Нити жизни (СИ)
— Ну и дурак, — тихо произношу я.
Через девять звонков и восьми сбросов, я все же сдалась, ответила:
— Вы не устали? — заявляю я.
— Кто вы?
Вот те и приехали. Хорошо же врачи помнят своих пациентов.
— Ваше наказание, — ехидничаю я. Не знаю, почему, но не прет меня с ним на вежливость.
— Полина?
— Угадали, — говорю, а сама прокручиваю папину любимую присказку: «Возьми с полки пирожок, там их два, возьми тот, что на верхней полке, сдуй пыль и положи обратно».
— Ты знаешь, что ты нарушила правила госпиталя?
После этой фразы я стала думать, как бы тактично его послать. Не придумала и пока решила язвить в привычной для меня манере:
— А что, вам уже понизили зарплату или направили в кадры за трудовой?!
— Послушай, ты должна вернуться, как можно скорее.
— Ничего я не должна! Вам — уж точно.
— Подумай о себе, как твое состояние? — В его голосе есть тревога. — Покалывание в груди, затрудненность дыхания, отечность конечностей? — перечисляет он. Неужели ему не все равно?
— Нет.
— Хорошо, ты не одна? Помни, что никакого эмоционального напряжения и физических нагрузок не должно быть.
«Да, я знаю все это. И меня достало, что все мне об этом напоминают», — кричу я у себя в голове.
— Да, — подтверждаю я, скрипя зубами.
— Я надеюсь, ты понимаешь всю серьезность положения и будешь благоразумной и вернешься к вечерней смене? Иначе, мне придется сообщить руководству и связаться с твоими родителями.
«А вот и подвох. Бесит».
— Значит, шантаж?!
— Рациональные меры.
— Я взрослый человек. И имею право распоряжаться собой!
— Ты не совершеннолетняя.
Его слова цыкают в моей голове и доводят до невроза. Прежде, чем он произносит что-то еще, я почти выкрикиваю:
— Что?! Мне восемнадцать лет и я гражданка Российского государства, а не одного из отсталых штатов Америки, где взрослым человека воспринимают только после достижения двадцати, а то и двадцати одного года. Вы что-то попутали!
Я слышу, как он выдыхает.
— Послушай, госпиталь — это не клетка, и ты не подопытное животное, но почему тогда ведешь себя именно так?
Отношения врача и пациента — сотрудничество, поддержка, понимание, уважение, сочувствие, благодарность. Но сегодня у меня нет желания соблюдать надуманный этикет.
— Это не ваша забота! Хотя знаете, если со мной что-то случится, я надеюсь, вас замучают угрызения совести. Вас лишат лицензии, и закончите вы свои дни в доме престарелых, среди «уток» и манной каши.
Выговорившись, я сняла заднюю панель телефона, выдрала аккумулятор и выкинула мобильный — в горшок с землей. Но вспомнив, что он все же не мой, вытащила и в разобранных частях водрузила сбоку стола. «Наверное, на телефоне бактерий и грязи больше, чем на унитазе» — подумала я. Унитаз мы иногда чистим, а трубку-то нет. Трогаем ее грязными руками, кладем на общественные скамейки, забрасываем на дно сумки, держим в тепле, которое действует, как парник для заразы, а еще мы даем иногда кому-то написать сообщение или совершить звонок, а вдруг этот кто-то сходил в туалет и не помыл руки? Ужас. Потом к лицу, к уху, а кто-то ведь даже грызет свой телефон. Опасность везде. Но мне-то все равно. И зачем я вообще об этом задумываюсь?
Мой кофе успел остыть, а тирамису растаять.
Меня мутит, в голове что-то трещит и бумкает. Я роняю свою голову себе на руки. Тормошу волосы, пальцы проскальзывают сквозь плотные, но мягко стянутые пряди.
— Ну вот, вон там, видите. Я же говорила!
У меня галлюцинации, потому что я слышу голос сестры.
— А, теперь понятно, почему номер недоступен.
Я поднимаю голову и офигеваю. Сестра, ее парень и персону, которую я никогда в жизни больше не хотела увидеть — его брат, стоят передо мной.
— Хай! — говорит Майкл и плюхается на стул, сестра обходит столик и садится рядом со мной. Дядя степа с ростом в два метра усаживается напротив меня. Отрезвляющая картинка. Ощущение, что меня сейчас вывернет, и это было бы фантастично, потому что в моем желудке нет ничего, кроме глотка мокаччино и одного калорийного кусочка пирожного. Я гримасничаю.
— Ты вытащил меня, чтобы я любовался на эту алкоголичку с похмельем? — сказал Нейл, откинувшись на спинку стула и вытянув руку на стол. Именно тогда я заметила, что костяшки его пальцев на правой руке замотаны в несколько слоев бинта, через которые просвечиваются полоски от йода.
Майкл толкает брата локтем в ребро, моя сестра пожирает его взглядом гадюки, того и гляди запрыскает ядовитой слюной.
Меня посетила запоздалая мысль — какого хрена он вообще здесь делает? Ну, что ж, раз хочет попасть под раздачу, я как раз на нужной волне — уже ругаюсь сквозь зубы.
— Рот закрой, — прошипела я, оскаливаясь.
Его выразительные глаза, в которых намного больше можно увидеть, чем он показывает, опять выражают свое призрение мне, как почтение.
Кажется мы из тех людей, которые уже заочно ненавидят друг друга, а встретившись, создают что-то по типу мертвой зоны вокруг себя. И я не завидую тому, кто попадает в нашу воронку.
Мы смотрим друг на друга — игра в переглядки, кто кого, начата.
Я слышу, как сестра подает знак официанту и просит принести ей каппучино и чизкейк, как Майкл заказывает два «американо», как девушка за соседним столиком рассказывает о поездке на пляж, как самолет пересекает небо, оставляя серебряный след. А я, не отрываясь от карих глаз, думаю, что секунды тянутся, как дни. Но, иногда в жизни нет выбора, и все происходит за мгновенье. — Ба… — знакомый голос оглушает меня немыслимым хлопком. — Кого я вижу?! Вот так встреча.
У меня поплыли звездочки, в голове стрельнула резкая боль, попав точно в цель.
«На помощь!!!» — проорала я панически, подавившись воздухом. Мое сердце ухнуло в груди, а потом помчалось, сломя голову, в ритме марафона на короткую дистанцию. Этот баритон я бы узнала из сотни голосов, он, несомненно, принадлежал лишь одному человеку. Я подняла глаза и встретилась лицом к лицу с Джастином. Мне сквозь землю захотелось провалиться.
— И тебе, — недовольно отвечает Майкл, Нейл молчит. Однако его замаскированный взгляд заставил меня предполагать, что у него тоже имелись какие-то претензии к нему.
Пока часы тикают, образовывается пауза, я начинаю нервничать. Для меня было слишком много напряжения. Я не могла дышать, мои мысли разбегались.
— Привет, красавица! — Он фокусирует взгляд на мне и удостаивает широкой, нахальной улыбкой.
Его слова прозвучали, как тарабарщина. Я проглотила образовавшийся ком в горле. Я словно слышала то, что он еще не озвучил. Я тяжело дышу. Ужас. Стыд. Позор. Всё это — захватило меня.
— Здравствуй! — наконец выдавила я, бледнея с каждым мгновением. Но что это? Не вглядываясь, было хорошо видно, что у Джастина — помята физиономия. Замазанный фингал под глазом, разбитая губа. — Напряжение в моих плечах ослабло. «Это я так его?» — проскочило в мыслях. Да, быть не может. Не уж-то его еще кто-то отделал? — Мои глаза оценивали его рожу, и он понял это.
Взял и направился в мою сторону, я испугалась, но не сдвинулась. Вокруг столько людей. Он не посмеет и пальцем тронуть меня. Вчерашнее не повторится больше никогда. Никогда не позволю кому-то лапать себя против воли.
— Прошлой ночью мы не закончили, так? — он сказал это намеренно тихо, что даже сестра, находившаяся ближе всех ко мне, вряд ли расслышала хоть что-то.
Его слова ранили. У меня перехватило дыхание, и я сфокусировалась на том, чтобы спокойно сделать выдох и не казаться взволнованной. — Да пошел ты, — выплюнула я. На что он кинул мне усмешку и, упершись одной рукой в спинку моего стула, а другой об край столика, наклонился еще ближе, прошептал:
— Так что, обязательно доведем это до конца, — его пальцы потянулись к моим волосам.
— Не прикасайся ко мне, — выпалила я, напрягая связки. Но заметив недоуменный взгляд со стороны, смягчила тональность и с улыбкой заявила: — Если сейчас ты не отвалишь от меня, и я услышу что-то еще в свой адрес, то я прямиком отсюда поеду в полицейский участок и накатаю на твою задницу заявление о попытке изнасилования. И это уверенно подпортит твою репутацию.