Змей-искуситель
– Мать говорила мне, что не может вернуться назад, потому что родила ребенка без мужа, и что дома ее никто не ждет.
– Бедная Марджори! – Софи снова помолчала, со?бираясь с силами. – Только я знаю правду, и я расскажу тебе. Ты сам решишь, говорить об этом Александру и остальным или нет. Это разобьет Александру сердце. Я знаю, что причиню тебе боль, но ты причинишь еще больше боли, если будешь винить свою семью в несчас?тьях твоей матери.
– Расскажите мне.
Софи закрыла глаза, потом открыла и посмотрела на меня твердо, решительно, печально.
– Отец сказал Марджори, что она сможет вернуться домой только в том случае, если отдаст ребенка на усы?новление. Он сказал, что она разрушила свою жизнь. Сказал, что она разбила ему сердце и что он никогда не простит ее. Сказал, что он лучше выбросит ее ребенка в реку, но не будет воспитывать ублюдка в своем доме. Он сказал, что либо она отдаст ребенка, либо может ни?когда не возвращаться домой. Я знаю. Я слышала, как он говорил ей все эти ужасные слова.
Я долго сидел с опущенной головой. Я молчал, потому что не хотел ничего чувствовать: в эту минуту я понял, чем пожертвовала моя мать, чтобы сохранить меня, пусть она и плохо справилась со всем остальным. Когда я снова посмотрел на Софи, она слегка задыхалась, но глаза ее оставались ясными.
– После того как твоя мать исчезла, твой дед боль?ше никогда не произносил ее имени. Его убили сожале?ния. Только я знала, что он умер от разбитого сердца.
– Все в семье чтут его память, – заметил я. – Ал вообще уверен, что он был святым.
– Это так. Теперь ты должен решить, рассказывать ли Александру правду или ничего ему не говорить. Но больше никаких горьких чувств по отношению к этой семье, договорились?
Я встал, нагнулся, словно кланялся ей, и взял ее хрупкую руку в свою:
– Вы – моя тетя Софи, и я вам верю, – просто от?ветил я.
Ее глаза заблестели от слез.
Я никогда не говорил Алу о том, что его отец сделал моей матери и, следовательно, мне. Просто незачем было это делать. Кроме того, я уже тогда понял, что нельзя причинять боль людям, которых любишь.
Теперь у меня была семья.
Признание тети Софи не изменило меня, но я начал понимать, что Ал не зря спас меня, и мне захотелось, чтобы он и все остальные Джекобсы мной гордились.
Когда мне исполнилось восемнадцать, я случайно ока?зался возле плаката, призывающего записываться в армию. Меня словно громом ударило. Война во Вьетнаме уже закончилась, но оставила горькое послевкусие в об?ществе. Армия казалась зловещей силой. Люди говори?ли, что все генералы – лжецы, как и Никсон, а карьера военного казалась глупостью. Во время учебы в коллед?же Ал служил в Национальной гвардии и разрывался между двумя противоречивыми чувствами. Он ненави?дел войну как таковую, но два его двоюродных брата морских пехотинца были убиты, а он остался жив.
– Солдаты не виноваты в том, что чертовы полити?ки и генералы послали их на бойню без всякой на то причины! – кричал Ал в запале. Возможно, его мучило чувство вины.
Я проще смотрел на вещи.
Молодой парень с бульдожьей челюстью на плакате возле магазина выглядел очень эффектно. Лозунг под ним кричал: «Стань солдатом сил особого назначения! Ты поможешь угнетенным!» Мурашки побежали у меня по спине. Я мог стать солдатом. Воином. Самураем. Ры?царем в сверкающих доспехах. Я буду освобождать уг?нетенных. И никто не станет спрашивать меня, что я чувствую, и говорить, что я должен научиться жить в нормальном мире. «Зеленые береты» не обязаны впи?сываться в окружающий мир. Они совсем другие. Они просто выполняют свою работу – и эта работа состоит в том, что они спасают мир.
Я зашел на призывной пункт и записался в армию.
– Наконец?то я нашел свое дело, – объявил я в тот вечер Алу и Эдвине. – Я стану «зеленым беретом».
– И это лучшее, на что ты способен? – закричала на меня Эдвина. – Ты мечтаешь о том, чтобы побывать в экзотических странах и убивать экзотических людей?
И тут она расплакалась. За те четыре года, что мы прожили под одной крышей, я ни разу не видел ее слез. К тому времени она уже ушла из офиса окружного про?курора и работала адвокатом в группе борьбы за соци?альные свободы. Она сделала себе имя в городской по?литике. Ал пошел еще дальше. Он выиграл выборы и стал судьей штата. Иногда я так и называл его: судья Ал.
– У тебя доброе сердце, но ты ничего не понимаешь в жизни! – простонала Эдвина. – Армия так тебя изу?вечит, что мы тебя не узнаем!
Ал рассуждал более логично, но тоже был очень рас?строен.
– Я уважаю военных, Ник, но я не верю тем людям, которые руководят вооруженными силами в данный мо?мент. Армия – не настолько благородный путь, каким ты себе его представляешь. И потом, ты ведь ненави?дишь правила, ты терпеть не можешь жить чужим умом. Тогда почему, ради всего святого, ты решил стать час?тью самой регламентированной, анахроничной, без?душной и безмозглой структуры из всех когда?либо со?зданных человечеством?
Что бы я ни говорил в ответ, это ничего не меняло. Я собрал свой вещевой мешок и ушел среди ночи, пока они крепко спали. С дороги я отправил открытку Эд?вине: «Можешь выбросить черепа койотов, если хо?чешь».
Через неделю после начала занятий в учебном цент?ре я получил посылку от нее и Ала. Там оказалось мно?жество забавных, самых обычных вещей, которые семья посылает сыновьям в армию, – печенье, новые носки, хорошая бритва, коробка канцелярских принадлежнос?тей и четки, оставленные мне тетей Софи.
В посылке была записка от Ала. «Ты решил, что суме?ешь легко избавиться от нас? – писал он. – Я же предупреждал тебя, что нас не стоит недооценивать». К за?писке прилагалась фотография моей спальни, в кото?рой давно не осталось ничего девчачьего. Эдвина повесила черепа койотов на стену.
Глава 7
Специалист по вооружению Николас Якобек – так меня теперь называли. Сержант Ник Якобек, «зеленый берет». В тысяча девятьсот восемьдесят первом году мне было двадцать три года, рост шесть футов четыре дюйма, вес 225 фунтов одних мускулов. Я прослужил в армии пять лет и был достаточно счастлив. До этого времени я никого не убил, но я знал, как это сделать. Я овладел де?сятком разных приемов, не считая врожденного дара легко управляться с любым оружием, состоящим на во?оружении в армии США. Я даже начал прилагать неко?торые усилия к получению университетского диплома. RIGHT SQUARE BRACKET Как только меня отпускали из форта Брэгг, Северная Каролина, я садился в самолет и летел домой в Чикаго. Ал и Эдвина по?прежнему не одобряли мой выбор жиз?ненного пути, зато мы много говорили об их карьере. Они оба стремительно поднимались вверх по ступеням политической лестницы штата. Поговаривали о выдви?жении кандидатуры Ала в конгресс.
– Не так плохо для тупого парня и беременной жен?щины, – заметил Ал.
– Да пошел ты, будущий папаша! – парировала Эд?вина.
Им с Алом обоим было за тридцать, и они много лет пытались завести ребенка. Они уже почти совсем по?теряли надежду, когда Эдвина наконец забеременела. И теперь она передвигалась, как белокурый воздушный шарик на сосисках. Когда осенью я переступил порог их квартиры, до родов ей оставалось всего две недели, и она только что ушла в декретный отпуск. Эдвина тут же нашла мне занятие.
– Твоя задача, сержант Ник, каждый день выводить меня в парк на прогулку.
– Я готов, только не падай на меня. Она обругала меня на латыни.
На следующий день мы облачились в теплые свитера и тренировочные брюки и двинулись по людной улице прочь от дома. Ал был в суде. Эдвина шла на пару шагов позади меня, а я расчищал ей путь в толпе вышедших перекусить служащих. Люди обычно расступались при виде меня. Я слышал, как Эдвина пыхтит и отдувается.
– Посмотри, как от нас люди шарахаются, – бро?сил я через плечо. – Они боятся, что ты сейчас превра?тишься в шар для боулинга.
– Ник!
Странный тон Эдвины заставил меня обернуться. Она остановилась и указывала вниз. Огромные пятна расплывались на ее темных брюках.