Крестная мать (Невеста насилия)

– Пригласи ее, – уступила Нэнси и, покорно вздохнув, села за стол.
На лице Конни Коралло были заметны следы побоев. Она была брюнеткой лет двадцати. Ее большие черные глаза смотрели испуганно и были похожи на глаза глупого потерявшегося щенка. Увидев Нэнси, она немного успокоилась и перестала оглядываться так, словно каждую минуту могла подвергнуться нападению. Один глаз у нее заплыл, нос распух, на левой скуле красовался кровоподтек. На ней был большой красный шерстяной берет, который в иных обстоятельствах придал бы ей вид девчонки-озорницы.
Нэнси поднялась, пошла девушке навстречу и по-матерински заботливо усадила в кресло перед окном. Сама она села напротив.
– Как его зовут? – мягко спросила она, глядя прямо в глаза посетительнице.
На таких девушек она уже насмотрелась. К ней тянутся все избитые женщины. Она знает всю историю Конни, хотя та еще и не раскрывала рта.
Конни облегченно вздохнула, словно доплыла наконец до желанного берега и спаслась от кровожадных акул.
– Артур Бим, – едва слышно проговорила она. – Артур Бим из «Бим и Купер». – Казалось, силы ее иссякли, но она все еще надеялась, что справедливость восторжествует.
– Почему ты пришла именно ко мне? – решительно спросила Нэнси. – «Бим и Купер» – известная фирма. Можно сказать, гигант в области продажи товаров по почте. Оборот на миллионы долларов. Мощь, способная сдвинуть горы.
– Мой дедушка Антонио Коралло… – пробормотала Конни, и губы ее внезапно дрогнули.
– Антонио Коралло… – как эхо повторила Нэнси, глядя в пустоту. Ей вспомнилась неуклюжая, чуть сутулая фигура пожилого человека, работавшего в спортивном зале Хосе Висенте в Бруклине во времена ее детства. Скромный, но исключительно честный и мужественный человек. Он мыл туалеты и душевые, гимнастические снаряды и полы, поддерживал порядок на ринге, присматривал на тренировках за подростками. В случае необходимости мог промассировать сведенную судорогой мышцу и подбодрить проигравшего. Нэнси помнила анисовые карамельки, которыми угощал ее Антонио Коралло, она сосала их с удовольствием. Сколько лет прошло! Антонио Коралло навсегда остался в ее памяти добрым и великодушным волшебником.
– Ну так в чем же дело, Конни? – ласково спросила она.
Девушка начала объяснять, она словно разговаривала сама с собой, не отрывая взгляда от своих напряженно скрещенных рук – видимо, так ей было легче говорить.
– Покойный дедушка всегда говорил: «Попадешь в беду, держись подальше от копов, плевали они на нас, несчастных «макаронников», они нас и в грош не ставят. Справедливость иди искать у Нэнси», – так говорил дедушка. И еще говорил: «Нэнси соблюдает закон чести». В школе учили гордиться тем, что я американка, но меня дважды смешали с грязью: мужчина жестоко изнасиловал, закон не защитил.
– Времена меняются, – заметила Нэнси, она не хотела принимать решение, пока не познакомится с фактами. – Ты – действительно американская гражданка, и закон на твоей стороне.
– Я – американская гражданка, – повторила Конни, – но в сравнении с мистером Бимом – ничто! Прав был дедушка. Мистер Бим знает, какие колеса подмазывать. Он сам делает погоду.
– Расскажи-ка поподробнее. – Нэнси вздохнула. Теперь придется забыть о горячей ванне.
– Лицо у него ангельское, а на самом деле он – извращенец, – продолжила Конни. – Выберет самую беззащитную девушку и издевается над ней. Сначала присматривается и обхаживает тех, кто ему по вкусу. Немногие соглашаются, но если уж попадешься, он тебя изобьет, чтобы потом во всем подчинялась, и изнасилует.
– Это ты про себя? Синяки на лице – его рук дело? – спросила девушку Нэнси.
Она представила себе улыбающегося Артура Бима в рекламном ролике «По почте купим у «Бим и Купер». Обаятельное лицо, внушающее доверие и симпатию. Этакий добропорядочный американец, которому смело можно доверить и деньги, и детей.
– Это еще не все, – продолжала Конни и сняла шерстяной берет – волосы на макушке были выстрижены. Это место было заклеено пластырем. – «Скорая помощь» мне наложила восемь швов, – уточнила она и надела берет. Руки она снова сложила на коленях.
– Ты заявила на него? – поинтересовалась Нэнси.
Конни удивленно посмотрела на нее.
– Чтобы подать в суд, нужны доказательства. Вы знаете это не хуже меня. Вот почему я и говорю, что меня дважды втоптали в грязь. У них сразу окаменели лица, как только я упомянула Артура Бима. Пришлось дать задний ход. И все-таки я надеялась, что кто-нибудь поможет мне восстановить справедливость, вот и подумала о вас.
– Что ты сказала врачам?
– Что упала с лестницы, – пожала плечами Конни. Нэнси не удержалась от горькой улыбки, разумеется, не по поводу того, что случилось с Конни. Какая типичная формулировка! «Упала с лестницы». В больницы Бруклина и Бронкса частенько попадают жертвы мафиозных разборок с простреленной грудью, и ссылаются они, как правило, на падение с лестницы. Ведь главный закон мафии – молчание.
– Значит, сказала, что упала с лестницы, а на самом деле тебя изнасиловали, – подытожила Нэнси.
– Мерзко и извращенно, – Конни густо покраснела, глаза ее наполнились слезами. – На следующий день мне выплатили за неделю вперед и уволили.
– И долго он тебя обхаживал?
– Месяц.
– Подобные случаи были с другими?
– Он пристает ко всем девушкам, но попадаются только самые наивные. Без доказательств жалобы выеденного яйца не стоят. Никто тебя и слушать не хочет.
Нэнси задохнулась от ненависти. Какой ужас! Какой позор! Если Конни не отомстит за надругательство, ненависть и отчаяние сломят ее, жизнь пойдет под откос. Нэнси должна вступиться за честь девушки. Это то немногое, что она может сделать в память об Антонио Коралло.
– Ты будешь работать на прежнем месте. Справедливость – не пустое слово, – твердо сказала Нэнси.
Конни знала, что Нэнси слов на ветер не бросает, об этом ей рассказывал дедушка.
– А мистер Бим? – испугалась она при одной мысли о встрече с хозяином.
– Он не будет больше приставать к тебе. – Нэнси решительно встала и на прощание крепко пожала Конни руку.
– Спасибо, я отдам вам свой голос, когда вас будут выбирать в мэры, – сказала она, не зная, как еще выразить свою признательность.
Нэнси внимательно посмотрела на девушку, удивляясь тому, как быстро распространяются слухи. Партия только собиралась выдвинуть ее кандидатуру в мэры. Сторонники хотели этого и считали такой проект вполне реальным, реальным, но не более, а между тем об этом говорили как о решенном факте.
Когда Конни ушла, Нэнси написала несколько строк на листе, сложила его и опустила в карман костюма, забрала сумку и папку с документами и вышла.
– Предупреди Гвидо, чтобы держал машину наготове, – распорядилась она на ходу и помахала Мэри рукой.
Она бесшумно прошла по коридору, где толстый шерстяной палас поглощал звук шагов, и прикрыла за собой дверь, ведущую в просторный, строго обставленный кабинет, где на стенах висели умело подсвеченные подлинники картин Пикассо, относящихся к его голубому периоду.
– Сэл, я мчусь, не проводишь ли до лифта? – обратилась она к мужчине, который сидел за широким столом, заваленным документами. Он поднял на нее большие темные глаза, улыбнулся, встал и пошел навстречу.
– Какой удачный случай! Ни за что его не упущу! – пошутил он.
Сэлу – брату Нэнси – было сорок три года. Смуглый, с густыми черными усами и копной темных, слегка поредевших на висках волос, он смотрел доброжелательно, и только резко очерченные губы и тяжеловатый нос придавали его лицу некоторую агрессивность. Непринужденный и элегантный, как положено менеджеру, он был по-провинциальному приветлив. Нэнси была чуть выше его ростом. Брат и сестра совершенно не были похожи друг на друга, разве что в улыбке проскальзывало что-то общее.
Нэнси взяла Сэла под руку. Поговорить вне кабинета – единственная возможность избавиться от чужих ушей.
У Нэнси было много врагов, готовых на все, лишь бы выведать ее тайны, вполне вероятно, что они установили в ее офисе подслушивающие устройства. Чтобы исключить такие осложнения, Нэнси регулярно проводила «дезинфекцию» на работе и дома. Может быть, это была излишняя предосторожность, но она усвоила с детства, что лучше предупредить беду, чем выпутываться из нее. Тема, которую она хотела обсудить с Сэлом, требовала особой предосторожности.