и черни - стал ответом на Амарешевы речи. Огнезор же едва сдержался от проклятия.
- Зачем высоким лордам оттягивать коронацию? - недоуменно спросила Слава, с подозрением присматриваясь к зашевелившемуся вокруг люду.
- Очень правильный вопрос... - хмуро произнес Гильдмастер. - За два с половиной месяца, коль уж ты в отчаянии, многое успеть можно... Сейчас лишь редкие шепотки о том, что молодой наследник - ставленник гильдийных дьяволов, бродят среди городской черни. Пока не опасные, но, если постараться, и до восстания довести выйдет... Да и надеяться на то, что Амареш обычным убийством погнушается, я бы не стал! Мы все-таки его почти в угол загнали... Раньше-то лорд осторожничал, но теперь, думаю, поднимет все свои силы. В скольких еще покушениях Илан уцелеть сумеет? В трех? Восьми? Дюжине?..
Он торопливо послал неприметный знак высокомерной молодой леди в соседнем ряду слева. Леди поощрительно улыбнулась, будто флиртуя, - и быстро сложила пальцы в том же жесте, передавая безмолвное сообщение подпиравшему стену парню в лакейской ливрее. Юноша протолкался поближе к хорам, чтоб на глазах у скорбящих жриц нагло ущипнуть чью-то горничную да прошептать ей на ушко непристойность. Девчушка шарахнулась к пожилому дядьке-охраннику: жаловаться на слугу-баламута. Мужчина выслушал и хмуро послал знак своему собрату по ремеслу, караулящему сейчас покой министра... А вскоре уж и грозный Иланов страж кивнул в ответ на тайное словечко.
Благочестивые жрицы даже представить себе не могли, сколько темных мастеров собралось сейчас под этими святыми сводами!..
- Что ты передал Ледогору? - шепотом полюбопытствовала Слава.
- Отвести Илана в Общий Дом. Я не спущу с него глаз до самой коронации.
- Разумно. Там безопасно...
- Но не здесь! - резко оборвал ее Гильдмастер. - И не для таких разговоров!..
Черноглазая, наконец, заткнулась.
И, кажется, как раз вовремя! Шелест голосов, вызванный речью лорда Амареша, начал постепенно сходить на нет. А причиной тому был, без сомнения, благообразный щуплый старичок в расшитой каменьями зеленой хламиде - почтенный храмовый настоятель, отец Гутор собственной персоной. Старичок распрямился над алтарем, одинаково возвышаясь теперь и над толпой, и над белым ликом покойного безумца. Обвел взглядом огромный зал, призывая к тишине и вниманию
- Сегодня день скорби, - начал свою речь, роняя слова негромко и без пафоса, но так, что эхо разлетелось с неожиданной силой, заставив заскучавший было люд поднять глаза да выпрямить спины.
- ДЕНЬ СКОРБИ, - повторил с нажимом, принудив утихнуть тех, кто до сих пор шептался, шелестел да всхлипывал. - ДЕНЬ СКОРБИ - НО И ДЕНЬ ПРОЩЕНИЯ, - произнес уже в совершенной тишине благоговейно внимающего ему зала. - Святой человек и великий правитель покинул нас, отправившись к своим предкам, как сплетено было ему Небесными Сестрами. И все мы, каждый из нас, скорбим по нему - но и радуемся. Ведь сами Богини сейчас приветствуют его, принимая, очищая и прощая...
Долго и красочно говорил отец Гутор о лежащем перед ним царственном покойнике: о немощи его тела, о страданиях на благо Империи; о том, как день ото дня превозмогал Его Божественность физическую боль и желание смерти ради долга правителя; о том, что сделано было в годы его царствования, как поднялись города и селения, укрепились гарнизоны, безопасными стали тракты... Не было лжи в его словах, но так поразительно искривлялась правда, что и сам Гильдмастер, не знай он всего, мог бы уверовать в величие мертвого безумца...
Поистине, главный настоятель не зря слыл прекрасным оратором!
- Учись, Слава! - насмешливо шепнул Огнезор своей спутнице. И почти уж собрался добавить еще что-то столь же едкое, но затих в удивлении, почуяв вдруг в речах святого отца нежданный и опасный поворот.
- С давних времен в скорбные дни, подобные нынешнему, принято дарить прощение грешникам, - во всеобщем молчании продолжал обжигать словами старик. - Даже смертник может сыскать сегодня людскую милость, ибо не нам, людям, упорствовать в осуждении, коль уж сами Богини в сей день прощают. Мы знаем, что лишь Светлые Сестры истинно всемогущи - ведь всякому из рожденных в этом мире дают Они дух и тело, направляют и выплетают судьбу. Ремесленники и воины, крестьяне и лорды равно идут их путями, равно могут искать их снисхождения. Праведным жрицам и головорезам с тракта, преступникам и судьям одинаково рады в стенах Храма... - его голос притих ненадолго, мягко ложась собравшимся на плечи, обнимая и убеждая, увещевая ласково, с отеческой любовью и скорбью... Чтобы взвиться затем к сводам Зала, загреметь с почти гневным возмущением. - Всем рады в своем доме Богини! ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ МЫ, МОЛЯЩИЕСЯ ИМ, ОТКАЗЫВАЕМ НЕКОТОРЫМ В ЭТОЙ МИЛОСТИ?! ПОЧЕМУ ГОНИМ ПРОЧЬ ТЕХ, КТО ИДЕТ В ТЕНИ, ПОВИНУЯСЬ ДОЛГУ?! Разве не Богини плетут их судьбы, так же, как и прочим людям? Разве не по воле Светлых избраны они палачами - теми, кто несет печать проклятия за нас всех? Вершит грех, страшный, но необходимый, позволяя нам, всем прочим, оставаться перед Небом праведными?.. Воин, совершивший смертоубийство на поле брани за свой род и свою землю, может к алтарю прийти и покаяться - и нет нужды ему скрываться от соседей, не станет он отверженным изгоем, не смешают его имя с проклятиями... Но кто же суть ОНИ, идущие в тени, скрывающие лицо маской, как не воины, в крови и насмерть стоящие за Империю?! За нас с вами, за наш покой и благоденствие?.. Я верю, что Богини справедливы! Я верю, что Богини милостивы! Они примут и простят каждого, кто попросит от всей души, кто будет искренним. Идущего в тени они тоже примут...Так какое право имеем мы - смертные и сами небезгрешные - судить, не допуская к Храму?! Не высшее ли это лицемерие - проклинать от имени Богинь, зная, что Они простили бы?.. Мы не хотим в подобный миг лицемерить! И сегодня, в день смирения и скорби - но также в день прощения и понимания, Пресветлый Храм Исцеления, служащий Богиням-сестрам, СНИМАЕТ РАЗ И НАВСЕГДА ПРОКЛЯТИЕ С ТЕХ, КТО ЗОВЕТ СЕБЯ ТЕМНЫМИ МАСТЕРАМИ! Отныне дозволено им ступать в святые стены, ища, подобно всем прочим, лечения, сострадания и прощения. Дозволено молиться у алтарей, носить божественные амулеты, читать святые книги и совершать священные обряды. Молва же о том, что идущие в тени суть порождения дьяволов, признается с сего дня ересью! Ересью непозволительной и опасной для всякого! Да будет отныне так!
Гулкое, пораженное молчание стало ему ответом. Никто не ожидал ТАКОГО от отца-настоятеля. Никто пока еще не верил до конца, что услышал то, что услышал...
Истерический смешок вдруг вырвался из собравшейся толпы - и этот тихий звук вмиг разорвал обманчивую тишину на части. Все заговорили в одночасье. Гомон, возмущение, вскрики, удивление слились под сводами Храма в возбужденную, тревожную многоголосицу - и даже о несчастном покойном сейчас позабыли накрепко.
Щупленький и незаметный (теперь, когда не возвышался над головами прихожан), Гутор протолкался к их скамье. Любопытно, видать, было старичку увидеть лицо Ледяного Дьявола, столь щедро только что им прощенного!..
Гильдмастер встретил жреца внимательным, оценивающим взглядом.
- Не ожидал, святой отец, от тебя подобного... цинизма... - усмехнулся одними кончиками губ.
- Каждый делает по силам его, - ничуть не смутился настоятель. - Негоже ведь молодому наследнику начинать свой путь с обвинений в дьявольском сговоре.
- А не боишься, что и самого тебя постигнут те же обвинения? - Огнезор говорил чуть насмешливо, стараясь скрыть за светским тоном беспокойство. - Как бы прочие святые жрецы и жрицы не отвернулись от своего настоятеля... Да и в народе вдруг начнутся брожения...
- Может, начнутся, а может, и нет, - старичок лишь довольно прищурился. - Не только ведь в твоих стенах собираются талантливые сочинители... Народ любит красивые сказки. Прежде о темных мастерах только страшное пели, теперь геройское да слезливое присочинят...