Нити жизни (СИ)

Спустя полчаса я выключила душ и завернулась в полотенце. За окном уже чирикали птицы. Пока я переодевалась в пижаму, внизу, скорее всего на кухне, что-то громыхнуло. Я подошла к комоду, выдвинула верхний ящик и вытащила фен. Распутала шнур и впихнула штекер в розетку. Включила. Освободилась от махрового чурбана на голове и принялась сушить мокрые сосульки. Шум наполнил комнату, заглушив все остальные посторонние звуки.
Закончив, расчесала волосы, хотя щетка еще с трудом продиралась сквозь остатки спутанных кудрей. Но я расправилась с ними и собрала гриву в неряшливый кособокий хвостик, после заколола челку, чтобы она не падала на лицо.
В этот момент снизу опять раздался чмокающий звук. Мой нос уловил слабый запах свежей выпечки. Животик радостно забурчал. И держа нос по ветру, я стала спускаться. Прошла через фойе и, завернув под боковую лестницу, ведущую еще на один ярус вниз, оказалась около кухни.
— Тук-тук, — выдала я, раздвигая и втискиваясь через дверные створки.
Стоя ко мне спиной, сестра мыла под краном тарелку.
— А вот и ты, — сказала она, поворачиваясь ко мне. — Давненько не виделись, — на желтых резиновых перчатках виднелась мыльная пенка.
— Я тут вздремнула часок? — сказала я, опускаясь на табурет.
— Ты проспала пять часов. Скорее похоже на кому. — Она извлекла из мойки стакан и, ополоснув, положила в сушилку. — Лучшей перспективы даже представить себе не могу.
— Не говори так, — ответила она и вытерла губкой опустошенную раковину. Я продолжала наблюдать, как она выключила кран, избавилась от защитных рукавиц, повесив их на ручку духовки.
— По поводу вчерашнего, — начала я, дождавшись, пока она дойдет до конца стола.
— Судя по всему, тебе уже лучше. — Она старалась говорить, как ни в чем не бывало, но я улавливала скрытую обиду.
— Да, — зевнула я.
— Я боялась, что с тобой что-нибудь случится.
— То, что хуже смерти? — я судорожно рассмеялась. — Зря волновалась.
Она с минуту смотрела на меня, потом спросила:
— Хочешь чего-нибудь перекусить?
— Не откажусь, а чем угощаешь?
— Молоко и черничные маффины. Еще есть вафли, только что приготовленные. — Она кивнула в сторону приспособления для выпечки, где в пластиковых формочках лежали, поджаренные до хрустящей корочки, вафельки-сердечки.
— Я буду всё, — объявила я.
— Хороший выбор! — провозгласила Алина.
На улице кто-то промчался на быстром шумном мотоцикле. Мне показалось, что я даже уловила выхлопные газы.
— А чего это ты не в школе? — сказала я, вдруг, вспомнив о времени.
— Блин, — протянула сестра и вздохнула. — Ты, как мама, ну, честное слово! Содержание доверия на нуле. У меня «окно». Занятия после обеда — вторая смена. Правда.
Я поверила, но приняла отрицательный вид — сощурив глаза до щелочки.
— Тс-с-с… — цокнула она язычком. — Не веришь, да? Хочешь, могу принести распечатку расписания, убедишься сама.
— Вот уж не надо, — я рассмеялась. — Верю.
Сестра подошла к холодильнику и вытащила молоко:
— Держи!
— Спасибо. — Я налила себе стакан и дотянулась до маффина, рядом на блюдце Алина поставила те самые вафли.
Я облизнулась и принялась хрустеть, с наслаждением уплетая вкусняшки.
— Вижу, тебе понравилось? — заметила сестра, поглядев, как я поглощаю кекс и отламываю кусочек от вафельки.
— Угу, — облегченно промычала я и улыбнулась.
Позавтракав, мы поднялись в мою комнату. Почему? Просто так вышло. Алина разлеглась на коврике, подложив под голову руку и, включив телевизор, сказала:
— Не хочу на учебу! Это такая скука.
— А как же Майкл? — Я облокотилась на край стола.
— Ну… мы видимся в основном в обеденный перерыв, да и сталкиваемся в коридоре. — Она перевернулась на спину и стала писать что-то в воздухе.
В это время на экране по кабельному показывали рекламу зубной пасты.
— А тебе бы сразу хотелось за него замуж, медовый месяц и целый детский сад с детишками, да?!
Сестра покрылась красными пятнами.
— Не говори ерунды! — простонала она. — Просто, это естественно, хотеть находиться рядом с тем, кто тебе нравится или уже по уши влюбленная. — Она смущенно прикрыла ладошками лицо и засучила ножками, как карапуз.
— Не знаю, — холодно ответила я, и это было правдой. Я никогда особо не стремилась к завязыванию отношений с кем-то. Скажем так, этот период выпал из моей жизни, как ненужная карта из колоды карт. Время, когда у девочек и мальчиков начинают возникать первые, не совсем дружеские, но — теплые, трепетные чувства, я проводила за учебниками. Если в краткости, то выполняла программу по своему культурному образованию, составленную моей амбициозной мамочкой. И всегда пыталась понять, почему родители перекладывают на хрупкие плечи своих детей то, чего не смогли достичь сами. Все свои нереализованные мечты и собственные желания. Они, как олимпийские бегуны, вручают нам эту эстафету и всю дорогу продолжают гнать вперед — без отдыха и остановок. В этом они видят наше счастье? Делая за нас выбор? Определяя нам судьбу? Неужели так трудно, хотя бы один раз задать простой вопрос: «А что ты хочешь?» Один раз дать нам шанс выбрать самим, а не пренебрегать, ссылаясь на то, что они знают, что для нас более подходящее. Но так неправильно. Ведь мечты, как отпечатки пальцев — не бывает двух одинаковых, у каждого свои — сокровенные и желаемые. И важно найти ту самую искорку, поддержать её и вывести на нужный уровень. Почему многие не понимают таких простых вещей?
Я, конечно, не считала себя чем-то обделенной или слишком обремененной. Всегда все положенное выполняла, но без интереса, без того запала, который приносит ощущение счастья, но оно было в маминой улыбке, глазах, в хваленых словах знакомых, в грамотах и поздравлениях. Поэтому я просто не могла взбунтоваться и все бросить. У меня не было на это права. Я боялась принести разочарование любящим меня людям, так что, продолжала все держать в себе. Наверно, поэтому, мои дни были пусты и бездонны, хоть я и уверяла себя, что это не так. Все только ширма, за которой спрятано столько всего. Всякий раз мне не хватало той крохотной девочки, что жила внутри меня и мечтала о столь многом, порой нереальном, фантастичном, но столь удивительном. А потом все рухнуло, полетев в тартарары и как странно, я стала скучать даже по той расписанной, занятой и суетливой жизни, которую никогда не жаловала и от которой теперь оставались лишь ломкие напоминания.
— А тебе бы разве не хотелось того же? — сестра приподнялась и поймала мой замутненный взгляд, быстро вернув меня в настоящее. В её глазах плясало озорство.
У меня челюсть отвалилась. Хлебом не корми её, а дай поковыряться в твоей башке. Вот она, плохая наследственность — гены нашей матушки. Выуди все, что можешь и используй это в своих корыстных целях. Цены бы им вдвоем в разведке не было.
— Ну… нет, — выдала я. — Мне и одного недуга хватает, еще одну мороку хочешь свалить на меня? — вышучивала я. — Хотя, это довольно забавно, когда наблюдаешь за влюбленными парочками. Одного взгляда уже на тебя достаточно, чтобы сделать вывод. Пациент, ваш диагноз ясен — мозг ушел в бессрочный отпуск и забыл прислать замену, — я щелкнула её по носу. — Это печально и нечему тут радоваться!
— Вот, ты так всегда! Это все твоя защитная реакция! Я-то знаю, — кивала она, как китайский болванчик. — Все девушки мечтают об этом.
— Возможно. Но не я, уж очевидно. — Меня её речь не убедила.
Никогда толком не понимала, что это значит — «любить». И где пограничная полоса между — «нравится» и «люблю»? Все чувства похожи, все отображают наши эмоции в определенные моменты, но как определить, какие из них подлинные, а какие лживые?
Любить — как много заложено в этом слове и как мало осознаваемого. Если, это значит, постоянно думать о человеке, нигде и ни с кем не находиться, а лишь рядом с ним, то разве, — это не обычная привязанность, привычка или чувство долга за тех, кого мы приручили? Отдаем ли мы себе отчет в том, что нами движет? Или любовь превращает нас в слепых котят? Опиум для наших глаз и ушей, но у противоядия горький вкус, тогда задумываемся ли мы, употребляя этот яд?